Энциклопедия издается по благословению Патриарха Московского и всея Руси Алексия II
и по благословению Патриарха Московского и всея Руси Кирилла
Как приобрести тома "Православной энциклопедии"
опубликовано: 24 августа 2020г.ЛУКА
Святители Константин, митр. Киевский, и Лука, еп. Новгородский. Клеймо иконы «Собор Русских святителей». Кон. XIX — нач. ХХ в. Фотография. 2008 г. (С.-Петербургский Князь-Владимирский собор)
Кн. Ярослав Владимирович предпочел видеть на Новгородской кафедре не преемника Иоакима, а своего кандидата. В 1035/36 г., прибыв на север Руси, он «посади сына своего Володимера Новегороде, епископа постави Жидяту» (ПВЛ. С. 66; ПСРЛ. Т. 1. Стб. 150; ср.: Там же. Т. 42. С. 63 («Жиряту»); в Ипатьевской летописи поставление Л. ошибочно отнесено к 1034 г.: Там же. Т. 2. Стб. 138). Как «Лука Жидята» Л. фигурирует в пространном списке Новгородских владык, где отмечается, что он «бысть епископом лет 23» (НПЛ. С. 473). Хиротонию Л. в Киеве возглавил наиболее вероятно митр. Феопемпт, упоминаемый в раннем летописании под 1039 г., но прибывший на Русь, возможно, неск. годами ранее (по мнению А. С. Хорошева, «Лука был поставлен собором русских епископов по предложению Ярослава»,- видимо, имеется в виду, что без участия митрополита-грека - Хорошев. 1980. С. 18).
Настолование Л. в Новгороде совпало по времени с вокняжением там же св. блгв. кн. Владимира Ярославича - старшего сына Ярослава Мудрого (род. в 1020/21). По-видимому, Новгородский епископ должен был стать помощником молодого князя. Хиротония Л. связана, т. о., как с появлением на Руси митрополита из К-поля, к-рый мог, наконец, поставить епископа в Новгород, так и с объединением Ярославом всего наследия своего отца после смерти в том же году его брата кн. Мстислава (Константина) Владимировича, что позволило Ярославу поставить под контроль почти всю территорию Русской митрополии (за исключением Полоцка) и начать проведение собственной церковной политики.
Хорошев полагал, что Л. был киевлянином, пострижеником Киево-Печерского мон-ря, но это предположение хронологически несостоятельно (Там же. С. 17; Он же. Политическая история русской канонизации, XI-XVI вв. М., 1986. С. 45). А. Поппе, предполагающий значительное влияние на церковную жизнь Руси XI в. иноческой традиции Студийского монастыря (Иоанна Предтечи) в Константинополе, склонен считать, что Л., «согласно косвенным показаниям» летописцев, «был русином, новгородцем и к тому же монахом-студитом», к-рый «годами приобретал свои иноческий опыт и необходимое в священстве образование в одном из студийских монастырей в годы патриаршества Алексея Студита, т. е. после 1025 и до 1036 г.» (Поппе. Новгородский епископ. 2011. С. 357; см. также: Он же. Студиты. 2011). Источниковая база утверждений Поппе неясна; при этом и сама концепция о сильном студийском влиянии достаточно уязвима для критики (см.: Артамонов Ю. А. «Гипотеза, выстроенная на гипотезах»: По поводу нового исслед. А. Поппэ // ВЦИ. 2013. № 1/2(29/30). С. 361-387). Тем не менее представляется вполне вероятным если не новгородское происхождение Л., то его долговременное пребывание в этом городе вместе с Ярославом в период княжеских междоусобиц сер. 10-х - сер. 20-х гг. XI в., когда Новгород был опорным пунктом этого князя в борьбе за единовластие на Руси. В любом случае Л.- 1-й известный по имени восточнославянский по происхождению архиерей Киевской митрополии.
