ЛОМОНОСОВ

М. В. Ломоносов. Гравюра Э. Фессара. 1757 г.

М. В. Ломоносов. Гравюра Э. Фессара. 1757 г.

Легенда о связи Л. с раскольниками, а также об учебе в Выголексинском общежительстве восходит к фразе в т. н. академической биографии (1784), написанной М. И. Верёвкиным («На тринадцатом году младый его разум уловлен был раскольниками, так называемого толка беспоповщины; держался оного два года, но скоро познал, что заблуждает»), но больше ничем не подтверждается. Все известные высказывания Л. о старообрядчестве резко отрицательны; среди его планов 1761 г. значилась тема для ст. «Истребление раскола». Сведения об учебе Л. в «словесном училище» при Холмогорском архиерейском доме, сообщенные М. Н. Муравьёвым в 1770-1771 гг. со слов куростровцев, также не подтверждаются.

Осенью 1730 г. отец Л. решил женить его на дочери «неподлого человека», но тот «жениться не похотел, притворил себе болезнь», вероятно тогда же решив уйти из дома. 9 дек. 1730 г., выправив паспорт в Холмогорской канцелярии, без ведома отца Л. отправился в Антониев Сийский во имя Св. Троицы монастырь, где в качестве трудника проживал его дядя Иван Дорофеевич. В обители Л. исполнял обязанности псаломщика. В нач. янв. 1731 г. с рыбным обозом пришел в Москву и подал прошение о принятии в Славяно-латинскую академию, назвавшись дворянским сыном (по указу Синода от 7 июня 1728 принимать в академию крестьянских детей запрещалось). 15 янв. 1731 г., после экзамена у ректора игум. Германа (Концевича; впосл. архиепископ Архангелогородский; † 1735), Л. как не знающий латыни был зачислен в 1-й нижний класс («фара»). К июлю 1732 г. успешно окончил все 4 нижних класса, научившись латыни, и перешел в 1-й средний класс («пиитика»), где учителем был иером. Феофилакт (Кветницкий), автор учебного пособия (1732). Под его руководством Л. изучал лат. и «славенороссийскую» поэзию. В июле 1733 г. перешел в средний класс («риторика»), где занимался под рук. иером. Порфирия (Крайского; впосл. епископ Белгородский). Самостоятельно изучил греч. язык.

30 авг. 1734 г. по указу канцелярии Московского синодального правления ректор академии архим. Стефан (Калиновский) должен был «выбрать из учеников человека, достойного для произведения во священство», который пожелал бы войти в состав Оренбургской экспедиции И. К. Кирилова. Ректор, выбрав Л., написал, что он «достоин для произведения во священство». 2 сент. Кирилов после беседы с Л. сообщил, что этим «школьником по произведении его во священство будет он доволен». 4 сент. 1734 г., при допросе в Ставленническом столе канцелярии Московского синодального правления, Л. заявил, что его отец «города Холмогор церкви Введения Пресвятыя Богородицы поп Василий Дорофеев», дав при этом подписку, что, «буде он в сем допросе сказал что ложно, за то священного чина будет лишен и пострижен и сослан в жестокое подначальство в дальний монастырь». В тот же день Л., узнав, что эти сведения будут проверять в Камер-коллегии, сознался, что он крестьянский сын, а обман «учинил с простоты своей» и «желает по-прежнему учиться во оной же Академии». Вероятно, после этого Л. был послан в Киево-Могилянскую академию, где, по недостоверному преданию (в «академической биографии»), встречался с архиеп. Феофаном (Прокоповичем), обещавшим ему защиту. Факт этой командировки документально не подтвержден, а ее предполагаемые даты находятся в промежутке от авг. 1733 до лета 1735 г. (Я. Штелин, первым в 1765 упомянувший о ней, назвал 1733 г.).

В июле 1735 г. Л. сдал очередные экзамены, перешел в 1-й высший класс («философия») и начал слушать лекции Антония (Кувечинского) по логике. В том же году из С.-Петербурга затребовали 20 учеников Славяно-латинской академии для обучения в Академическом ун-те. В нояб. Л. подал прошение и в дек. 1735 г. в числе 12 лучших учеников отправился в столицу. Здесь с янв. 1736 г. занимался нем. языком, математикой и физикой. В сент. того же года вместе со студентами Д. И. Виноградовым и Г. У. Райзером был отправлен на учебу в Германию.

