ЕВРЕЙСКИЙ ЯЗЫК

Большинство именных (и глагольных) основ имеют 3-согласный корень, что характерно для всех семит. языков. Необходимое разнообразие словообразовательных моделей достигается за счет гласных инфиксов, к-рые могут сочетаться с удвоением 2-го согласного корня, а также с присоединением префикса или суффикса. Существует ряд регулярных моделей имен существительных (напр.,   для обозначения места действия,   для обозначения орудия действия,   для обозначения субъекта действия и др.) и прилагательных (напр.,   для обозначения цвета,   для определения физических недостатков,   для выражения достоинств и др.).

Имя имеет следующие грамматические категории в Е. я.: род - муж. и жен.; число - единственное, двойственное и множественное; состояние - абсолютное (status absolutus) и сопряженное (status constructus), а также pronominalis, т. е. с местоименным суффиксом; определенность - имена собственные, имена с артиклем, с местоименным суффиксом, имя в сопряженном состоянии (неопределенность не имеет специального показателя); падежные отношения выражаются употреблением слитных предлогов (, , и ), частица  является показателем винительного падежа; кроме того, в библейском Е. я. безударное окончание служит для обозначения направления.

Имя прилагательное обладает всеми грамматическими категориями имени существительного и не имеет особой формы сравнительной или превосходной степени. Формально может отличаться от него только синтаксически и морфологически (подробнее см.: Грилихес. 1996. С. 195-197).

в Е. я. имеет различные смысловые модификации, которые принято называть породами. Существуют 3 активные (  - основная,   - интенсивная,   - каузативная) породы, 3 пассивные (  - пассивная к основной,   - пассивная к интенсивной, а   - пассивная к каузативной породе) и 1 рефлексивная (  ) порода. Один корень редко употребляется во всех породах; не во всех случаях конкретные значения могут быть предсказуемы исходя из базового значения породы. Напр., базовое значение корня   - рассекать, раскалывать; ср. со словами:   - расколол,   - раскололся, прорвался,   - разбил на кусочки,   - был рассечен,   - ворвался [в город],   - [город] был взят,   - разорвался. Т. о., лексическое значение глагола обычно складывается из значения корня и из значения породы (Ламбдин. 1998. С. 274).

В рамках породы глагол может иметь такие грамматические категории, как суффиксальное (перфект) и префиксальное (имперфект) спряжения, в последнем различаются следующие наклонения: изъявительное (индикатив), повелительное (императив), побудительное* (когортатив), пожелательное* (юссив); неопределенная форма (абсолютный инфинитив* и сопряженный инфинитив); причастие (действительного и страдательного залога); форма с «вавом ( ) последовательности»* (с перфектом и имперфектом (юссивом)). Формы, отмеченные звездочкой, имеют широкое распространение в библейском Е. я. и исчезают, или их количество значительно сокращается на последующих стадиях развития языка.

состоит из личных, указательных, вопросительных и неопределенных местоимений. Для выражения притяжательности в библейском Е. я. используются т. н. местоименные суффиксы, а в более позднее время появляются особые притяжательные местоимения (с основой  ).

могут быть количественными и порядковыми. Числительные до 10 изменяются по родам (муж. и жен.) и состояниям (status absolutus и status constructus).

в научной лит-ре выделяют подпериоды: 1) язык архаической поэзии (предположительно XII-X вв. до Р. Х.); 2) классический древнеевр. язык (ок. X-VI вв. до Р. Х.); 3) поздний библейский древнеевр. язык (ок. V-II вв. до Р. Х.). Указанные временные границы условны и являются предметом дискуссий ученых. Е. я. I тыс. до Р. Х. помимо Библии документирован рядом надписей на различных носителях. Язык этих надписей в целом соответствует нормам Е. я. ВЗ, однако в науке его нередко выделяют как «эпиграфический древнееврейский».

Возникновение Е. я. относят обычно ко II тыс. до Р. Х., причем большинство ученых воздерживаются от попыток предложить более точную датировку (ABD. Vol. 4. P. 205; Saenz-Badillos. 1993. P. 1, 53). Считается, что это был язык израильского народа, завоевавшего Ханаан под рук. Иисуса Навина. Лингвистическая близость Е. я. к ханаанейским языкам, зафиксированным в дошедших до нас текстах, заставляет нек-рых исследователей предполагать, что завоеватели в той или иной мере (напр., для создания письменных документов) восприняли язык завоеванной страны (Saenz-Badillos. 1993. P. 53). Гипотеза о происхождении Е. я. в результате слияния языка израильских племен с древнеханаанейским получила широкое распространение. Как отмечает И. Кучер, она не была доказана, но является наиболее вероятной: большинство израильских ученых не подвергает сомнению данные библейских повествований о пребывании праотцев Авраама, Исаака и Иакова в Ханаане задолго до завоевания Ханаана израильтянами (Kutscher. 1982. P. 1). Существует также предположение, что народ Израиля был частью аморрейских племен, расселившихся во II тыс. по Сев. Месопотамии и Сирии; поэтому язык израильских племен, пришедших в Ханаан, мог быть одним из аморрейских диалектов (Дьяконов. 1991. С. 122-123). Для выяснения вопроса происхождения Е. я. нередко привлекалось библейское свидетельство о том, что предком израильского народа был «странствующий арамеянин» (Втор 26. 5); оно трактовалось как доказательство общего происхождения Е. я. и арамейского языка. Эпизод, описывающий заключение договора и расставание Иакова и Лавана, когда «холм свидетельства» был назван Лаваном по-арамейски, а Иаковом по-еврейски (Быт 31. 47), понимался как указание на отход от арамейского и принятие Иаковом ханаанейского языка.

Лист из Библии. Исх 10. 15 - 14.21. 1-я пол. XI в. (Schoyen Collection. Ms. 206. Fol. 8r)

Лист из Библии. Исх 10. 15 - 14.21. 1-я пол. XI в. (Schoyen Collection. Ms. 206. Fol. 8r)

В связи с проблемой происхождения и ранней истории Е. я. особый интерес представляют данные о сев.-зап. семит. языках во II тыс. до Р. Х., прежде всего о древнеханаанейском и аморрейском; оба этих языка в той или иной степени могут рассматриваться как протоеврейский. Исследование этого вопроса осложняется тем, что не сохранилось связных текстов II тыс. до Р. Х., написанных на сев.-зап. семит. языках, за исключением угаритского. Данные об этих языках можно получить только в результате анализа имен собственных, топонимов и отдельных слов, встречающихся в текстах на др. языках, в основном на древнеегипетском и аккадском. Анализ имен собственных и топонимов может давать противоречивые данные, и в последние годы исследователи стали относиться к этому методу с большой осторожностью (Huehnergard. 1987. P. 714). Тем не менее интерпретация мн. аморрейских и древнеханаанейских имен достаточно убедительна.

I. Древнеегипетские данные. В эпоху Старого (III тыс. до Р. Х.) и Среднего (кон. III тыс. до Р. Х.- ок. 1600 г. до Р. Х. ) царств сведения о древнеханаанейском языке ограничены егип. передачей сиропалестинских топонимов и личных имен. Одним из древнейших источников, в к-рых встречаются ханаанеизмы, являются Тексты Проклятий (нач. II тыс. до Р. Х.), представляющие собой списки враждебных Египту стран и их правителей. Эти списки выполнялись на глиняных горшках и статуэтках для магического обряда, в ходе к-рого эти предметы разбивались. Некоторые элементы собственных имен из егип. Текстов Проклятий могут быть отождествлены с нарицательными словами Е. я.: ç   ([ ] - Отец высок),   ([ ] - Дом солнца) (Коган. 2008). В эпоху Нового царства (XVI-XII вв. до Р. Х.) присутствие носителей ханаанейских языков в Египте значительно возросло. В егип. текстах этого периода помимо многочисленных ханаанейских имен собственных появляются и нарицательные ханаанейские слова:     - сведущий писец (cр. евр.    букв.- писец знающий),   - приветствовать (евр.   - мир, привет),   - шторм (евр.   - дождь). В обобщающем исследовании (Hoch. 1994) рассматриваются ок. 600 предположительно ханаанейских лексем, зафиксированных в егип. текстах Нового царства.