«Мирское» некрестильное имя Л. говорит о возможном происхождении святителя не из среды черного духовенства, а из княжеского окружения (придворного священства), в к-ром эти имена были еще широко распространены. В ранней летописной традиции это имя имеет 2 формы - Жидята (ПВЛ и др.) и Жирята (летописи Новгородско-Софийской группы), но в историографии закрепилось лишь первое. Высказывавшееся в XIX в. мнение о евр. происхождении Л. (Малышевский И. И. Рус. известия о евреях в Киеве и южной Руси в X-XII в. // ЧИОНЛ. 1888. Кн. 2. Отд. 1. С. 49-52) в наст. время признаётся лингвистически несостоятельным. По распространенному в лит-ре мнению, Жидята является уменьшительной формой от имени Жидослав/Жидислав или от имени Георгий (Гюрги - Гюрята - Жирята - Жидята) (А. И. Соболевский, И. Е. Евсеев, Поппе и др.). Между тем Новгородская Карамзинская летопись (1-й подборки; далее: НК 1) и др. своды Новгородско-Софийской группы XV в. в статьях за 20-50-е гг. XI в., по обоснованной гипотезе А. А. Гиппиуса, отразили свод Киевского кн. Изяслава (Димитрия) Ярославича нач. 60-х гг. XI в. (см.: Гиппиус А. А. До и после Начального свода: ранняя летописная история Руси как объект текстологической реконструкции // Русь в IX-X вв.: Археол. панорама. М.; Вологда, 2012. С. 60-62; Он же. «Нѣсть се Олегъ, но святыи Димитрии…»: К атрибуции летописного свода 1060-х гг. // Вост. Европа в древности и средневековье: Экон. основы формирования гос-ва в древности и средневековье: XXV Чт. пам. В. Т. Пашуто и пам. А. П. Новосельцева. М., 2013. С. 62-67). Это заставляет предполагать по крайней мере не меньшую вероятность того, что настоящим мирским именем Л. было Жирята. Следует учитывать и распространенность в Новгороде XII-XIII вв. имени Жирослав и производных от него форм (Жирята, Жирочка и проч.) в отличие от малопопулярных на севере Руси имен Жидислав и Жидослав, которые отсутствуют в новгородских летописях, актах и известных к настоящему времени берестяных грамотах (см.: Зализняк А. А. Древненовгородский диалект. М., 20042. С. 333, 368, 397, 454, 456, 500, 619; Зализняк А. А., Янин В. Л. Берестяные грамоты из раскопок 2005 г. // ВЯ. 2006. № 3. С. 3; НПЛ. С. 222-224; ГВНиП. С. 43, 45, 56, 86, 87-88, 237, 239, 316, 317, 318 и др.).
Возможно, по благословению Л. кн. Владимир Ярославич вместе с новгородцами совершил поход на фин. племя емь в 1042 г., а в 1043 г. во главе общерус. войска - поход на К-поль (митрополит, к-рый мог бы воспрепятствовать последнему мероприятию, на Руси скорее всего отсутствовал до 2-й пол. 40-х гг. и прибыл в Киев только по заключении рус.-визант. мира 1045/46 г.- см. ст. Иоанн I, митр. Киевский).
В 1045 г. в новгородском Детинце (строительство крепости началось годом ранее) кн. Владимир Ярославич заложил каменный Софии Св. собор в Новгороде Великом. Он возводился вместо сгоревшей (в 1045, по НПЛ старшего извода, или, согласно НПЛ младшего извода, в 1049) деревянной церкви с тем же посвящением, существовавшей, вероятно, с кон. X в., хотя нельзя исключать и того, что он был выстроен при Л. одновременно с возведением в Киеве каменного митрополичьего храма Св. Софии, с к-рым новгородский собор имел, по одному из летописных сообщений, одинаковое количество глав - 13. Освящение новгородского Софийского собора, несомненно с участием Л., состоялось в 1050 г. Рядом с кафедральным храмом при Л. должен был в том или ином виде существовать владычный двор (возможно даже считать его территорией в то время, до расширения Детинца в нач. XII в., всю площадь крепостных стен вне собора).
