ЛУКЬЯНОВ

С. М. Лукьянов. Фотография ателье Буллы. 1910 г.

С. М. Лукьянов. Фотография ателье Буллы. 1910 г.

До нач. XX в. служение Л. было связано с преподавательской и научно-практической деятельностью в медицинских ин-тах, в т. ч. в Николаевском клиническом военном госпитале, в Военно-медицинской академии, в 44-м пехотном Камчатском полку, при Департаменте таможенных сборов, в Александро-Мариинском девичьем ин-те, в клиниках и ун-тах Варшавы, Берлина, Лейпцига, Гёттингена и др. С 1886 г. Л. являлся экстраординарным, с 1889 г.- ординарным профессором кафедры общей патологии Имп. Варшавского ун-та. В 1894 г. Л. был избран директором с.-петербургского Ин-та экспериментальной медицины Э. Ф. Шперка (ИЭМ). С 1 февр. 1897 г. Л.- член совещания при председателе «Комитета о предупреждении занесения в империю чумной заразы и мерах борьбы с нею» принце Александре Петровиче Ольденбургском. За работу в комиссии награжден орденом св. Владимира 4-й степени (1898). При Л. ИЭМ стал центром по разработке препаратов для лечения и профилактики особо опасных инфекций. Ученый принял активное участие в организации экспедиций по исследованию очагов чумы и холеры и в создании особой лаборатории в Кронштадте - «Чумного форта». Одновременно Л. являлся совещательным членом Медицинского совета МВД (с 4 апр. 1897), профессором (с 18 дек. 1898; с 3 мая 1917 заслуженный профессор) судебной медицины Училища правоведения. Являлся членом-корреспондентом Флорентийской медико-физической академии (1893), действительным членом С.-Петербургского об-ва естествоиспытателей (1894), Общества русских врачей в С.-Петербурге (1895); почетным членом Екатеринославского (1897), Кавказского (1900), Гентского (1900), Омского (1902) и Вологодского (1904) медицинских об-в, Николаевского отдела Русского общества охраны народного здравия (1900). С 7 окт. 1899 г. утвержден с женой и детьми в потомственном дворянстве.

С янв. 1900 г. Л. участвовал в Комиссии по вопросу о реформе средней школы. С 27 апр. 1902 г. товарищ министра народного просвещения, профессора филологии Г. Э. Зенгера, к-рый знал Л. по Варшаве и ценил его эрудицию и организаторские способности. 3 окт.- 14 нояб. 1904 г. и 19-31 окт. 1905 г. управляющий Мин-вом народного просвещения, председательствовал в различных комиссиях по вопросам образования. По словам С. Ю. Витте, Л., «человек неглупый, образованный, талантливый», в кабинете министров высказывал то «самые ретроградные взгляды», то «несколько противоположные» (Витте С. Ю. Воспоминания: Царствование Николая Второго. М., 1922. Т. 2. С. 99-101). С 1 янв. 1905 г. тайный советник. 16 нояб. 1905 г. Л. был назначен присутствовать в Гос. совете, 30 нояб.- в 1-м департаменте Правительствующего Сената. С 23 апр. 1906 до 1917 г. был членом Гос. совета и сенатором. В Гос. совете состоял членом мн. комиссий, в частности законодательных предположений, входил в кружок внепартийного объединения. С 27 сент. 1906 г. член Совета имп. уч-ща правоведения; со 2 апр. 1907 до 22 апр. 1917 г. председатель Попечительского комитета Клинического ин-та вел. кнг. Елены Павловны.