II. Клинописные данные о древнеханаанейском языке содержатся в документах архива, найденного в городище Эль-Амарна на месте древнеегип. города, являвшегося столицей новоегип. державы при Эхнатоне (Аменхотепе IV), правившем с 1350 по 1334 г. Большая часть клинописных табличек этого архива представляет собой переписку, которую егип. царь вел как с крупными державами той эпохи (Ассирия, Вавилон, Хеттское царство и др.), так и со своими вассалами в Сирии и Палестине (Иерусалим, Сихем, Лахис, Аскалон, Библ, Тир, Сидон, Угарит и др.). Амарнские письма в целом составлены на периферийной разновидности аккад. языка. Что касается писем из Ханаана, ставших предметом тщательного изучения в последние десятилетия (Э. Рейни, Д. Сиван, У. Л. Моран), то исследователи пришли к выводу, что их язык не может считаться в строгом смысле аккадским. «Речь идет об особом способе кодирования ханаанской речи с помощью аккадских корневых и отчасти грамматических морфем (в совр. лит-ре обычно трактуется как пиджин или интерязык)» (Коган, Лёзов. 2008). Ханаанизмы в этих документах вкраплены в аккад. текст:       (ср. евр.  - я) - «я припадаю к (твоим) ногам, я твой раб» (EA. 287.66), вставлены в текст как пояснительные глоссы и отмечены специальным знаком, т. н. глоссовым клином (в транслитерации отображается двоеточием):     J        (ср. евр.  )   - «как может царь города Пихилу скрываться от наместников царя, моего господина» (EA. 256.7-10).

Аморрейские имена зафиксированы во множестве аккад. клинописных документов, найденных в Сирии и Месопотамии. После 1-й обобщающей книги Т. Бауэра, отца аморрейской гипотезы происхождения Е. я. (Bauer. 1926), представившего 958 имен, вышел ряд работ, посвященных аморрейской ономастике и реконструкции аморрейского языка. Наиболее обширный каталог аморрейских имен (6662) по состоянию на 1976 г. содержится в исследовании И. Гелба (Gelb. 1980). Новейшее введение в эту проблему представил М. Штрек, исследование которого содержит детальный анализ орфографии и именной морфологии аморрейского языка (Streck. 2000). В работе Э. Кнудсена собраны аморрейские параллели к 35 ветхозаветным именам, напр.,   (  - Самуил),  J   (  - Лаван),  J   (  - Исмаил),   (  - Иов),   (  - Аврам) (Knudsen. 1999). В ряде исследований обсуждается аморрейское происхождение одного из древнеевр. имен Бога ( ), к-рое сравнивалось с именами  J    и др. (Tropper. 2001. P. 91; Streck. 1999).

III. Язык архаической поэзии. К раннему периоду существования Е. я. (предположительно XII-X вв. до Р. Х.) на основании архаических языковых черт относят нек-рые поэтические тексты ВЗ: 2 песни Моисея (Исх 15 и Втор 32), песнь Деворы (см. в ст. Девора), благословения Иакова (Быт 49) и Моисея (Втор 33), пророчества Валаама (Числ 23-24) и нек-рые др. ветхозаветные тексты (ABD. Vol. 4. P. 205). Исследователи выделяют характерные для этих текстов особенности в лексике, синтаксисе, морфологии и орфографии, являющиеся аргументом в пользу более ранней датировки (см., напр.: Saenz-Badillos. 1993. P. 57-61): наличие аккузативного местоименного суффикса 3 л. мн. ч.  ( или   напр.,   - покрыли их в Исх 15. 5) и др. т. н. архаических суффиксов; употребление форм имперфекта без союза   для описания однократных действий в прошлом; особые формы существительных ( ,   - поле во Втор 32. 13 вместо нормативного  ,  ) и добавление окончаний   или   в сопряженной форме (   - сын ослицы в Быт 49. 10); сохранение   в форме перфекта 3 л. ед. ч. ж. р. (  - она ушла во Втор 32. 36); некоторые слова в ВЗ используются лишь в архаической поэзии (напр.,  ,   - вино во Втор 32. 14 вместо обычного  ,  ) (подробнее об этом см.: Kutscher. 1982. P. 79-80). Многие из особенностей этих текстов могут иметь и др., помимо древности, объяснения: напр., высказывались предположения, что в отличие от основного корпуса ВЗ они могли быть созданы на севере Палестины, где было более заметно языковое влияние соседних народов (Saenz-Badillos. 1993. P. 61-62).

Календарь из Гезера. X в. до Р. Х. (Археологичсекий музей, Стамбул)

Календарь из Гезера. X в. до Р. Х. (Археологичсекий музей, Стамбул)

IV. Классический библейский древнееврейский язык. В корпус классической (или стандартной) прозы, нормативной для Е. я. ВЗ, включают значительную часть Пятикнижия (кроме текстов, относящихся к архаической поэзии), Книги Иисуса Навина, Судей и 1-4-я Книги Царств. Из поэтических произведений к этому корпусу примыкают Книги пророков Амоса, Осии, Михея, Наума, Софонии, Аввакума, Иеремии и некоторые др. В языковом отношении с достаточной степенью регулярности нормам классического Е. я. ВЗ следуют Плач Иеремии, Книга Руфь, Книга Ионы, Книга пророка Иезекииля, а также значительная часть Псалтири и книги Притчей Соломоновых (Коган, Лёзов. 2008).

Основную часть корпуса классической прозы ВЗ, написанной Е. я., связывают с царским периодом (XI-VI вв. до Р. Х.), в то время как создание более ранних текстов, относимых к жанру архаической поэзии, могло происходить, по мнению некоторых ученых, на севере Палестины (Saenz-Badillos. 1993. P. 68). При этом, однако, не утверждается, что с основанием династии царя Давида северный диалект Е. я. был заменен на южный; речь идет скорее о создании нормативного офиц. языка, который использовался в Иерусалиме при царском дворе и образованными людьми; этот язык должны были понимать как на севере, так и на юге страны, но преобладающими в нем, по мнению исследователей, оказались южные черты (Rabin. 1979).

Неоднократные попытки ученых выделить диалекты в Е. я. допленной эпохи не дали результатов. Единственным библейским текстом, в к-ром есть явное указание на существование различий в произношении в разных областях, является содержащийся в Книге Судей рассказ о стычке жителей Галаада под рук. судьи Иеффая с их противниками из колена Ефремова. Захватив переправу через реку, жители Галаада определяли врагов по тому, как они произносили слово   ( ): Ефремляне произносили это слово иначе и говорили  ( ) (Суд 12. 6). По мнению большинства ученых, это не является достаточным доказательством существования 2 диалектов (Kutscher. 1982. P. 14; Saenz-Badillos. 1993. P. 71). Тем не менее, возможно, некоторые поэтические тексты ВЗ содержат черты, отражающие языковые нормы Северного царства. Именно этим иногда объясняют наличие в них лексических и грамматических параллелей с др. сев.-зап. семит. языками (Ibidem), хотя в целом язык этих произведений не отличается от языка классической прозы. Заслуживают внимания попытки обнаружить черты сев. диалекта в прямой речи персонажей, выходцев с севера (Young I. The «Northernisms» of the Israelite Narratives in Kings // ZAH. 1995. Bd. 8. H. 1. S. 63-70). Обзор имеющихся данных о диалектных различиях в Е. я. допленного периода см. в работе Янга (Idem. Diversity in Pre-exilic Hebrew. Tüb., 1993).