В 1051/52 г. (не позднее 1 марта 1052) Л. должен был присутствовать в Киеве на Соборе, избравшем на митрополию кандидата кн. Ярослава свт. Илариона, бывш. иеромонаха, священника ц. св. Апостолов в княжеском с. Берестове, ставшего 1-м Киевским первосвятителем восточнослав. происхождения («постави Ярослав Лариона митрополитом Русина в святеи Софеи, събравши епископы» - НПЛ. С. 181; ПВЛ. С. 68; по автобиографической записи Илариона, он «от благочестивых епископов священ бых и настолован в велицем и богохранимом граде Кыеве, яко быти в немь митрополиту, пастуху же и учителю» - БЛДР. Т. 1. С. 60). Нет оснований полагать, что Л., будучи русином и «ставленником» Ярослава, возражал против этого акта.
Л., наиболее вероятно, отпевал в Софийском соборе скончавшегося 4 окт. 1052 г. кн. Владимира Ярославича, погребенного в кафедральном храме.
Согласно гипотезе А. Е. Мусина, при Л. возникает урочище Десятина к югу от Детинца, где существовала городская таможня, на к-рой каждую 10-ю неделю собирали подати в пользу епископа согласно принятому при кн. Ярославе Владимировиче и митр. Иларионе церковному уставу; не позднее 1327 г. (НПЛ. С. 98) на этом месте возник Десятинный в честь Рождества Пресв. Богородицы монастырь (Мусин. 2013. С. 25; ср.: Секретарь Л. А. Монастыри Великого Новгорода и окрестностей. М., 2011. С. 284-285).
В 1055/56 г. Л. был вызван в Киев на церковный суд во главе с митр. Ефремом, поставленным в 1054/55 г. на Киевскую митрополию в К-поле патриархом Михаилом I Кируларием. Новому митрополиту поступил донос на Новгородского епископа от холопа последнего Дудики («клевета бысть на епископа Луку от своего холопа Дудикы, и изиде из Новагорода, и иде Кыеву, и осуди митрополит Ефрим, и пребысть тамо 3 лета…» - НПЛ. С. 182-183). Сущность обвинения неясна, летописец называет его клеветническим. Тем не менее Л. был признан виновным и помещен в заключение (вероятно, в Киеве). Возможно, суд имел политическую подоплеку, заключающуюся в несомненной близости Л. к кн. Ярославу Владимировичу, и жалоба Дудики была использована противниками Новгородского епископа из среды высшего духовенства. Есть основания считать Ефрема противником церковной политики кн. Ярослава Мудрого и прежнего митр. свт. Илариона, которая не имела антилат. направленности, что не могло устраивать К-польский Патриархат после схизмы 1054 г. (см. Разделение Церквей 1054 г.), и ставила Киевскую митрополию в прямую зависимость от княжеской власти. Сохр. антилат. трактат («Написание») Ефрема, представлявший собой, по гипотезе И. С. Чичурова, речь нового митрополита, произнесенную по прибытии в Киев в Софийском соборе перед князьями и духовенством (см.: Чучуров И. С. Схизма 1054 г. и антилатинская полемика в Киеве (сер. XI - нач. XII в.) // Russia Mediaevalis. Münch., 1997. T. 9. N 1. P. 43-53; Он же. Антилатинский трактат Киевского митр. Ефрема (ок. 1054/55-1061/62) в составе греч. канонического сборника Vatic. Gr. 828 // Чичуров И. С. Избр. тр. М., 2007. С. 241-264). Не исключено, что Дудика во время пребывания Л. в Киеве, куда он должен был отправиться на встречу с новым митрополитом, был вынужден дать некие «компрометирующие» показания на своего господина. Впрочем, это всего лишь предположения, которые трудно подтвердить за недостатком сведений.