5 февр. 1909 г. Л. был назначен обер-прокурором Синода. Считается, что на этот пост его рекомендовали и лейб-медик Е. С. Боткин, стремившийся остановить влияние Г. Е. Распутина через назначение в Синод «сильного, интеллигентного и неподкупного человека», и министр народного просвещения А. Н. Шварц, знавший Л. как «человека твердого» (Там же. С. 463). Митр. Евлогий (Георгиевский), напротив, считал Л. «податливым», А. В. Богданович - представителем либерального направления. По словам митр. Евлогия, Л. «во всех отношениях порядочный человек, кристально чистой души... отличался педантизмом, и секретари его недолюбливали. Иногда он будил их в 3-4 часа утра и посылал в Синод за какими-нибудь понадобившимися ему из архива бумагами. К должности обер-прокурора был совершенно не подготовлен, ибо не знал ни Церкви, ни народа». Однако в целом Синод был доволен сотрудничеством с Л. По мнению митр. Арсения (Стадницкого), он был одним из лучших обер-прокуроров предреволюционного времени, старался предоставить Церкви наибольшую свободу деятельности, предлагал разрешить первенствующему члену Синода, как и обер-прокурору, докладывать о делах Синода императору. Кн. Н. Д. Жевахов называл Л. «неутомимым тружеником» и отмечал, что тот «находился в теснейшем единении с иерархами, и его деятельность в качестве обер-прокурора Св. Синода приветствовалась даже ярыми противниками синодальной системы». Но есть сведения о непопулярности Л. в среде московского духовенства, особенно монашествующих.

На посту обер-прокурора Л. пробыл относительно короткий срок, осуществив ряд преобразований. Изданный еще в 1905 г. Указ Сенату об укреплении начал веротерпимости требовал определенных изменений в жизни РПЦ, в частности введения нового положения о правосл. приходе. Проект такого положения, выработанный Особым совещанием при Синоде, был представлен на рассмотрение Совета министров в 1908 г., но министры народного просвещения и юстиции подвергли его резкой критике. Л. доработал проект и вновь представил его. По предложению Л. приход под руководством священника, находясь в канонической зависимости от местного епископа, должен был получить статус юридического лица, в т. ч. и право распоряжаться через выборных лиц церковноприходским имуществом.

Особенно активно Л. занимался улучшением работы Учебного комитета при Синоде, поддерживая идею о том, что комитетом должен руководить архиерей - член Синода. Он придавал большое значение постановке учебного и воспитательного процесса в семинариях и уч-щах, т. к. считал, что «отечество наше нуждается... в пастырях... сильных не одним благочестием, но и знанием, умеющих сочетать веру и науку». Высоко оценивая роль Церкви в преодолении недоверия крестьян к школьному обучению, Л. неуклонно отстаивал в Думе право Церкви на учительство: церковноприходским школам необходимо предоставить независимость от Мин-ва народного просвещения, т. е. ввести демократический по сути принцип многообразия форм образования. В 1909 г., выступая в Гос. думе, Л. отмечал, что богослужение само по себе недостаточно для осуществления этой цели учительства, т. к. церковная проповедь обращена к взрослым, а не к детям, и ограничение роли священника только богослужением развивает в народе отношение к нему как к требоисполнителю, а не как к пастырю и наставнику. Церковные школы нужны не только населению, т. к. наилучшим образом подготавливают подрастающее поколение в духе «православной церковности», но и гос-ву, т. к. воспитывают достойных граждан, поскольку «этическая сущность христианства» состоит в «самоотверженном исполнении долга».

Л. волновали проблемы распада церковно-гос. союза. По его мнению, на Западе происходит «порабощение церковного начала, поглощение Церкви государством», низведение Церкви до значения «какого-то религиозного кружка… призванного служить на потребу отдельных человеческих душ». Л. считал, что рус. народ стремится к единству идеалов государственности и церковности на основе не только юридических норм, но и уважения, «нравственного взаимного долга». Церковь, говорил Л., «вынянчила Русское государство… блюдет… русскую народную душу» и в «будущем под Ее спасительный кров будут собираться православные русские люди, вдохновляющиеся религиозной верой, без к-рой нет жизни ни для отдельных лиц, ни для народов, ни для государства» (см.: Гос. Дума. 3-й созыв: Стенографические отчеты. СПб., 1910. Сессия 4. Ч. 1. Стб. 164-182, 194-200). Л. вспоминал, что на предсоборном присутствии государь упоминал о своей готовности стать кандидатом на Патриарший престол.