В 1736-1739 гг. Л. учился в Марбургском ун-те под рук. Х. Вольфа, чья философия повлияла на формирование его мировоззрения. В этот период отправил в С.-Петербургскую АН 2 сочинения по физике на лат. языке, в кон. 1739 г.- «Письмо о правилах российского стихотворства» (опубл. в 1778) с изложением принципов силлабо-тонического стихосложения, а также написанную 4-стопным ямбом «Оду… на взятие Хотина» (опубл. в 1751 в новой редакции, исходный текст не сохр.), т. о. решительно продвинув реформу рус. стихосложения, начатую В. К. Тредиаковским. Летом 1739 г. переехал во Фрайберг (Саксония), где обучался химии, металлургии и минералогии у проф. И. Ф. Генкеля. В мае 1740 г. после острого конфликта самовольно ушел от него. 6 июня (н. с.) того же года в церкви реформатской общины Марбурга зарегистрировал брак с дочерью своей бывшей квартирной хозяйки Елизаветой Христиной Цильх (1720-1766; в Россию приехала в 1743 с 4-летней дочерью и братом, получила имя Елизавета Андреевна; из 3 детей Л. выжила только дочь Елена (1749-1772), в замужестве Константинова). Во 2-й пол. 1740 г. Л. посетил Голландию и ряд городов Германии, в июне 1741 г. вернулся в С.-Петербург.

Вся последующая жизнь Л. связана с АН. С янв. 1742 г.- адъюнкт физического класса. 25 июля 1745 г. получил звание профессора химии (одновременно с Тредиаковским, профессором элоквенции; они стали первыми рус. академиками АН). В окт. 1748 г. после продолжительных хлопот Л. при АН была открыта 1-я в России химическая лаборатория. В нач. 1750 г. Л. познакомился и сблизился с фаворитом имп. Елизаветы Петровны И. И. Шуваловым, получив в его лице влиятельного покровителя, к-рый мог способствовать практической реализации его идей. Наряду с императрицей и Шуваловым Л. по праву считается основателем Московского университета (1755). С февр. 1757 г.- член («советник») Академической канцелярии, высшего адм. органа АН, чью деятельность Л. оценивал негативно, постоянно конфликтуя с членами канцелярии с нач. 40-х гг. XVIII в. (см. его «Краткую историю о поведении Академической канцелярии в рассуждении ученых людей…», 1764, опубл. в 1865). С марта 1758 г. возглавлял Географический департамент АН, в к-ром организовал составление «Атласа Российского»; с янв. 1760 г.- Академический ун-т и гимназию. Выступал с предложениями о создании С.-Петербургского ун-та, но не имел успеха. В 1764 г. работал над новым уставом АН (наброски и планы по ее переустройству делал с 1760), предлагал расширить ее автономию, разделить научную и хозяйственную деятельность (упразднив Академическую канцелярию), последовательно и методично заменять приглашаемых иностранцев рус. учеными, приравнять сотрудников АН вне зависимости от их происхождения по чинам к служащим дворянам («чей он сын, нет нужды») и др. Лишь некоторые его предложения (и лишь частично) впосл. были учтены.

Проживал Л. сначала в принадлежавшем академии Боновом доме на 2-й линии Васильевского о-ва, с 1757 г. в собственном каменном доме на набережной р. Мойки. В марте 1753 г. имп. Елизавета Петровна пожаловала Л. землю с 200 крестьянами в окрестностях дер. Усть-Рудицы (близ Ораниенбаума, ныне Ломоносов). Здесь он устроил бисерную и мозаичную фабрики. Опытами с мозаикой Л. занимался еще с кон. 40-х гг., а 4 сент. 1752 г. передал имп. Елизавете Петровне свою 1-ю мозаику - образ Божией Матери с картины «Мадонна» итал. худож. Ф. Солимены (не сохр.). Среди др. мозаик Л.- портретные изображения «Св. Александр Невский» (1757), портрет имп. Петра I (1757) «Апостол Петр» (1761) и др.; самая большая мозаика - панно «Полтавская баталия» (1762-1764). В апр. 1758 г. Л. представил в Сенат проект мозаичного монумента над могилой имп. Петра I в Петропавловском соборе; в июне 1761 г. Сенат утвердил его проект с 12 картинами из жизни Петра I, над каждой из к-рых должны были поместиться сцены и цитаты из Свящ. Писания. Л. получил ссуду, но реализовать проект не успел.