В 1058/59 г., после 3-летнего задержания в Киеве, Л. был оправдан в Киеве митрополитом и «прия свои стол (кафедру.- М. П.) в Новегороде и свою область (т. е. свои властные полномочия.- М. П.)». К Дудике по приговору митрополичьего суда как к клеветнику были применены нормы визант. права: «...урезаша ему носа и обе руце», после чего он «бежа в Немци» (НПЛ. С. 183). По убедительному предположению А. В. Назаренко, холоп Дудика по происхождению был немцем, на что указывают направление его бегства и его древнесаксон. имя, распространенное в средневек. Германии (Dodo/Dudo, имевшее различные уменьшительные формы, в т. ч. Dudiko),- вероятно, он занимал видную должность во владычной администрации (Назаренко А. В. Др. Русь и славяне: Ист.-филолог. исслед. М., 2009. С. 337; Он же. Дудика, Негваръ: Два германских антропонима в новгородских памятниках // Slovĕne=Словѣне. М., 2015. Т. 4. № 1. С. 324-327). То, что по крайней мере один выходец из лат. Европы был в близком окружении Новгородского епископа, косвенно подтверждает, что Л., подобно рус. князьям, относился более толерантно к зап. христианству, чем греческое духовенство после сер. XI в. Так, по мнению Е. А. Мельниковой, построенная скандинавами в Новгороде на месте буд. Готского двора церковь во имя канонизированного в 1031 г. норвеж. кор. Олава II Святого («варяжская божница») появилась скорее всего уже в 30-х - 1-й пол. 40-х гг. XI в., в период пребывания на Руси буд. норвеж. конунга Харальда Сигурдарсона (Мельникова Е. А. Балтийская политика Ярослава Мудрого // Ярослав Мудрый и его эпоха. М., 2008. С. 125-132; Она же. К предыстории Готского двора в Новгороде // История: Дар и долг: Юб. сб. в честь А. В. Назаренко. М.; СПб., 2010. С. 186-188), т. е., вполне возможно, в период святительства Л.; для времени до Великой Схизмы допустимо, что эта церковь была освящена Новгородским епископом.
Вероятно, изменить решение по делу Л. митрополита заставила позиция Киевского кн. Изяслава Ярославича, не разделявшего резкого неприятия «латинства» и стремившегося к восстановлению полноценного епископства в Новгороде наряду с княжением там своего старшего сына (юный Мстислав Изяславич был посажен отцом на новгородский стол примерно в одно время с освобождением Л., в кон. 50-х гг. XI в.).
Л. скончался 15 окт. «на Копысе» (переправа через Днепр на расстоянии ок. 700 км от Новгорода) по пути из Киева и «положен за Святою Софьею в Новегороде», т. е., видимо, за алтарной частью (НПЛ. С. 473; ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. С. 120; в НК1 имеется добавление: «...того же месяца и гробу предан бысть своим клиросом» - ПСРЛ. Т. 42. С. 66). О кончине некоего Луки сообщало ныне утраченное граффито на стене Софийского собора, датируемое 2-й пол. XI или нач. XII в.: «...месяца октября 25 переставися Лука» (Медынцева А. А. Древнерус. надписи Новгородского Софийского собора, XI-XIV вв. М., 1978. С. 126; Зализняк А. А. К изучению древнерус. надписей // Янин В. Л., Зализняк А. А., Гиппиус А. А. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1997-2000 гг.). М., 2004. Т. 11. С. 285), однако, учитывая несовпадение летописной и эпиграфической дат, относится ли граффито к кончине Л., остается неясным.