V. Поздний библейский древнееврейский язык. Большинство исследователей Е. я. ВЗ придерживаются т. зр., высказанной Х. Рабином, что «поздние книги Библии заметным образом отличаются от допленного корпуса» по языку (Rabin. 1970. P. 316). Среди исследователей существуют разногласия в определении корпуса книг ВЗ, написанных на позднем языке. Один из главных критериев - наличие в тексте значительного количества арамеизмов - не может считаться абсолютным, т. к. в этом случае в разряд поздних попадут и архаические библейские тексты, в которых наличие арамеизмов свидетельствует, по-видимому, об общей лексике Е. я. и арам. языка на раннем этапе (Saenz-Badillos. 1993. P. 114-115).

С одной стороны, среди книг ВЗ, большинством зап. ученых считающихся поздними, значительное число арамеизмов содержат Книги Есфирь, Екклесиаст, Песнь Песней, 1-я Книга Ездры, Книга Иова, Книга прор. Даниила, Книга Неемии, а также 1-я и 2-я Книги Паралипоменон (Wagner. 1966. P. 145). Особую сложность представляет Книга Иова, в которой поздние черты сочетаются с архаическими и к-рую, в т. ч. и по этой причине, не следует относить к поздним книгам ВЗ. С др. стороны, во мн. текстах ВЗ, традиционно причисленных к поздним (напр., Плач Иеремии, нек-рые из псалмов), арамеизмы почти полностью отсутствуют. Ученые пытались показать, что нек-рые библейские книги, написанные в персид. или эллинистический периоды, являются переводом на Е. я. с арамейского, однако такая т. зр. не получила всеобщей поддержки (Saenz-Badillos. 1993. P. 115).

В качестве стандартных текстов, написанных на позднем библейском Е. я., обычно называют 1-ю и 2-ю Книги Паралипоменон, 1-ю Книгу Ездры и Книгу Неемии, датируемые послепленной эпохой. Выделение характерных черт позднего языка этих книг производилось с помощью сопоставления параллельных мест в Книгах Паралипоменон и Книгах Царств. Различия во мн. случаях можно интерпретировать как свидетельства изменений в Е. я., происшедших за время плена (Ibid. P. 115-116). Кроме того, для выявления характерных особенностей позднего языка отдельно анализировали текст послепленных книг, не содержащий параллелей в Книгах Царств и видимых зависимостей от иных источников (Polzin. 1976. P. 2). Полученные т. о. данные о позднем языке используются при датировке др. библейских книг. Следует, однако, учитывать, что многие из этих особенностей языка библейских текстов нередко могут быть объяснены не только их поздним происхождением, но др. факторами: диалектальными чертами, позднейшей деятельностью редакторов и т. п. (Saenz-Badillos. 1993. P. 116).

В 1-й и 2-й Книгах Паралипоменон отмечается более частое, чем в классическом библейском Е. я., использование полных (т. е. с mater lectionis) написаний. Нек-рые слова приводятся в измененной форме (напр., Дамаск -   в 1 Пар 18. 5-6 вместо обычного в Библии  ) или заменяются синонимами (  - тела, трупы в 1 Пар 10. 12, вместо   в 1 Цар 31. 12). Обычные в более ранних книгах ВЗ выражения    - сыны Израилевы (Быт 32. 32) или    - дом Израилев (Лев 10. 6) уступили место более краткому   (Израиль; в синодальном переводе иногда передается как «израильтяне» - напр., в 1 Пар 13. 2). Нек-рые слова, в первую очередь частицы, изменили свое значение. По-видимому, арам. влиянием следует объяснять частое употребление предлога   (вместо обычного  ) в качестве маркера прямого дополнения и замена предлога   (из) в его партитивном значении на композитную форму   (Неем 7. 69). Произошли изменения и в области синтаксиса, наиболее заметное - почти полное исчезновение нарративной формулы   ( ), регулярно использовавшейся в классическом языке в начале фразы, раздела или библейской книги. Порядок слов становится иногда необычным: определение может стоять перед определяемым словом, а прямое дополнение, выраженное существительным,- перед инфинитивом, к которому оно относится. В нек-рых случаях исследователи усматривают влияние существовавших в момент написания разговорных форм, впосл. нашедших отражение в раввинистическом Е. я. Сюда относят, напр., нехарактерное использование предлога   с глаголами   - сидеть и   - входить, приходить, изменение порядка слов («Соломон царь» (2 Пар 10. 2) вместо «царь Соломон» (3 Цар 12. 2); в синодальном переводе это различие сглажено) (Saenz-Badillos. 1993. P. 118-120).

Вопреки распространенному мнению о том, что 1-я Книга Ездры и Книга Неемии написаны тем же автором (т. н. Хронистом) или группой авторов, что и Книги Паралипоменон, нек-рые исследователи обращают внимание на различия в языке этих книг. Так, теофорные имена образованы с помощью краткой формы   (  напр.,   - Исаия в Неем 11. 7), в отличие от Книг Паралипоменон, где использована также и полная форма   (  в 2 Пар 26. 22). В Книге Неемии обнаружено значительное влияние арам. языка в заимствовании как отдельных слов (напр., глагол   - брать в значении «запирать» в Неем 7. 3), так и выражений (напр.,     - да живет царь во веки! (в Неем 2. 3), что является дословным переводом соответствующего арам. выражения    , ср.: Дан 2. 4). Впрочем, как и в Книгах Паралипоменон имеются случаи влияний разговорного языка, впосл. отразившихся в раввинистическом Е. я. (напр., использование аналитической формы прошедшего времени    - они говорили - в Неем 6. 19). В евр. тексте 1-й Книги Ездры также заметны арам. влияния и влияние разговорного языка (Saenz-Badillos. 1993. P. 121-122).

Нек-рые исследователи Е. я. Книги прор. Даниила пытаются объяснить языковые особенности не просто арам. влиянием, а существованием арам. оригинала. Несмотря на многочисленность сторонников этой теории, ее нельзя считать ни полностью доказанной, ни даже доминирующей в науке (подробнее см.: Collins. 1993. P. 13). Бесспорно лишь то, что в дошедшей до нас форме евр. главы Книги прор. Даниила содержат мн. черты, характерные для Е. я. допленных библейских книг, что позволяет нек-рым ученым считать эти черты имитацией (Saenz-Badillos. 1993. P. 122).

Хотя значительная часть Псалтири написана на стандартном Е. я. ВЗ, исследователи (Hurvitz. 1972) показали, что нек-рые псалмы содержат значительное количество слов и выражений, встречающихся лишь в послепленных книгах ВЗ и в текстах, написанных на арам. языке или раввинистическом Е. я. В отношении Книги прор. Ионы мнения ученых расходятся. Традиционно считается, что она написана на классическом библейском Е. я. с нек-рыми вкраплениями, характерными для раввинистического Е. я., в основном в области лексики (Ben-David. 1967. P. 60). В то же время в ней обнаруживается значительное число арамеизмов (напр.,   - указ) и др. слов, характерных для позднего языка. Нек-рые особенности грамматики в Книге Ионы являются общими с языком 1-й и 2-й Книг Паралипоменон. Вопрос датировки Е. я. Книги Ионы остается открытым (Saenz-Badillos. 1993. P. 122-123).

Мн. ученые находят черты позднего языка в Песни Песней Соломона. Нек-рые слова (напр.,   - площадь в Песн 3. 2;   - стена в Песн 2. 9) отсутствуют в др. местах Библии, однако встречаются в корпусе раввинистической лит-ры. В Песни Песней имеются также заимствования не только из арамейского (  - ложе в Песн 1. 15), но и из персид. (  - сад в Песн 4. 13) и греч. (  - носильный одр, паланкин в Песн 3. 9; ср. φορεῖον) языка. На основании этого делали даже предложения считать Песнь Песней Соломона книгой, в которой «разговорный язык в первый раз получил литературное и поэтическое выражение» (Saenz-Badillos. 1993. P. 123; Ben-David. 1967. P. 74). Вопрос, однако, исследован недостаточно, поэтому мн. ученые сходятся на том, что точная датировка языка книги в наст. время невозможна (ABD. Vol. 6. P. 150).