Памятник М. В. Ломоносову рядом со зданием МГУ на Моховой ул. в Москве. 1957 г. Скульптор И. М. Козловский. Фотография. 2008 г.

Памятник М. В. Ломоносову рядом со зданием МГУ на Моховой ул. в Москве. 1957 г. Скульптор И. М. Козловский. Фотография. 2008 г.

В исследовательской деятельности Л. как ученого-естественника выделяют 3 периода: до 1748 г. он преимущественно занимался физическими исследованиями; после открытия химической лаборатории до 1757 г.- в основном химическими, а затем прикладными исследованиями в различных областях науки. В сферу научных интересов Л. входили геология, минералогия, геофизика, астрономия и др. Он является основателем в России таких научных дисциплин, как физическая химия, почвоведение и экономическая география. Л. сформулировал закон сохранения вещества и энергии (сначала в письме к Л. Эйлеру от 5 июля 1748, затем в «Рассуждении о твердости и жидкости тел», 1760), изобрел «ночезрительную трубу», позволявшую видеть в сумерках (1756-1758), значительно раньше В. Гершеля сконструировал отражательный (зеркальный) телескоп без дополнительного плоского зеркала (1762) и др. Наблюдая прохождение Венеры по диску Солнца 25 мая (н. с.) 1761 г., первым открыл существование на ней атмосферы. Большое значение для развития промышленности в России имела книга Л. «Первые основания металлургии и рудных дел» (1763), в приложении к которой напечатан трактат «О слоях земных» (кон. 50-х гг. XVIII в.), положивший начало рус. геологии, а кроме того, включавший характерные для Л. суждения о науке и религии. В различных сочинениях Л. призывал к освоению Сибири и поиску Северного морского пути. Посвященное вел. кн. Павлу Петровичу (впосл. император Павел I Петрович) «Краткое описание разных путешествий по Северным морям и показание возможного проходу Сибирским океаном в Восточную Индию» (1763; изд. в 1847) Л. завершил утверждением о том, что «российское могущество прирастать будет Сибирью и Северным океаном и достигнет до главных поселений европейских в Азии и Америке». В «Прибавлении» к этой работе - «О северном мореплавании на Восток по Сибирскому океану» (1764; изд. в 1828) - дал инструкции для морских офицеров, а также изложил доказательства существования материка на Южном полюсе. В 1764 г. составил «Роспись всем сочинениям и другим делам советника Ломоносова» и «Обзор важнейших открытий, которыми постарался обогатить естественные науки Михайло Ломоносов».

Свою научную деятельность Л. рассматривал как государственно полезную и религиозно оправданную, прежде всего он заботился о пользе и славе отечества и прославлении Бога, познаваемого в Его творениях. Л. считал, что естествознание призвано раскрывать благовестие, данное человеку Творцом в природе: «Натура есть некоторое Евангелие, благовествующее неумолчно Творческую силу, премудрость и величество. Не токмо небеса, но и недра земные поведают славу Божию»; «посмеяния достойны» те, кто, «подобно как некоторые католицкие философы дерзают по физике изъяснять непонятные чудеса Божии и самые страшные таинства христианские», также подлежат осуждению и те, кто хулят «новые откровения в натуре, разглашая, будто бы они были противны Закону»: «Всяк из таковых ведай, что он ссорщик, что старается произвести вражду между Божией дщерию натурою и невестою Христовою Церковью» («О слоях земных»). Л. последовательно разграничивал области знания и веры, науки и религии, отрицая наличие противоречия между ними: «Создатель дал роду человеческому две книги. В одной показал Свое величество, в другой - Свою волю. Первая - видимый сей мир… Вторая книга - Священное Писание… Правда и вера суть две сестры родные, дщери одного Всевышнего родителя: никогда между собою в распрю прийти не могут, разве кто из некоторого тщеславия и показания своего мудрования на них вражду всклеплет» («Явление Венеры на Солнце…», 1761). Тайны природы, по Л., не запретны для человека, а лишь до времени промыслительно скрыты от него: «Многое сокрывает в настоящем Премудрый Бог» («Об усовершенствовании зрительных труб», 1762).