В период святительства Л. в Новгороде, возможно, началось местное книгописание и сложение новгородских рукописных собраний. В 1047 г. священник, подписавшийся некрестильным именем «поп Упирь Лихыи», переписал в Новгороде Книгу толковых пророчеств по заказу кн. Владимира Ярославича (оригинал труда новгородского иерея не сохр., известны восходящие к нему списки XV-XVI вв.), однако в выходной записи (см.: Столярова Л. В. Свод записей писцов, художников и переплетчиков древнерус. пергаменных кодексов XI-XIV вв. М., 2000. С. 11. № 4) Л. не упоминается, вероятно, потому, что Упырь Лихой был княжеским священником, не подчиненным напрямую местному архиерею. В 1056-1057 гг. диак. Григорий переписал рукопись Евангелия-апракос по заказу новгородского посадника Остромира (Иосифа) (Там же. С. 13-14. № 5; см. ст. Остромирово Евангелие). Кодекс, судя по палеографическим данным и высокому уровню художественного оформления, скорее всего был создан в Киеве. Тем не менее впосл. (по крайней мере в XVII в., когда оно было обозначено как «Софейское») Остромирово Евангелие хранилось в Софийском соборе. Не исключено, что оно изначально было переписано для вклада в кафедральный храм Новгорода и Л. в выходной записи не упоминается потому, что он в то время был задержан митрополитом в Киеве; в таких обстоятельствах заботу о Софийском соборе взял на себя посадник - представитель княжеской власти.
А. А. Шахматов считал Л. причастным к составлению древнейшего Новгородского свода 1050 г., сведения к-рого отразились в Начальном своде кон. XI в. и в Новгородско-Софийском своде XV в. (Шахматов А. А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908. С. 530, 533-534). В наст. время эта т. зр. большинством исследователей не разделяется.
В рукописной традиции Л. приписывается обращенное к пастве краткое святительское Поучение (нач.: «Се, братие, первъе всего сию заповедь известно должни есмы вси крестиане держати»). Время и обстоятельства его написания неизвестны. Поучение было найдено в нач. XIX в. профессором Московского ун-та Р. Ф. Тимковским и опубликовано им как творение Луки, еп. Ростовского. Впервые памятник атрибутировал Л. митр. Киевский и Галицкий Евгений (Болховитинов), и это мнение закрепилось в историографии.
Об авторстве Л. позволяет говорить наличие Поучения под именем этого Новгородского святителя в составе Новгородско-Софийской группы летописей XV в. и Новгородской летописи по списку Дубровского (свод 1539 г.), где оно читается под 1058 г. после сообщения об оправдании Л. («Поучение архиепископа Лукы к братьи»). Этот же текст (имеющий одну редакцию) встречается и вне летописных сводов, в сборниках XIV-XVI вв., причем является там анонимным или псевдоэпиграфическим. Как замечает О. В. Творогов, «состоящее из нравоучительных сентенций, Поучение не содержит признаков, по которым его можно датировать или локализовать» (Творогов. 1987. С. 252). Сомнения в авторстве Л. имелись уже у исследователей XIX - нач. XX в. (Строев П. М. Хронологические указания материалов отечественной истории // ЖМНП. 1834. Ч. 1. № 2. Отд. 2. С. 153; Никольский. 1906. С. 144-149). По С. А. Бугославскому, архетип списков Поучения в сборниках восходит к одному из списков Новгородской IV летописи, и Поучение Л., считал исследователь, присоединяясь к мнению Шахматова, читалось уже в Новгородском своде 1167 г. (Бугославский. 1913). Т. о., атрибуция Поучения до сих пор остается неопределенной. Вполне возможно, что список святительского поучения Л. сохранился при Софийской кафедре к XV в. и был использован при составлении летописного свода; но не менее вероятно, что включение этого текста под именем Л. в летописи Новгородско-Софийской группы стало следствием местной канонизации Новгородского святителя в 1439 г.