Язык Книги Екклесиаста ученые определяют как библейский Е. я. с многочисленными следами влияния арам. языка и разговорного Е. я. (ABD. Vol. 2. P. 274). Примером арам. влияния является, напр., использование именных моделей на   (  - то, чего нет в Еккл 1. 15;   - власть в Еккл 8. 4) и   (  - глупость в Еккл 2. 3). Др. черты позднего языка - это употребление соответствующих слов (обычные для раввинистического Е. я. частицы   и   в Библии нигде, кроме Книги Екклесиаста, не встречаются) и форм (в качестве личного местоимения «я» форма   не используется, вместо нее стоит краткая форма  ). Высказывались предположения о том, что язык книги подвергся влиянию сев. диалекта Е. я. (Gordon. 1955) и, возможно, финик. или арам. языка (Dahood. 1962) и что при составлении книги были намеренно совмещены черты классического библейского и более позднего раввинистического Е. я. (Saenz-Badillos. 1993. P. 124).

Нек-рые др. книги ВЗ, как предполагают ученые, также были написаны в послепленную эпоху, однако из-за недостаточности данных в большинстве случаев вопрос остается спорным. Речь идет о Книге прор. Иезекииля, 55-66 главах Книги прор. Исаии, фрагментах Книги Притчей, Книги Иова и нек-рых др. текстах (Ibid. P. 125). Большинство исследователей признают позднее происхождение Книги Есфирь и наличие в ней многочисленных следов влияния раввинистического Е. я., но расходятся в оценке масштабов этого влияния (Ben-David. 1967. P. 61; Rabin. 1958. P. 152).

IV. Язык древнееврейских надписей. Особую важность для исследования начального периода в истории Е. я. представляют собой сохранившиеся до наст. времени надписи на камне, глиняных сосудах и черепках; самые ранние из них датируются рубежом II и I тыс. до Р. Х. Древнейшим эпиграфическим памятником Е. я. является датируемый кон. X в. до Р. Х. т. н. календарь из Гезера, представляющий собой перечень сельскохозяйственных сезонов (см.: Albright. 1943). Надпись на чаше и неск. вотивных надписей из Кунтиллет-Аджруда в пустыне Негев (Meshel, Meyers. 1976; Meshel. 1978), 2 остракона из Тель-Касилы (Maisler. 1951) и тексты из Асора (Gibson. 1971. P. 18-19) датируют IX или нач. VIII в.; остраконы из Самарии (Shea. 1977) и с холма Офел (Gibson. 1971. P. 25 sq.) и надписи на слоновой кости из Нимруда (Ibid. P. 19-20) - VIII в.; Силоамскую надпись (см. в ст. Силоам) - рубежом VIII и VII вв. Неизвестные ранее эпиграфические памятники, написанные на Е. я., были обнаружены в ходе археологических экспедиций, проводившихся в последние десятилетия ХХ в. в Палестине (см., напр.: Saenz-Badillos. 1993. P. 63-64). Древнейшим сохранившимся папирусом, написанным на Е. я., является палимпсест из Вади-Мураббаат, датируемый VIII-VII вв. до Р. Х. (Gibson. 1971. P. 31-32). Фрагментарный характер большинства сохранившихся текстов и отсутствие знаков для обозначения гласных в значительной мере снижают их лингвистическую ценность для анализа Е. я. допленного периода (Saenz-Badillos. 1993. P. 64). Тем не менее орфография отдельных слов, содержащихся в этих памятниках, нередко отличается от масоретских вариантов (см. в ст. Масора), но совпадает при этом с сохранившимися консонантными написаниями, показывая т. о. их большую древность (Ibid. P. 67). Особенности грамматики древнеевр. эпиграфики библейского периода проанализированы в монографии С. Л. Гоуджел (Gogel S. L. A Grammar of Epigraphic Hebrew. Atlanta, 1998).

Медный свиток. Кумран. Сер I в. (Дворец книги. Музей Израиля, Иерусалим. 3Q15)

Медный свиток. Кумран. Сер I в. (Дворец книги. Музей Израиля, Иерусалим. 3Q15)

2-й свиток Книги прор. Исаии. I в. до Р. Х. (Дворец книги. Музей Израиля, Иерусалим. 1 QIs)

2-й свиток Книги прор. Исаии. I в. до Р. Х. (Дворец книги. Музей Израиля, Иерусалим. 1 QIs)

В этой группе документов есть отличительные орфографические, фонологические, морфологические, синтаксические и лексические черты, позволяющие отнести их к кумран. древнеевр. языку как к особому типу Е. я. Но большинство из них не являются уникальными для языка кумран. свитков: это либо черты, общие с мишнаитским древнеевр. (личное местоимение 1 л. мн. ч.  ; отглагольные имена от породы   по модели   лексика:   - собрание,   - обычай,   - четверть), либо с самаритянским древнеевр. (удлиненные формы местоименных суффиксов  ,  ,  ,  ), либо с арам. (инфинитив породы   по модели   формы императива породы    /   и др.). Кумран. Е. я. традиционно рассматривается как прямое продолжение библейского Е. я., поэтому прежде всего выявляют те особенности, к-рые отличают этот язык или от классического библейского, или от позднего библейского Е. я. Среди немногих уникальных черт кумран. древнееврейского, как правило, называют личные местоимения 3 л. ед. ч.  ,   (Qimron. 1986. P. 117), а также формы притяжательных местоимений при односложных словах «брат» ( ) и «отец» ( ) (Schniedewind. 1999. P. 237). Имеющийся материал с трудом поддается однозначной интерпретации: ожидалось, что кумран. находки дадут представление о переходной фазе развития языка от библейского к мишнаитскому Е. я., однако картина оказалась сложнее, чем предполагали. В последнее время принято считать, что мишнаитский Е. я. был разговорным еще в библейский период, а кумран. Е. я. обнаружил ряд архаических черт. Амер. исследователь У. Шнидевинд считает, что кумран. Е. я.- искусственный язык маргинальной группы, к-рая намеренно противопоставляет себя др. течениям не только в идеях, ритуалах и институциях, но и в языке (Idem. 1999).

Самаритянский древнеевр. язык (Samaritan Hebrew) - это, во-первых, та форма древнееврейского, к-рая зафиксирована в тексте самаритянской версии Пятикнижия; во-вторых, под этими словами подразумевается традиция рецитации этого текста, к-рая сохранилась до наших дней. Т. о. более корректным термином является «самаритянская традиция древнееврейского языка»; в этом смысле она противопоставлена тивериадской, вавилонской и др. традициям записи и произношения Е. я. Самаритянское произношение зафиксировано в огласованных рукописях Пятикнижия, самые древние из к-рых датируются не ранее XIV в. И хотя самаритянскую огласовку можно считать не менее древней, чем тивериадская, ее ценность для реконструкции древнееврейского снижается из-за того, что не существует самаритянских рукописей, которые бы свидетельствовали о последовательном применении определенной системы огласовок, подобно лучшим рукописям, отображающим тивериадскую или вавилонскую огласовки (Ben-Hayyim. 2000. P. 8). Устная традиция самаритян считается более надежной. Первые попытки письменной фиксации самаритянского произношения были сделаны не менее 100 лет назад. В наст. время существует транскрипция всего текста самаритянского Пятикнижия в соответствии с самаритянской традицией чтения, осуществленная З. Бен-Хаимом (Idem. 1957-1977).