Л. принимал участие в восстановлении почитания св. блгв. кнг. Анны Кашинской (1909), в перенесении мощей прп. Евфросинии в Полоцк (1910), в подготовке прославления свт. Иоасафа (Горленко), еп. Белгородского (1911). В 1910 г. Л. поддержал начальника Русской духовной миссии в Иерусалиме архим. Леонида (Сенцова), инициировавшего сооружение православного храма близ дуба Мамврийского в ознаменование рождения наследника цесаревича (начато еще в 1904 г.).

Определенная противоречивость позиции Л. проявилась, в частности, в его действиях по вопросу церковной миссии на Дальн. Востоке. С одной стороны, в письме П. А. Столыпину от 16 янв. 1910 г. Л. призывал создать там внутренний уклад жизни, «который действительно придает переселенцу облик русского человека». Роль Церкви будет особенно велика в непривычных «условиях жизни», когда человек тоскует по родине и может попасть под влияние разного рода сектантов (Ремнёв А. Н. Вдвинуть Россию в Сибирь // Новая имперская история постсоветского пространства. Каз., 2004. С. 240). С др. стороны, в 1910 г. Л., по свидетельству еп. Нестора (Анисимова), несмотря на поддержку митр. Антония (Вадковского), директора Департамента духовных дел инославных исповеданий А. Н. Харузина и ряда членов Гос. думы, в наибольшей степени препятствовал регистрации устава Камчатского православного братства, с отд-ниями в крупных городах Российской империи, имевшего миссионерские, церковно-просветительские и благотворительные цели. Братство удалось открыть лишь при личном вмешательстве имп. Николая II Александровича и имп. Марии Феодоровны. Еп. Нестору Л. показался равнодушным «ограниченным бюрократом, не живущим интересами России».

2 мая 1911 г. Л. был уволен с поста обер-прокурора согласно прошению, но без обычной в таких случаях Высочайшей благодарности, несмотря на ходатайство Столыпина. Причинами его ухода считались дело иером. Илиодора (С. М. Труфанова) и отрицательное отношение Л. к Распутину. По инициативе Л., поддержанной Столыпиным, Синод постановил удалить иером. Илиодора из Царицынского мон-ря (см. ст. Волгоградский в честь Сошествия Святого Духа на апостолов мужской монастырь). Но вскоре это распоряжение в результате заступничества Распутина было отменено государем. Своему преемнику В. К. Саблеру Л. оставил ок. 15 разработанных законопроектов.

В 1900-х гг. особенно проявилась широта творческого кругозора Л. Необходимость теоретического осмысления достижений медицинской науки определила его интерес к философии и трудам Л. М. Лопатина, Вл. С. Соловьёва, С. Н. Трубецкого. Еще с 80-х гг. XIX в. Л. начал выступать с позиций позитивизма по вопросам философии науки в отечественных и зарубежных научных изданиях. Не позднее 1896 г. Л. подружился с Соловьёвым, который в 1899-1900 гг. часто бывал в гостях у Лукьяновых; с кон. 90-х гг. принимал участие в деятельности Философского об-ва при С.-Петербургском ун-те (с 1901 был членом совета об-ва). В марте 1897 г. Л. и Соловьёв выступили с докладами на заседаниях об-ва в память О. Конта (доклад Л. «О позитивной биологии О. Конта» опубл.: Лукьянов С. М. Позитивная биология О. Конта и философия // ВФиП. 1898. Кн. 42. С. 216-253). В работе «Функциональная норма и патологические уклонения от нее» (СПб., 1889) Л. указал на возможное сближение виталистического и механистического воззрений на науку о живом. Наука «с ее объективным анализом вещества и движения», по Л., руководствуется преимущественно механистическими воззрениями, но «не упраздняет ни философского, ни религиозного, ни художественного созерцания», к-рые всегда будут сохранять свое «миродержавное положение наряду с наукой». В одной из вступительных лекций к курсам общей патологии Л. утверждал, что все виды познания объединяет философия, к-рая сама по себе не является наукой, но служит «проводником мысли» между наукой и верой.