При краткости текста тематика нравоучительного Поучения довольно широкая: 1) догматическая: верить в Триединого Бога, в воскресение и жизнь вечную, а также в вечную муку грешников; 2) церковно-дисциплинарная: не лениться посещать церковные службы и не забывать молиться дома («в своеи клети»); 3) отсылающая к евангельским заповедям: относиться ко всякому человеку с любовью, не гневаться, не воздавать злом за зло, не осуждать других даже в мыслях; не клясться именем Божиим, никого не проклинать; 4) имеющая отношение к семейному быту и социальным отношениям: чтить старых людей и родителей, князя, священников и «слугы церковныа»; относиться милостиво к бродягам и нищим, к заключенным, к «своим сиротам» (зависимым крестьянам); не убивать, не красть, не завидовать, не клеветать, «блудни» не творить даже с рабой, пить умеренно, не есть скверное, чтить св. дни (ПСРЛ. Т. 42. С. 65-66). Судя по содержанию, адресатом Поучения выступают прежде всего полноправные горожане - владельцы городских усадеб с обслуживающими их холопами, имевшие также зависимых сельских жителей, что вполне соответствует новгородскому происхождению памятника.
Почитание
Местная канонизация Л. произошла в 1439 г. при Новгородском архиепископе свт. Евфимии II Вяжицком, вместе с установлением почитания нек-рых др. Новгородских святителей кон. X - нач. XV в. (Иоакима, Германа, Аркадия, Гавриила, Мартирия, Антония, Василия Калики и Симеона). Панихида им служилась 4 окт. (с XVII в.- 10 февр.).
С именем Л. связано местное церковное предание о строительстве и росписи Софийского собора («Сказание о церкви Святыа Софиа Премудрости Божия в Великом Новеграде»). Согласно «Сказанию...», Л., увидев, что Христос Пантократор был изображен в центральном куполе храма не с благословляющей рукой, а со сжатой, приказал греческим мастерам исправить фреску. После того как мастера закончили работу, послышался глас Господень с неба, повелевший, чтобы они вновь написали руку сжатой, т. к. в ней Христос держит Новгород; рука сама разожмется, когда Новгороду будет «скончание». «Сказание...» было включено в Новгородскую IV летопись по списку П. П. Дубровского (свод 1539 г.) в новгородские летописные памятники XVII в. (ПСРЛ. Т. 43. С. 54; Т. 30. С. 202; НовгорЛет. С. 181-182), а также в сборники, составленные не ранее 20-х гг. XVI в. (более 30 списков XVI-XVII вв.- см.: Конявская Е. Л. Сказание о создании Софии Новгородской и Спасовом образе: текстология и хронология // Кирик Новгородец и древнерус. культура. Вел. Новг., 2014. Ч. 3. С. 182-190).
Согласно В. Г. Брюсовой и Е. Л. Конявской, «Сказание...» оформилось ок. 1108 г., когда была в летописи зафиксирована роспись собора Св. Софии (Брюсова В. Г. Фреска Вседержителя новгородской Софии и легенда о Спасовом образе // ТОДРЛ. 1966. Т. 22. С. 57-64; Конявская Е. Л. Сказание... // Кирик Новгородец... 2014. Ч. 3. С. 183), при этом Брюсова убеждена в создании первых сохранившихся фресок собора Св. Софии уже в 1051-1052 гг. (см.: Брюсова В. Г. София новгородская: Памятник искусства и истории. М., 2001. С. 35-73). Раннее происхождение памятника тем не менее весьма проблематично. Судя по ранним летописным и новейшим искусствоведческим данным, до нач. XII в. роспись Софийского собора не производилась, за исключением создания отдельных фресок в галереях в посл. четв. XI в.; фреска Пантократора относится к росписи, начатой в 1109 г. киевскими мастерами (см., напр.: Смирнова Э. С., Сарабьянов В. Д. История древнерусской живописи. М., 2007. С. 86-90). Рассказ о приходе в Новгород «иконных писцов из Царяграда» и о чуде образа Спаса с большей вероятностью мог возникнуть позднее, во-первых, вследствие канонизации Л. в 1439 г. и возникновения связанного с его именем агиографического дискурса; во-вторых, по аналогии с рассказом Киево-Печерского патерика (1222-1226) о приходе в Киев греческих живописцев для росписи Успенского собора Киево-Печерского мон-ря и о чуде от иконы Божией Матери (см. Двенадцать греков). Мотив «граду скончания», вероятно, был порожден тревожной атмосферой 70-х гг. XV в., когда независимость Новгородского гос-ва находилась под угрозой (о посл. четв. XV в. как о наиболее достоверной датировке «Сказания...» см. также: Лихачев Д. С. Новгород Великий. М., 1959. С. 79-80; Поппэ. Новгородский епископ. 2011. С. 367).