язык Мишны и последующей талмудической лит-ры. Др., не менее распространенное название - «раввинистический» Е. я. (Rabbinic Hebrew), т. к. большинство документов этого периода имеют отношение к т. н. раввинистическому иудаизму. В последнее время довольно широкое распространение получило использование термина «раввинистический» для всего периода между библейским и средневек. Е. я., а термина «мишнаитский» - только для памятников эпохи таннаев. Однако в старой лит-ре и у ряда совр. авторов язык всего указанного периода часто называется мишнаитским.

Хронологически мишнаитский Е. я. принято разделять на 2 подпериода: язык эпохи таннаев ( ), создателей Мишны и ряда др. сочинений (I в. до Р. Х.- II в. по Р. Х.); язык эпохи амораев ( ), создателей Талмуда (III-VII вв. по Р. Х.).

В эпоху таннаев мишнаитский Е. я., будучи в основном разговорным, приобретает статус литературного: в этот период помимо Мишны создаются т. н. таннаитские, т. е. ранние сборники мидрашей (Мехилта де Рабби Ишмаэль, Сифра, Сифре, Сифре Зутта и др.). Хотя основными разговорными языками Палестины этого периода были арам. и греч., не исключается возможность того, что в Иудее какая-то часть населения продолжала говорить на Е. я. (Fernández. 1997. P. 2-4). Вероятно, мишнаитский Е. я. начал формироваться уже в послепленную эпоху в качестве разговорного наряду с письменным лит. языком, который ориентировался на древние классические образцы (библейский Е. я.). Это предположение, получившее распространение в посл. десятилетия ХХ в., хотя и не подкреплено документальными данными, заслуживает внимания, т. к. длительное бытование бесписьменного языка вполне возможно и хорошо известно на примере множества др. языков. Первыми памятниками мишнаитского Е. я. можно считать Медный свиток, найденный в Кумране (не позднее 70 г. по Р. Х.), а также письма Бар-Кохбы (ок. 135 г. по Р. Х.) (Sáenz-Badillos. 1993. P. 167).

В эпоху амораев Е. я. остается языком лит-ры и, возможно, раввинистической школы. К документам эпохи амораев относят евр. тексты, вошедшие в Иерусалимский и Вавилонский Талмуды, а также нек-рые сборники мидрашей (Берешит Рабба, Ваййикра Рабба, Песикта де Рав Кахана).

При сопоставлении с библейским Е. я. в мишнаитском обнаруживается ряд важных отличительных черт: взаимозаменяемость конечного   и   так что, напр., окончание муж. рода мн. ч. у именных форм имеет вид   а не   в качестве относительного местоимения употребляется   вместо   родительный падеж выражен не сопряженным сочетанием, а конструкцией с предлогом   прошедшее продолженное время выражено конструкцией «  + причастие»; отсутствие абсолютных инфинитивов и глагольных форм с консекутивным   (Fernández. 1997. P. 1).

Единственной полной грамматикой мишнаитского Е. я. остается книга М. Х. Сегала (Segal. 1927). Однако исследования посл. десятилетий ХХ в. показали, что необходимо составление принципиально новой грамматики. Это связано с тем, что до определенного периода работы по мишнаитскому Е. я. основывались на материале традиц. печатных изданий. В ходе исследований 2-й пол. XX в. стало ясно, что традиция, зафиксированная в этих изданиях, не очень надежна, поэтому стали появляться работы, сделанные на материале авторитетных рукописей Мишны (описание мишнаитского иврита в 1-м изд. Encyclopedia Judaica; Bar-Asher M. The Different Traditions of Mishnaic Hebrew // Working With No Data: Semitic and Egyptian Studies Presented to Th. O. Lambdin / Ed. D. M. Golomb. 1987. P. 1-38), язык к-рых в значительной степени отличается от до сих пор известного раввинистического Е. я. Эта работа еще не завершена, пока нет четких критериев оценки достоверного и искаженного (а также раннего и позднего) материалов в рукописной традиции Мишны и др. памятников. Тем не менее есть результаты, к-рые во многом меняют сложившееся представление о мишнаитском Е. я. В частности, стало ясно, что этот язык не столь однороден, как считалось ранее.

Нижняя граница этого периода развития языка иногда определяется заметными инновациями в языке литургической поэзии (пиют) IV-VIII вв. по Р. Х. Однако эти инновации касаются лишь одного из жанров словесности, поэтому обычно начало средневек. периода в развитии Е. я. связывают с завершением Вавилонского Талмуда (VII в. по Р. Х.). Верхняя граница, как правило, совпадает с появлением идеологического движения евр. просвещения (гаскала) во 2-й пол. XVIII в. В этот период не происходило значительных языковых изменений, хотя деятельность евр. просветителей в определенной степени стимулировала развитие Е. я.

Для большей части средневек. периода характерно бытование Е. я. как литургического и письменного, как языка лит-ры, науки, философии, предположительно как разговорный Е. я. применялся ограниченно в утилитарных целях, таких как частная переписка, торговая и проч. деловая документация. По свидетельству некоторых путешественников, Е. я. как разговорный был распространен в отдельных общинах (Saenz-Badillos. 1993. P. 203), наиболее вероятно использовался для взаимопонимания представителями общин, говорящими на разных языках.

Лист из Мишне Торе. 1471/1472 г. (Lond. Brit. Lib. Harl. 5698 (Vol. 1). Fol. 11v)

Лист из Мишне Торе. 1471/1472 г. (Lond. Brit. Lib. Harl. 5698 (Vol. 1). Fol. 11v)

Поскольку Е. я. почти не функционирует как разговорный, а культивируется прежде всего как литературный, в этот период нельзя говорить о значительных языковых изменениях. Большинство авторов, пишущих на Е. я. в средние века, ориентируются на нормы древнеевр. языка, библейского или раввинистического. Инновации, как правило, не затрагивая структуры языка, связаны с теми или иными лит. движениями, такими как вост. пиют, или ограничены развитием и расширением лексического фонда для выражения новых понятий, в основном научных и философских. Мн. новые явления в лексике и грамматике не получали широкого распространения. Такая мозаичная картина развития языка не в последнюю очередь связана с отсутствием доминирующей лит. традиции, как это было в библейский и отчасти в мишнаитский периоды; в то же время условия для целенаправленного возрождения языка и появления единой нормирующей инстанции, такой как Ваад ха-лашон в XIX в., еще не сложились.

I. Язык восточного пиюта. В широком смысле термин «пиют» (  - поэзия) означает литургическую евр. поэзию, создававшуюся после Библии и Кумрана вплоть до периода гаскалы. Однако в творчестве ряда авторов, работавших преимущественно в Палестине в V-VIII вв. (Иосе бен Иосе, Яннай, Элеазар Калир и др.), сложилась особая лит. традиция, называемая «восточный пиют». Язык произведений этих авторов (пайтаним) определяется в основном нормами написания раввинистического Е. я. (полные (plene); употребление глагольной породы   чередование m/n в глагольных и именных окончаниях; буд. время выражается конструкцией     прошедшее продолженное - глаголом   + причастие), что объясняется близостью содержания их произведений к литературе мидрашей (Saenz-Badillos. 1993. P. 202; по этому признаку, если бы не значительные языковые нововведения, эту лит-ру можно было бы отнести к раввинистической). Можно отметить новые черты как в области словообразования (отыменные глаголы, отглагольные существительные, образование глаголов от союзов и частиц), морфологии (мн. неправильные глаголы трактуются как глаголы со вторым  ), так и в семантике (значения слов на основе звуковых ассоциаций:   - долина - приобретает значение «земля» под влиянием греч. γή - земля) и синтаксисе (ряд предлогов-проклитик        присоединяется к личным формам глагола). В целом язык вост. пиюта отличается семантической и формальной усложненностью, богатством задействованного лексического материала по сравнению с более простым и в смысловом отношении прозрачным стилем раннего анонимного пиюта, ориентированного на библейскую лексику (Пиют. 1992. С. 522).