Л. признавал принципиальную ограниченность научного познания, но отвергал его ограничения извне, предлагая, напр., в 1759 г. освободить Академический ун-т от духовной цензуры и узаконить положение о том, чтоб «духовенству к учениям, правду физическую для пользы и просвещения показующим, не привязываться, а особливо не ругать наук в проповедях». Л. возмущался попытками Синода и отдельных духовных лиц вмешиваться в дела АН и Московского ун-та. Так, распоряжение Синода от 16 сент. 1756 г. запретить печатание переведенного Н. Н. Поповским, учеником Л., «Опыта о человеке» А. Поупа подвигло Л. сочинить скандальный «Гимн бороде» (опубл. в 1859), разошедшийся в анонимных списках и воспринятый как оскорбление духовенства (вероятно, Л. подразумевал кого-то персонально: среди предполагаемых кандидатур архиеп. Сильвестр (Кулябка) и архиеп. Димитрий (Сеченов)). Приглашенный в Синод для объяснений, Л. наговорил грубостей и невольно обнаружил свое авторство. 6 марта 1757 г. Синод направил имп. Елизавете Петровне доклад «Об уничтожении чрез палача пасквильных стихов, под названием: «Гимн бороде»», в к-ром просил ее дать указ «истребить и публично сжечь» эти стихи, а Л. «для надлежащего в том увещания и исправления, в Синод отослать». Императрица не ответила, зато появился 2-й «пасквиль» - сатира на архиереев «Гимн бороде за суд» (автором, видимо, был уже не Л.). Также по случаю проповеди архим. Гедеона (Криновского), в которой косвенно порицалась неназванная «Риторика» Л., он в 1759 г. сочинил эпиграмму «К Пахомию». Эти случаи, однако, свидетельствуют не об антиклерикальной настроенности Л., а о его крутом нраве и неразборчивости в средствах полемики.

На практике Л. был озабочен не тем, чтобы защитить свободу естественнонаучных исследований, а тем, чтобы повысить их статус и авторитет в России. На публичных собраниях АН он выступал с речами, предназначенными для не имеющих специальных знаний слушателей и «украшенными» по всем правилам торжественного красноречия. Это были «Слово о пользе Химии» (1751), «Слово о явлениях воздушных, от электрической силы происходящих» (1753), «Слово о происхождении света, новую теорию о цветах представляющее» (1756), «Слово о рождении металлов от трясения Земли» (1757). В них Л. не только популяризировал свои научные идеи и открытия, но и как оратор внушал мысли о гос. и нравственной пользе наук, об ученых занятиях как форме служения Богу, окружал их ореолом святости: «Испытание натуры трудно, слушатели, однако приятно, полезно, свято… Чем глубже до самых причин толь чудных дел проницает рассуждение, тем яснее показывается непостижимый всего бытия Строитель» («Слово о происхождении света…»); «Толкователи и проповедники Священного Писания показывают путь к добродетели… Астрономы открывают храм Божеской силы и великолепия… Обои обще удостоверяют нас не токмо о бытии Божием, но и о несказанных к нам Его благодеяниях» («Явление Венеры на Солнце…»). Т. о., апология науки у Л. оказывается апологией веры в Бога как Творца, Управителя и Благотворителя вселенной, хотя вопросов христ. догматики в естественнонаучных сочинениях Л. практически не касался (единственное исключение - «Явление Венеры на Солнце…», где Л. попытался примирить идею «множества миров» с учением о Боговоплощении и Искуплении, подчеркнув при этом, что «христианская вера стоит непреложно»). Бытующая традиция приписывать Л. деизм находится в противоречии с его неоднократными высказываниями о значимости Откровения и заявлениями о приверженности христианству даже в естественнонаучных сочинениях. Христ. взгляды Л. и его отношение к Православию раскрываются в его поэтических, филологических и исторических сочинениях.

Собрание стихотворений Л. при его жизни выходило дважды: в 1-й книге «Собрания разных сочинений в стихах и в прозе» в 1751 г. (2-я книга не вышла) и - с дополнениями и исправлениями под тем же заглавием - в 1758 г. (на титуле - 1757 г.; во 2-ю книгу (1759) вошла «Риторика»). В начале 2-го «Собрания» Л. поместил написанное в 1758 г. «Предисловие о пользе книг церковных в российском языке», в к-ром изложил теорию 3 «штилей» (высокого, т. н. посредственного и низкого), отличающихся друг от друга различными пропорциями церковнослав. и рус. лексики, и выстроил соответствующую иерархию лит. жанров, в к-рой высшую ступень заняли ода и эпическая поэма. Отмечая, что единый язык богослужения помогает взаимопониманию носителей разных диалектов и гос. единству, что он является незаменимым источником выразительных средств рус. языка, Л. «дружелюбно» советовал «с прилежанием» читать «все церковные книги» и подчеркивал преемственность между новой рус. литературой и церковной книжностью, а следовательно, и между древней и новой Россией.