При посредничестве Соловьёва Л., пробовавший себя в поэзии начиная с последних классов гимназии и даже издававший домашний журнал, сблизился с кругом авторов и издателей ж. «Вестник Европы» (М. М. Стасюлевич, А. Н. Пыпин, А. Ф. Кони, И. А. Гриневская и др.) и напечатал там 14 своих произведений, преимущественно в жанре пейзажной лирики («чистой» поэзии). Он посвятил умершему философу стихотворение «Памяти Вл. С. Соловьева» (1901. № 8. С. 513-514). Он читал свои стихи в светских салонах, в частности графини М. А. Сельской. Литературно-критические статьи Л. о творчестве Соловьёва и гр. А. А. Голенищева-Кутузова несут следы влияния манеры самого Соловьёва и А. Белого. В 1908 г. Л. помогал Э. Л. Радлову в подготовке к печати писем Соловьёва. В 10-х гг. XX в. Л. приступил к работе над биографией философа «О Вл. С. Соловьёве в его молодые годы: Материалы к биографии», ставшей наиболее известным его произведением. С 1914 г. он регулярно занимался при помощи В. И. Саитова в Имп. публичной б-ке. В 1914 г. в ЖМНП был опубликован биографический этюд Л. «Юношеский роман Вл. Соловьёва в двойном освещении» (отд. отт.: Пг., 1914), созданный на основе писем молодого философа своей кузине Е. В. Романовой. Там же вышли в свет и первые части большого исследования. Л. продолжал сбор материалов и подготовку отдельных глав и после 1917 г. По словам Кони, это «исчерпывающая биография», соединившая «объективность историка, вдумчивость психолога и скальпель анатома». Биограф Вл. Соловьёва С. М. Соловьёв в 1923 г. отмечал «строго научный метод» Л., «его объективность, восполняемую чувством сердечной любви к изображаемому герою» (Жизнь и творческая эволюция В. С. Соловьёва. Брюссель, 1977). Фундаментальный труд (1916-1921) Л. остался незавершенным (он планировал охватить период до 1881 г., тогда как хроника доведена до 1878 г.), но благодаря уникальному фактическому материалу сохраняет свое научное значение. Труд Л. является ценнейшим источником сведений по истории культуры 2-й пол. XIX в., включая подробные биографические справки о родственниках, друзьях, преподавателях, сослуживцах Соловьёва, сведения об учебных заведениях и о состоянии научной и философской мысли эпохи. Помимо печатных и архивных материалов (напр., документов, относящихся к службе Соловьёва в Ученом комитете Мин-ва народного просвещения в 1877-1882) Л. использовал сведения, полученные от знакомых философа (В. И. Герье, В. Е. Гиацинтов, Кони, кн. А. Д. Оболенский, Радлов, кн. Э. Э. Ухтомский, Е. Н. Шуцкая и др.) в ходе бесед и переписки с ними в 1914-1922 гг.

Л. был награжден орденами св. Станислава 2-й степени (1889), св. Анны 2-й степени (1894), св. Владимира 3-й степени (1902), св. Станислава 1-й степени (1904), св. Анны 1-й степени (1909), св. Владимира 2-й степени (1911), Белого Орла (1915), а также сиамским орденом Белого Слона 3-й степени (1896) и черногорским орденом кн. Даниила I 1-й степени (1911). 20 янв. 1911 г. Л. избрали почетным членом СПбДА, 30 сент. 1914 г.- КДА. С 27 марта 1913 г. он почетный член Об-ва вспомоществования недостаточным студентам СПбДА, с 9 марта 1916 г.- Московского об-ва по исследованию памятников древности им. А. И. Успенского.