II. Язык андалузской поэзии. Язык евр. поэтов, работавших в Испании в XI-XII вв., отличается небольшим количеством нововведений, ориентацией в основном на библейский, в меньшей степени на раввинистический Е. я., а также на язык пиюта; характерно также значительное араб. влияние. Языковая традиция андалузской евр. поэзии неоднородна: степень освоения того или иного базового элемента (библейский, раввинистический или язык пиюта) варьируется от автора к автору - от почти полного отрицания раввинистического Е. я. в качестве поэтического (Менахем бен Сарук, Дунаш бен Лабрат, Моше ибн Эзра и Иегуда Галеви) до значительного применения раввинистического Е. я. (Шмуэль га-Нагид). Араб. влияние, к-рое отразилось и в лексических заимствованиях, и в калькировании ряда выражений и синтаксических конструкций, характерно в основном для светских жанров поэзии.

III. Язык прозы и переводов на Е. я. В евр. общинах араб. исламского мира особенно активно развивалась научная и философская проза. Мн. евр. авторы писали по-арабски (напр., «Путеводитель заблудших» М. Маймонида или библейские комментарии Саадии Гаона), гораздо реже по-арамейски. Однако не менее активно развивалась и проза на Е. я. Причины выбора языка далеко не всегда ясны. Как правило, на Е. я. писали произведения, к-рые связаны с евр. законом, и принадлежащие по жанру к т. н. галахе (напр., Мишне Тора, «Повторение Закона» Маймонида). Помимо галахических трактатов создается много сочинений в др. жанрах, ставивших перед авторами новые языковые задачи, в основном в отношении развития лексического фонда. Появились грамматические и др. филологические трактаты и словари, эта область начала развиваться благодаря деятельности масоретов - первых евр. филологов. В этот период также складывался совершенно новый тип библейского комментария, для к-рого на 1-м плане зачастую стоит буквальный смысл текста и обсуждение филологических сторон интерпретации (Раши, Авраам ибн Эзра и др.). Появились многочисленные философские и мистические сочинения, научные энциклопедии, итинерарии. Особый интерес представляет язык переводов, к-рые делали в основном с араб., отчасти также с лат. и др. языков. По фамилии известной семьи переводчиков с араб. Тиббонидов одну из разновидностей Е. я. стали называть тиббонидским ивритом (Saenz-Badillos. 1993. P. 262). Араб. влияние отмечается у мн. авторов, создававших прозу на Е. я.

Отмечается активное развитие лингвистической терминологии: появилось немало еврейских терминов для обозначения ряда морфологических и грамматических категорий:   - причастие,    - имя действия, инфинитив и др. Среди араб. заимствований можно отметить такие слова, как   - центр,   - полюс.

Центральным событием для совр. периода в развитии Е. я. стало возрождение его как живого разговорного языка, который впосл. стал одним из офиц. языков гос-ва Израиль. Первые импульсы в этом направлении дало движение евр. просвещения, возникшее во 2-й пол. XVIII в. (т. н. гаскала). Это культурно-просветительное и общественное движение, с одной стороны, подталкивало к изучению европ. языков для преодоления культурной замкнутости и знакомства с достижениями европ. науки и культуры; с др. стороны, требовало более глубокого проникновения в собственную культуру на основе обращения к библейскому Е. я. (Айхенвальд. 1990. С. 14), к-рый в качестве национального языка противопоставлялся языку идиш (Kutscher. 1982. P. 183). Одним из значительных событий в истории этого движения стал перевод Пятикнижия на нем. язык (1783), осуществленный М. Мендельсоном, основателем и вдохновителем гаскалы. В то же время появляются периодические издания на иврите: журналы «Гамеассеф» (Собиратель) в 1783-1811 гг. в Кёнигсберге, «Биккуре га‘иттим» (Первые плоды времен) в 1821-1831 гг. в Вене; газеты «Пирхе цафон» (Северные цветы) в 1841-1844 гг. в Вильне, «Гакармель» (Цветущая земля) в 1860-1880 гг. в Варшаве. Развивалась художественная лит-ра на иврите, язык к-рой сочетал элементы библейского, раввинистического и постбиблейского древнееврейского,- это подготовило почву для возрождения иврита как разговорного языка.

Целый ряд социально-экономических факторов повлиял на то, что в кон. 70-х - нач. 80-х гг. XIX в. остро встала проблема развития консолидирующего языка для евреев (Айхенвальд. 1990. С. 14-15). Ключевой фигурой в возрождени иврита, центр к-рого отныне переместился из Европы в Палестину, стал евр. просветитель, лексикограф и общественный деятель Э. Бен-Иегуда (1858-1922). Его ст. «Горящий вопрос», появившаяся в 1879 г. в ж. «Га-шахар» (Вена), явилась своего рода манифестом возрождения Е. я. в Палестине (Там же. С. 15). В 1889 г. в Палестине было организовано Об-во языка иврит, через год преобразованное в Комитет языка иврит, к-рый стал главным нормиротивным центром в период становления совр. иврита как разговорного и письменного языка. С 1923 г., в период британского мандата, совр. иврит наряду с арабским и английским получил статус офиц. языка Палестины. В 1948 г., после образования гос-ва Израиль, совр. иврит и арабский были объявлены офиц. языками Израиля. Комитет языка иврит был преобразован в Академию языка иврит - высший орган языкового планирования в Израиле (Там же. С. 15)

преимущественно в прямой речи зафиксировано неск. десятков семит. слов и выражений. Более точное определение их языковой принадлежности связано с т. н. проблемой языка Иисуса Христа, к-рая должна дать ответы на следующие вопросы: на каких языках говорили во времена Иисуса в Палестине? На каком языке говорил сам Иисус Христос? На каком языке первоначально были записаны Евангелия? Не вызывает сомнений то, что в Палестине в данный период были в разной степени распространены 4 разговорных языка: греческий, латинский, еврейский и арамейский (о языках Палестины см.: Вайс. 2002). До сер. XX в. преобладало мнение исследователей, что использование Е. я. в качестве разговорного было ограничено особыми сферами употребления (напр., обучение в школе или раввинистическая дискуссия о законе) либо что Е. я. вообще не использовался как разговорный, будучи вытеснен в первую очередь арамейским (Black. 1967. P. 48). В наст. время мн. ученые считают, что Е. я. в I в. по Р. Х. сохранился в качестве разговорного языка «в определенных социальных слоях населения и определенных географических областях» (Fitzmayer J. A. The Languages of Palestine in the First Century AD // Idem. A Wandering Aramean. Missoula, 1979. P. 44).

Нек-рые евангельские гебраизмы предваряются специальными указаниями (βραΐδι, βραϊστί), к-рые, по-видимому, не обязательно имеют конкретное значение «по-еврейски», а более общее - «на языке евреев», что может предполагать как арам., так и евр. языки. Сторонники «еврейской» теории, согласно к-рой Иисус Христос мог говорить не только по-арамейски, но и по-еврейски, иногда указывают на то, что термином βραϊστί обозначены в некоторых случаях очевидные гебраизмы. Однако арам. речь евреев была богата гебраизмами. В целом проблема языка Иисуса Христа не имеет пока убедительного решения (обзор лит-ры по этой проблеме см.: Saenz-Badillos. 1993. P. 167-171). Семитизмы в НЗ не ограничиваются лексическими вкраплениями, исследователи обнаруживают многочисленные синтаксические семитизмы в греч. языке НЗ (см.: Beyer. 1962). (О синтаксических гебраизмах в языке Евангелия от Марка см.: Лёзов С. В. Библейское повествование и повествование Мк // Библия: Лит. и лингвист. исслед. М., 1998. Вып. 1. С. 280-298). Лингвистическим аргументам, приводимым в пользу существования арам. или евр. оригинала того или иного Евангелия, противопоставлен тот факт, что греч. язык Евангелий сформировался на основе специфической лит. нормы, испытавшей сильное влияние языка Септуагинты. Однако в тех случаях, когда евангельские семитизмы не могут быть поняты как септуагинтизмы (т. е. калькируют особенности постбиблейского Е. я., разговорного Е. я. или арам. языка), непосредственная зависимость языка Евангелий от семит. языков становится более очевидной (Грилихес Л., прот. Гебраизмы в Евангелии от Матфея: К вопросу об оригинальном языке первого канонического Евангелия // БВ. 2004. № 4. С. 106-122; см. также разд. «Язык Евангелий» в статье Евангелие). (О гебраизмах в европ. языках см.: Kutscher. 1982. P. 291-293.)