Ведущий жанр в поэзии Л.- ода, являющаяся средством «преклонять, а не убеждать» и связанная с традициями церковного красноречия (в прижизненных собраниях стихотворений Л. только 3 раздела - «Оды духовные», «Оды похвальные» и «Похвальные надписи»). Л. написал 20 «похвальных» (торжественных) од, приуроченных в основном к гос. торжествам, и 11 «духовных» од: переложения псалмов 1, 14, 26, 34, 70, 103, 143, 145 (1743-1751), «Ода, выбранная из Иова, главы 38, 39, 40, 41» (1743 или 1749-1751), «Утреннее размышление о Божием величестве» (1743 или ок. 1747) и «Вечернее размышление о Божием величестве при случае великого северного сияния» (1743). Переложения псалмов, созданные Л., очень близки к слав. тексту, но имеют и автобиографический подтекст. Кроме незавершенного переложения псалма 103 (опубл. в 1784), все они написаны от лица гонимого врагами и искушаемого бедами праведного человека. В разд. «Оды духовные» они подготавливают следующее далее переложение речи Всемогущего Бога из Книги Иова, в к-ром изображение в «стройном чине» устроенного «прекрасного света» является аргументом для убеждения человека в правосудии Творца: «Он все на пользу нашу строит,/ Казнит кого или покоит./ В надежде тяготу сноси / И без роптания проси». В «Утреннем размышлении…» утверждается идея о том, что мир был создан для человека, в «Вечернем…» - мысли о непостижимости Бога и ограниченности научного знания. А. С. Пушкин назвал духовные оды Л. «вечными памятниками русской словесности», архиеп. Филарет (Гумилевский) утверждал, что они «для духовного просвещения много значили и значат».

В торжественных одах Л. внушает мысли о величии России и ее блистательном будущем, о непобедимости духа «россов», правоте дела Петра I и пользе наук. Оды Л., по построению напоминающие праздничные проповеди, включают молитвенные призывания Бога (большинство од ими начинаются и заканчиваются), цитаты и парафразы из Славянской Библии и богослужебных текстов, имеют «особый величественный колорит, колорит церковности» (Солосин. 1913). В «Оде на прибытие… Петра Федоровича…» (1742) переложен фрагмент Откр 12.1 о «жене, облеченной в солнце» (строфы 7-8), в последней оде Л. («Ода… на новый 1764 год») есть вольное переложение строф 18-19 из 8-й гл. Книги Притчей Соломоновых; вообще библейские аллюзии в торжественных одах Л. многочисленны. В целом они отличаются, с одной стороны, единообразием метрики (4-стопный ямб), строфики (10-стишная строфа), стиля (высокого, славянизированного), идеологии и оптимистического настроения, а с другой - сложностью звуковой организации, свободной композицией, несводимой к прямолинейно-логической последовательности, гиперболической образностью, обилием риторических «украшений» и неожиданных сравнений, призванных поразить воображение и приобщить читателя к «восторгу» поэта.

Среди других стихотворений Л.- «Письмо о пользе Стекла» (1753), в к-ром изложена история наук и просвещения, включенная в христ. контекст («О коль велика к нам щедрот Его пучина,/ Что на землю послал возлюбленного Сына!/ Не погнушался Он на малый шар сойти,/ Чтобы погибшего страданием спасти»). В «Разговоре с Анакреоном» (1761, опубл. в 1771) Л. сформулировал свою лит. позицию, в частности противопоставив эпикурейскую и стоическую философию, при этом показал их как недостаточные для человека. В 1750-1751 гг. по «изустному» указанию имп. Елизаветы Петровны Л. написал 2 трагедии - «Тамира и Селим» (поставлена в 1750 и 1751; опубл. в 1752), основанную на событиях в Крымском ханстве времен правления Мамая, и «Демофонт» (опубл. в 1752) на античный мифологический сюжет. По сравнению с трагедиями А. П. Сумарокова (первыми образцами этого жанра в рус. лит-ре) в трагедиях Л. снижена роль любовной интриги. В 1760 и 1761 гг. вышли 2 песни героической поэмы Л. «Петр Великий» (не завершена), в которой среди прочего имеется похвала Соловецкому мон-рю.