В крупнейшей теоретической работе «К учению о государственности и церковности» (1913) Л. предложил свое осмысление связи государственности и церковности. По Л., отношения гос-ва и Церкви рассматриваются обычно поверхностно, причем искусственно разделяются гражданская и церковная истории, к-рые являются различными аспектами единого исторического процесса. Истоки норм человеческого общежития находятся в античном Риме и Византии. Но христианство внесло «новые начала» в развитие как государственности, так и форм политической жизни, утвердив «любовь как истинную природу Божества» (Там же. С. 4-6). Этим гос-во христианское отличается от языческого, основой к-рого было обожествление «человеческих стихий» и права, «тщета человекобожия». Государственность Византии испытала влияние рим. наследия и даже азиат. Востока, но главное, в ее основе впервые оказались и «божественные стихии». Визант. император уже не Бог, как у язычников, но богоподобный владыка, «государство оцерковлялось, а Церковь огосударствлялась». В визант. государственности проявились, однако, 2 «неправды» - нравственный разлад, лицемерие и коварство, оттого что «человеческие стихии» не были в полной мере освящены и богоподобие не достигнуто; смешение государственного и церковного начал породило цезарепапизм. Л. рассматривает идею «Божиего царства» блж. Августина и действие христ. начал в западноевропейской истории вплоть до Священного Союза. Европ. Запад сформировался под преобладающим влиянием Рима - сначала языческого, императорского, как носителя абсолютной государственности и правовых норм, приведших к строгой юридической норме гос. жизни, а потом христианского, как воплощения начала абсолютной церковности в лице обладающего неограниченным авторитетом Римского первосвященника. Преобладание то государственных, то церковных начал «с выделением из недр католичества такого разлагающего фактора, как протестантство» приводит Л. к мысли о том, что на Западе не было их примирения и «в свете христианского церковного идеала» (Там же. С. 42-43).

К нач. ХХ в. государственность стала доминировать, вырабатывать поддерживающие ее юридические механизмы и приобретать социалистический характер. Л. характеризует социализм как «новую религию». Указывая, «подобно самой Церкви, на идеал сверхгосударственный и сверхнародный», «социализм старается усвоить себе государственный характер и нисколько не сторонится от собственно политических задач». Социалистические утопии насильно «выливаются… в формы государственные», охватывающие «все человечество, все его функции» (Там же. С. 47). Л. показывает тоталитарный характер социалистической государственности, к-рая освобождается от церковной опеки и «дистанцируется от Церкви, оказывающейся в подчиненном положении» в различных формах, напр. «тяготения к безбожию», как во Франции, или автономии Церкви при условии, чтобы она не утверждала себя как абсолютную норму человеческого общежития, занимаясь только делами личной нравственности и общественного благочиния, как в Германии, или объединения управления мирскими и церковными делами в лице монарха-мирянина, как в Англии. Римско-католическая Церковь, по Л., сама обмирщилась и «усвоила себе все приемы мирской политики». Тем не менее в западноевроп. государственности формально присутствует высший идеал, открытый христианством, хотя и оспариваемый в своей к нему принадлежности.

Византия, считает Л., в противоположность Риму действовала на вовлеченные в сферу ее влияния страны и народы только христ. «стихиями» и в более мягкой форме. В истории рус. государственности Л. выделяет период от Крещения Руси до правления царя Иоанна IV Васильевича, для к-рого характерно стремление объединить полноту мирской власти в лице вел. князя, «являющегося носителем идеи освящаемого церковью государственного патроната» (Там же. С. 61). По мере надобности он пользуется советом «земли», без ограничения единодержавия и юридической нормированности. Церковь была близка народу и не обособляла себя от гос-ва, не сливалась с ним, что отличало Русь от Византии. В 3-м периоде самодержавие превращается в абсолютизм, в рус. жизнь вторгаются начала западноевроп. государственности - юридическое регулирование и бюрократизм. Л. отмечал, что конституционализм появился в России «в опасном соседстве» с социализмом: «В народ проникали не столько буржуазно-либеральные начала... сколько революционно-социалистические привески к ним». «Во всей этой далеко еще не завершившейся эволюции общественно-политических идей чувствуется какой-то религиозный голод, тяготение в сторону религиозно-нравственного освящения политических идеалов… странный и пестрый идеал» (Там же. С. 97). Л. отмечал обособление Церкви от общества. «Протестантский дух, взывающий по преимуществу к индивидуальной нравственности, а не к коллективной церковности, распространяется все больше… В народных массах преданность церковным началам подвергается тяжелым испытаниям, отчасти вследствие общего усложнения жизни, сопровождающимся усилением борьбы за существование, отчасти вследствие полуобразования с его всегдашним спутником - самомнением», церковность испытывает «утеснение от чрезмерной близости к государству» (Там же. С. 111) и склонна скорее уступать. В духе философии Соловьёва Л. чаял нового периода - духовного и материального объединения европ. человечества, возрождения христ. государственности на основе «русского слова». «Тайна богочеловечества есть вместе с тем тайна человеческой истории вообще, тайна государственности и церковности, а также и их взаимных отношений, которые в пределе мыслятся нами как своего рода ипостасное соединение» (Там же. С. 147). Л., однако, не видел принципиальных отличий между патриаршим и синодальным периодами и ратовал за сохранение «наличных средств церковного управления»: «В церковной жизни новое тем лучше, чем оно старее» (Там же. С. 112-113).