Cлова и обороты речи попадали из Е. я. в рус. язык разными путями. Значительная часть гебраизмов пришла через переводы Библии (Гури. 1995). Отдельные заимствования осуществлялись через посредство европ. языков: напр., такие слова, как юбилей (от лат. (annus) jubilaeus, евр.    - год трубления в бараний рог), бегемот (лат. behemoth; евр.   - животные) и др. Довольно много арготизмов в сниженной речи имеют предположительно евр. этимологию, они заимствованы из идиша.

Первые грамматики и словари Е. я. были созданы в X-XI вв. евр. авторами, писавшими в основном на араб. языке. Однако возникновение лингвистической рефлексии у евреев связывается с деятельностью масоретов (см. ст. Масора) в VII-VIII вв. На развитие лингвистики средневек. евреями значительное влияние оказала араб. языковедческая традиция (первые араб. грамматики появились в VIII в. по Р. Х.). Важным фактором развития евр. лингвистики в средние века стала полемика караимов и раббанитов о смысле Писания и о методах его интерпретации. Если раббаниты (основное течение иудаизма) в интерпретации полагались на устную традицию, большая часть к-рой зафиксирована письменно (Мишна, Талмуд и др.), то для караимов единственным авторитетным текстом являлась Библия. Сосредоточенность на тексте Свящ. Писания явилась, по-видимому, мощным толчком к развитию лингвистической мысли: предположительно системы огласовки библейского текста создавались в основном караимами. Мн. авторы первых языковедческих трудов о Е. я. были также караимами (Иегуда ибн Курайш, И. Альфаси, аль-Фарадж и др.).

Эта полемика была плодотворной и для раббанитов: считается что Саадия Гаон (892-942) составил «Книгу о семидесяти уникальных словах» - трактат о библейских hapax legomena (словах, встречающихся в ВЗ 1 раз) - именно под влиянием споров с караимами. Саадия написал также трактат по морфологии и составил первый словарь Е. я. (с глоссами на араб. языке). Ибн Курайш (X в.) посвятил сочинение сравнению языка Библии с Е. я. мишнаитского периода, арам., араб. и др. языками. Соч. «Полная книга о корнях и ветвях еврейского языка» аль-Фараджа представляет собой компендиум филологического знания, где разбираются вопросы морфологии, синтаксиса, лексикологии, а также дается сравнение древнеевр. библейского языка с библейским арамейским (Schippers. 1997. P. 60-61). Появление нек-рых филологических сочинений и словарей (напр., словарь Саадии) было связано с борьбой за чистоту и правильность языка поэзии, образцом и объектом подражания для к-рого во мн. случаях служил язык Библии. Поэт Моше ибн Эзра (1055-1138) написал трактат по поэтике древнеевр. языка - «Книгу беседы и упоминания» (частичный рус. пер.: Коковцов. 1895). Менахем бен Сарук (род. в 915, Тортоса) создал в Кордове более совершенный словарь евр. языка, чем словарь Саадии (напр., он различал в слове «корень» и дополнительные элементы - аффиксы). Иегуда Хаюдж (ок. 930 - ок. 1000) пришел к очень важному выводу, что любой глагольный корень в Е. я. состоит как минимум из 3 согласных; он также выделил т. н. слабые корневые согласные. Метафорическое обозначение морфологической основы словом «корень» было известно и араб., и евр. средневек. ученым (араб.   евр.   - корень); в европ. лингвистическую традицию оно проникло благодаря знакомству европ. авторов с сочинениями евр. грамматистов.

Среди грамматистов последующего периода, писавших преимущественно на Е. я., выделяется династия Кимхи - Иосиф (1105 - ок. 1170), его сыновья Давид (ок. 1160 - ок. 1235) и Моше (1120 - ок. 1190). Иосиф Кимхи впервые разделил гласные на долгие и краткие. Словарь и грамматика Давида Кимхи стали наиболее популярными в средние века, благодаря Элияху Левите (1468-1549) его сочинения стали известны латиноязычному миру.

Знание Е. я. на лат. Западе в средние века было очень ограниченным. Есть сведения об отдельных авторах, в той или иной степени знакомых с Е. я., но систематическое обучение Е. я. в монастырских школах и первых ун-тах не осуществлялось. Рост интереса к Е. я. связывают с именами нек-рых представителей европ. Возрождения (Пико делла Мирандола, И. Рейхлин) и Реформации (М. Лютер, Ф. Меланхтон) на рубеже XV и XVI вв. Как отмечают исследователи, одним из главных факторов явился обостренный интерес к евр. мистической лит-ре (Бурмистров. 1998). Появляются первые европ. грамматики Е. я. (Pellicanus C. De modo legendi et intelligendi Hebraeum. Strassbourg, 1504; Reuchlin J. De rudimentis hebraicis. Pforzheim, 1506; обе грамматики включали словарь Е. я.), открываются кафедры Е. я. в ведущих учебных заведениях Европы (Алькала, ныне Алькала-де-Энарес, Испания; Корпус-Кристи-колледж, Оксфорд; Коллеж де Франс, Париж). Европ. гебраистика зарождалась как освоение евр. гебраистики: учителями Рейхлина и др. ученых были евр. грамматисты (Элияху Левита и др.); первые трактаты по грамматике Е. я. в Европе были в значительной степени вторичными - они частично являлись переводами евр. грамматических сочинений. Евр. филологи активно участвовали в подготовке христ. печатных изданий евр. текстов Библии и Талмуда.

XVII век отмечен интересом к постбиблейскому Е. я., к масоретской традиции, а также к самаритянской традиции Е. я. В этот период активно развивалась текстология ВЗ, носившая тогда название critica sacra (см. в ст. Библеистика), расширявшая научный горизонт гебраистики и ставившая перед ней новые вопросы. В нач. XVII в. среди протестант. богословов и гебраистов развернулась дискуссия о природе и древности масоретской вокализации, значение к-рой вышло за пределы филологии. Евр. филолог Элияху Левита первым показал, что знаки вокализации и акцентуации евр. текста Библии появились не вместе с консонантными знаками, а значительно позже, после завершения Талмуда, т. е. не ранее V в. по Р. Х. Это утверждение было оспорено швейцар. гебраистом и богословом Иоганном Буксторфом (1564-1629) в соч. «Tiberias, sive Commentarius Masoreticus» (Тивериадская система, или Масоретский комментарий) (1620). Франц. богослов-гугенот Л. Каппеллус (1585-1658) опубликовал сочинение (Arcanum punctationis revelatum, 1624) (рус. пер.), в к-ром приводились доводы в пользу поздней датировки масоретских знаков вокализации и акцентуации. C опровержением этих доводов выступил Й. Буксторф Младший (1599-1664) в соч. «Tractatus de punctorum vocalium et accentuum…» (Трактат об огласовках и ударениях....) (1648). Для отца и сына Буксторфов и их сторонников на первом плане стоял вопрос о богодухновенности масоретских знаков. В 1675 г. Гельветическое согласие, догматический документ Реформатской церкви Швейцарии, признало знаки для гласных богодухновенными. Вопрос об авторитете и датировке масоретских знаков не был окончательно решен еще в сер. XVIII в. Так, видный нем. ориенталист и гебраист И. Михаэлис посвятил одно из сочинений (De punctuorum hebraicorum antiquitate… (О древности еврейских огласовок) 1739) защите древности и богодухновенности знаков для гласных, а один из главных представителей евр. Просвещения, философ М. Мендельсон (1729-1786), все еще придерживался традиц. т. зр.