В 1748 г. вышла из печати «Риторика» Л. («Краткое руководство к красноречию. Книга первая, в которой содержится риторика, показующая правила обоего красноречия, то есть оратории и поэзии, сочиненная в пользу любящих словесные науки»), состоящая из 3 частей («О изобретении», «О украшении» и «О расположении»). Это сочинение, являющееся 1-м написанным по-русски пособием по риторике, включало множество примеров из античной и новой европ. словесности в переводах Л., из его собственных сочинений, а также из трудов отцов Церкви, в основном святителей Василия Великого, Иоанна Златоуста и Григория Богослова. «Риторика» пользовалась большой популярностью, но на практике была востребована гл. обр. в духовных учебных заведениях. В «Российской грамматике» (завершена в 1755; изд. в 1757, на титуле - 1755 г.) Л. впервые дал систематическое описание норм живого великорус. языка - «московского наречия», наряду с которым он выделял «северное» и «малороссийское». Т. о. Л. заложил основы для создания нормированного лит. языка, считая это делом первостепенной важности: «Тупа оратория, косноязычна поэзия, неосновательна философия, неприятна история, сомнительна юриспруденция без грамматики».

Надгробие М. В. Ломоносова на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры. 60-е гг. XVIII в. Мастер Ф. Медико по эскизу Я. Штелина. Фотография. 2007 г.

Надгробие М. В. Ломоносова на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры. 60-е гг. XVIII в. Мастер Ф. Медико по эскизу Я. Штелина. Фотография. 2007 г.

С 1749 г., вступив в полемику со сторонниками т. н. норманнской теории происхождения рус. государственности, Л. занялся изучением истории Др. Руси. В «Замечаниях» на диссертацию Г. Ф. Миллера (1749-1750) и предисловии к «Истории Российской» В. Н. Татищева (1749) выдвинул противоположную теорию, стремясь обосновать самобытность рус. культуры и государственности. Оспаривал мнение Г. Ф. Байера о герм. (сканд.) происхождении первых рус. князей, считая их выходцами из прибалт. славян (варягов Л. считал многонациональной общностью). В 60-х гг. XVIII в. выступал против работавшего в России нем. историка А. Л. Шлёцера, подозрительно относясь к его деятельности и считая чуть ли не шпионом. Одной из претензий Л. к нем. ученым, занимающимся рус. историей, было то, что они не принадлежат к Православию, плохо с ним знакомы и не дорожат его преданиями. Опасался «соблазну Православной российской Церкви» от рассуждений о поселении славян на Днепре и в Новгороде после апостольских времен, поскольку «Церковь российская повсегодно вспоминает о приходе святого апостола Андрея Первозванного на Днепр и в Новгород к славянам» («В канцелярию академии рапорт 21 июня 1750»), возмущался некоторыми касающимися церковных дел выражениями. Так, на слова Миллера о том, что «для лучшего украшения города две церкви построены», Л. заметил: «..церкви строятся для приношения славословия Божия и молитвы» («Замечания на 6 и 7 главы «Сибирской истории» Г. Ф. Миллера», 1751). С 1751 г. Л. собирал материалы для собственного труда по рус. истории, написанного в 1753-1758 гг.,- «Древняя российская история от начала российского народа до кончины великого князя Ярослава Первого, или до 1054 года» (опубл. в 1766). В этом произведении Л. пытался доказать, что русские имеют древнюю историю, восходящую ко временам до Рождества Христова, отмечал, что за каждым периодом упадка в истории России следовало «высшее восстановление», для чего «некоторым Божественным Промыслом воздвигнуты были бодрые государи». В 8-й гл. («О рассмотрении вер и крещении Владимирове») Л. поместил речь «Константина Философа» и дал собственное распространенное изложение Никео-Константинопольского Символа веры. В 1760 г. вышел написанный Л. «Краткий российский летописец с родословием», в к-ром история России изложена в виде краткого описания княжений и царствований до имп. Петра I (помещенное в приложение родословие Рюриковичей и Романовых составлено А. И. Богдановым). Эта книга стала популярным учебным пособием и многократно переиздавалась. Вольтеру, работавшему над «Историей Петра Великого», Л. в 1757 г. отправил «Описание стрелецких бунтов и правления царевны Софьи» (опубл. в переводе с франц. в 1787).