Согласно одной из редакций Жития свт. Новгородского Никиты, написанной, возможно, прп. Зиновием Отенским («Похвальное слово» на открытие мощей свт. Никиты, кон. 50-х - 1-я пол. 60-х гг. XVI в.) в 1558 г., в святительство архиеп. Новгородского Пимена, нетленное тело Л. было обретено за алтарем Софийского собора при земляных работах по расширению придела во имя святых Иоакима и Анны. Как говорится в Похвальном слове, обретению предшествовало видение «цареву мужу» (дьяку Ф. Д. Сыркову): один из явившихся ему «мужей» провел по земле черту, обозначившую место заложения фундамента буд. придела, она же, как выяснилось, указала и место погребения святителя: «Обретоша гроб шестью дсками каменными соделан, на верхней же каменной дске воображение бе честнаго креста... и отверсти его повеле и абие виде мощи святительски, свидетельствующему омофору, яко быти епископу лежащу в гробе том. Взем же мощи оны, архиепископ внесе в притвор Великия церкве и положи я в епископских гробех одесную страну Великия церкве, иже суть притвор с полуденныя страны. Взыскающе же по памятованем и обретоша, яко ту погребен есть епископ Лука, иже бе от крещения нашего вторый епископ великому Новуграду» (не опубл.; цит. по рукописи, принадлежавшей митр. Макарию (Булгакову), НБ НАНУ. П. 25/Аа 118. Л. 178-179, ок. 1700: Макарий. История РЦ. Кн. 2. С. 463-464. Примеч. 54).
Отождествленные с Л. мощи святителя были перезахоронены в Мартириевской паперти Софийского собора, где они и находятся под спудом. Нетленные мощи Л. в Мартириевской паперти были отмечены в Описи Софийского собора 1634 г. (Забелин И. Е. Описание новгородской святыни в 1634 г. // ЧОИДР. 1862. Кн. 4. Отд. 5. С. 53). 12 окт. 1698 г. сюда же, в «Золотую паперть», как она называлась в то время, были перенесены из «каменной полатки» и новообретенные мощи свт. Иоакима Корсунянина, захороненные рядом с местом погребения Л. (НовгорЛет. С. 379). В. Л. Янин склоняется к мнению об ошибочности идентификации останков в 1558 г. (см.: Янин. 1988).
Память Л. до нач. XX в. отмечалась 10 февр., 4 и 15 окт. Тем не менее ни один из дней его памяти не был указан в офиц. синодальном «Верном месяцеслове всех русских святых» (М., 1903). По-видимому, почитание святителя носило преимущественно местный характер (о чем в сер. XIX в. писал митр. Макарий (Булгаков): Макарий. История РЦ. Кн. 2. С. 109). Канонизация Л. подтверждена включением его имени в Собор Новгородских святых, восстановление празднования к-рому произошло в 1981 г. по благословению Ленинградского и Новгородского митр. Антония (Мельникова). Святителю составлены тропарь и кондак (Святые Новгородской земли. 2006. С. 43).
Иконография
Свт. Лука (Жидята), еп. Новгородский. Фрагмент иконы «Собор Новгородских святых». 60-е гг. ХХ в. Фотография. 2000 г. (ц. ап. Филиппа в В. Новгороде)