До сер. XVII в. европ. христ. грамматики Е. я. в основном опирались на евр. грамматическую традицию (Gesenius' Hebrew Grammar. Oxf., 19102. P. 20). По мере накопления европ. гебраистами собственного опыта грамматических описаний, появления новых данных, прежде всего привлечение родственных семит. языков (арабского, арамейского, эфиопского), составлялись самостоятельные христ. грамматики и писались исследования Е. я. В XVIII в. изменился статус Е. я. как совершенно уникального древнейшего языка, к к-рому не приложимы методы сравнительного языкознания. Один из авторитетнейших арабистов и гебраистов 1-й пол. XVIII в., А. Шультенс, отстаивал древнейший характер Е. я., изучение араб. языка считал вспомогательным средством для изучения Е. я. Им и его последователем Н. В. Шрёдером были написаны первые сравнительные грамматики Е. я. (Schultens A. Institutiones ad fundamenta linguae hebraeae. Lugdini, 1737; Schroeder N. W. Institutiones ad fundamenta linguae hebraeae. Groningen, 1766).

Основы совр. гебраистики заложены нем. ученым В. Гезениусом. Его грамматика древнеевр. языка (1813) выдержала неск. десятков изданий и публикуется до наст. времени, правда в значительно переработанном виде, и является базовым пособием по Е. я. (рус. пер. К. А. Коссовича сделан в 1874 с одного из старых изданий и далек от совершенства). То же относится к словарю Е. я. ВЗ, составленному Гезениусом. Наиболее популярный в учебной и научной практике англоязычный словарь Е. я. ВЗ Ф. Брауна, С. Р. Драйвера и Ч. О. Бриггса (1907) фактически является переводом одного из изданий словаря Гезениуса. Сохраняет свое значение также грамматика Г. Эвальда, одного из современников Гезениуса (Ewald. H. Kritische Grammatik der hebräischen Sprache. Lpz., 1827; [Idem.] Ausführliches Lehrbuch der hebräischen Sprache. Lpz., 18445. Gött., 18708). Значительный вклад в изучение Е. я., в частности в области фонологии и синтаксиса библейского Е. я., внес нем. гебраист и исследователь ВЗ Ф. Э. Кёниг (König F. E. Historisch-kritisches Lehregebäude der hebräichen Sprachen. Lpz., 1881-1897. Hildescheim, 1979r. 3 Bde). Достижения стремительно развивавшегося в нач. XX в. сравнительно-исторического метода, к-рый основывался на реконструкции семитского праязыка, отразились в грамматиках Х. Бауэра и П. Леандера (1922) и Г. Бергштресера (1918). К наиболее удачным грамматикам библейского Е. я., созданным в XX в., относится труд франц. ученого П. Жоуона ( Joüon P. Grammaire de l'hébreu biblique. R., 1923), впосл. переработанный и дополненный Т. Мураокой (1993). Богата интересными идеями грамматика израильского семитолога И. Блау (Blau. 1976). Наиболее инновативными являются грамматики В. Шнайдера (Schneider W. Grammatik des Biblischen Hebräisch. Münch., 1974, 19825) и В. Рихтера (Richter W. Grundlagen einer althebräischen Grammatik. St. Ottilien, 1978-1980. 3 Bde).

В области лексикографии наиболее значительным вкладом было создание нем. словаря библейского Е. я. Л. Кёлером и В. Баумгартнером (Köhler L., Baumgartner W. Lexicon in Veteris Testamenti libros. Leiden, 1953-1958. 2 Bde; Idem. Hebräisches und aramäisches Lexikon zum Alten Testament. Leiden, 1967-19953. 5 Bde). Ими сделана попытка учесть совр. опыт гебраистических лексикографических исследований и новейшие данные этимологии Е. я. В наст. время осуществляется 18-е расширенное и принципиально обновленное изд. словаря Гезениуса, в котором представлены данные сравнительной семитологии по состоянию на нач. XXI в. (к 2007 вышли 4 вып., охватывающие алфавит до буквы ). Краткий обзор современных словарей и грамматик библейского Е. я. см.: Ламбдин. 1998. С. 450-452.

Германия остается одним из основных центров по изучению библейского Е. я. Значительный вклад в изучение Е. я. в XX в. внесли Д. Михель, В. Шнайдер, Э. Йенни, Х. П. Мюллер, Й. Троппер (ФРГ), У. Олбрайт, Ф. Кросс, Д. Клайнс (США), Э. Дейвидсон, Дж. Барр (Великобритания), А. Лемер (Франция), К. Йонгелинг, Э. Талстра (Нидерланды), К. ван дер Мерве (ЮАР), И. Кучер, И. Блау, Х. Рабин, Ш. Мораг, С. Фассберг (Израиль). Древнеевр. язык преподается и изучается в ведущих ун-тах Европы, Америки и Израиля.

Важнейшие периодические издания, посвященные проблемам библейского Е. я.: Zeitschrift für Althebraistik (Stuttg. 1988-2003); Kleine Untersuchungen zur Sprache des AT und seiner Umwelt (Mainz, 2000-.); Journal of Northwest Semitic Languages (Stellenbosch, 1971-.); Journal of Biblical Literature (Boston, 1881-.).

Первые труды по гебраистике в России появляются в 1-й пол. XX в. Прот. Г. П. Павскому, причастному к созданию синодального перевода Библии (см. разд. «Переводы Библии на русский язык» в ст. Библия), принадлежит хрестоматия для изучающих иврит. К. А. Коссович перевел на рус. язык грамматику Гезениуса (СПб., 1874). Краткая грамматика евр. библейского языка была составлена И. Г. Троицким (Троицкий И. Г. Грамматика еврейского языка. СПб., 19082). Труд евр. ученого и педагога О. Н. Штейнберга и в XXI в. остается единственным древнееврейско-русским словарем, предназначенным для чтения библейских текстов. До недавнего времени гебраистика, в особенности изучение древнеевр. языка, развивалась гл. обр. в С.-Петербурге. Этому способствовало богатейшее собрание еврейских рукописей в Публичной б-ке (ныне РНБ), включающее коллекции А. Фирковича. Одним из основателей с.-петербургской школы гебраистики считается П. К. Коковцов. Многие исследователи Е. я. были специалистами по сравнительной семитологии и др. семит. языкам: И. Н. Винников, А. М. Газов-Гинзберг, Б. М. Гранде (краткий грамматический очерк языка иврит и общая редакция иврит-русского словаря Ф. Л. Шапиро), И. М. Дьяконов (лингвистическое описание древнеевр. языка в сб. «Афразийские языки» М., 1991; переводы с древнееврейского).

В Москве преподавание и изучение Е. я. в советский период было сосредоточено в основном на совр. иврите (Ин-т стран Азии и Африки МГУ, Ин-т востоковедения РАН). С 90-х гг. XX в. в Москве сформировались новые центры гебраистики: Еврейский ун-т в Москве (ныне Высшая гуманитарная школа им. Дубнова), Ин-т восточных культур и античности РГГУ, Академия Маймонида, Центр (ЦИИЕЦ) при ИСАА МГУ. Преподавание библейского Е. я. входит в обязательную программу обучения на библейских кафедрах духовных академий РПЦ.

Вопросами этимологии Е. я. занимаются А. Ю. Милитарёв, Л. Е. Коган (РГГУ). Синтаксису древнеевр. языка посвящены работы С. В. Лёзова и Я. Д. Эйделькинда. Риторические приемы и композицию библейских повествований на Е. я. исследует А. С. Десницкий (ИПБ). Вопросы семит. реконструкции евангельских повествований получили освещение в работах прот. Леонида Грилихеса.