Принципиальным убеждением Л. было то, что самодержавие - наилучшая для России форма правления, поскольку «разномысленною вольностию Россия едва не дошла до крайнего разрушения», он проводил эту мысль в одах, исторических сочинениях, в «Словах похвальных» имп. Елизавете Петровне (1749) и Петру I (1755; произнесено в С.-Петербурге в день открытия Московского ун-та 26 апр.). В первое из них Л. включил похвалу правосл. духовенству и выразил удовольствие от того, что Россия «единым языком едину веру исповедует и, единою благочестивейшею Самодержицею управляема, великий в ней пример к утверждению в Православии видит». Идеальным государем Л. считал имп. Петра I и говорил, что, «ежели человека, Богу подобного, по нашему понятию, найти надобно, кроме Петра Великого не обретаю».

1 нояб. 1761 г. Л. направил Шувалову записку «О сохранении и размножении российского народа» (опубл. с большими цензурными сокращениями в 1819, полностью издана в 1871), в к-рой много внимания уделил религ. обычаям рус. народа и духовенству и, в частности, в резкой критической форме изобразил пьянство на масленицу и Пасху и назвал «душегубцами» священников, следующих обычаю в зимнее время крестить младенцев холодной водой. Здесь же Л. внес ряд предложений об изменении уставов Русской Церкви. Он предложил разрешить мирянам 4-й и 5-й браки («по примеру других христианских народов») и 2-й брак для священников и диаконов, запретить постриг мужчинам до 50 лет, а женщинам - до 45, а также перенести Пасху и Великий пост на др. время. По мнению Л., масленицу следовало перенести на май, тогда «Великий пост был бы в полной весне и в начале лета, а Св[ятая] неделя около Петрова дня». Существующие церковные устав и календарь Л. объяснял климатическими условиями Средиземноморья и считал возможным изменить их для Русской Церкви. Л. отдавал себе отчет в том, что «исправлению сего недостатка ужасные обстоят препятствия», но указывал на успех решительных действий имп. Петра I (в т. ч. церковной реформы) и заметил, что «российский народ гибок». В 1761 г. он написал «Примечания об обязанностях духовенства» (опубл. в 1859). Исходя из мысли, что «Святейшего Синода и всего духовенства не одна только должность, чтобы Богу молиться... но и обучать страху Божию и честным нравам словом и примером», Л. настаивал на том, чтобы в обязательном порядке обучать священников риторике, строго следить за их «честным житием», а также поручить им и др. членам причта обучение детей грамоте «за общую плату всего прихода».

После воцарения имп. Екатерины II Алексеевны и отъезда Шувалова за границу влияние Л. на все, что происходило в АН, уменьшилось, 28 июля 1762 г. он даже попросил об отставке. 2 мая 1763 г. имп. Екатерина II подписала указ о его «вечной от службы отставке», но уже 13 мая отозвала этот указ. 15 дек. 1763 г. она пожаловала Л. чин статского советника, а 7 июля 1764 г. посетила его дома и имела с ним продолжительную беседу. Рассчитывая на новую встречу с императрицей, Л. в марте 1765 г. составил план беседы (опубл. в 1840), в частности, собираясь сказать следующее: «За то терплю, что стараюсь защитить труды П[етра] В[еликого], чтобы выучились россияне, чтобы показали достоинство… Я не тужу о смерти: пожил, потерпел и знаю, что обо мне дети отчества пожалеют».

С 4 марта 1765 г. Л., будучи тяжелобольным, не выходил из дома, но участвовал в адм. работе АН. По свидетельству Штелина, перед смертью сказал: «Жалею только, что покидаю недовершенным то, что задумал я для пользы отечества, для приращения наук и восстановления упавших дел академических: оно умрет со мною». Л. скончался во время соборования на 2-й день после Пасхи, в понедельник Светлой седмицы, накануне причастившись. Об этом сообщал И. К. Тауберт в письме Миллеру от 8 апр. 1765 г.: «За два дня до своей кончины... причащался и испустил дух во время совершения над ним обряда соборования, после прощания в полном разуме как с своею женою и дочерью, так и с прочими присутствующими» (Пекарский. 1873. С. 877). Л. похоронен на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры. В отпевании и погребении, проходивших при большом стечении народа, участвовали С.-Петербургский и Ревельский архиеп. Гавриил (Кременецкий), архиереи, члены Синода и Сената.