Во время первой мировой войны, с 8 марта 1915 г., по Высочайшему указу Л. состоял при Верховном начальнике санитарной и эвакуационной части принце Александре Петровиче Ольденбургском «с возложением заведования делами по улучшению отечественных лечебных местностей». 6 авг. 1916 г. Л. был избран почетным членом Российского об-ва Зеленого Креста. 21 марта 1917 г. он подал прошение об отставке с должности попечителя «ввиду изменившегося политического строя России». В связи с упразднением с 1 мая 1917 г. должностей членов Гос. совета по назначению 14 дек. Л. оставлен за штатом; он один из немногих, кто отказался ходатайствовать о пенсии перед советской властью. После окт. 1917 г. и отставки со всех постов Л. вернулся к научно-педагогической деятельности. С 22 марта 1919 г. научный сотрудник Публичной б-ки в Петрограде, с 1 июля младший помощник библиотекаря. С 27 июля заведовал Отд-нием естественных наук б-ки (вероятно, до кон. 1921). Занимался, в частности, составлением каталога по анатомии, физиологии и патологии для читального зала. Л. готовил курсы лекций «Физиология и патология познания» и «О животной теплоте при нормальных и патологических условиях» для бывш. Клинического ин-та.

В ночь на 5 нояб. 1919 г. Л. был арестован ВЧК, помещен в тюрьму в Петрограде, 27 нояб. переведен в Москву. 6 нояб. 1919 г. Совет Клинического ин-та обратился в правление Об-ва советских предприятий с просьбой сделать все возможное для освобождения Л. Ученые Ин-та экспериментальной медицины отправили в Наркомат Минздрава коллективное письмо в защиту Л.: в частности, за него поручился акад. Павлов. Сотрудники Публичной б-ки также ручались за лояльность Л., «служившего при царском и буржуйском режиме». Ходатайства об освобождении оказались успешными. Л. поселился в Детском Селе, преподавал физиологию в Петроградском медицинском ин-те, физиологию и анатомию - в Педагогическом ин-те дошкольного образования, общую патологию - в Советском ин-те для усовершенствования врачей (бывш. Клинический ин-т вел. кнг. Елены Павловны). 22 нояб. 1920 г. на заседании Совета ин-та он был избран профессором кафедры общей патологии, был единственным сотрудником сверхштатной кафедры, учрежденной специально для него. Кроме того, он читал лекции по патологической анатомии и судебной медицине, выступил 15 апр. 1923 г. с актовой речью, посвященной вопросу влияния голодания на организм человека. В 1930 г., отметив 50-летие научной деятельности, вышел на академическую пенсию. Место захоронения утрачено.

Л. был женат на Л. П. Рубец (ок. 1866 - ок. 1931/32), дочери офицера. Дети: Наталья (1884, в замужестве Попова), Георгий (1887) и Сергей (1889). Сын С. С. Лукьянов - филолог-классик, историк искусства, журналист, с 1920 г. в эмиграции, с февр. 1921 г. активный участник парижской группы «Смена вех», с 1922 г. член правления берлинского Дома искусств, соредактор газ. «Накануне» (1922-1924). Летом 1924 г. вернулся в Париж, редактировал ж. «Наш Союз» (1926-1927). В 1927 г. выслан из Франции, вернулся в СССР, работал главным редактором московского ж. «Journal de Moscou», летом 1935 г. арестован, расстрелян, возможно в 1936-1938 гг. на территории совр. Республики Коми.