Энциклопедия издается по благословению Патриарха Московского и всея Руси Алексия II
и по благословению Патриарха Московского и всея Руси Кирилла
Как приобрести тома "Православной энциклопедии"
опубликовано: 28 апреля 2009г.БОРИС И ГЛЕБ
[в Крещении Роман и Давид] (90-е гг. X в.? - 1015, после 15.07), св. князья-страстотерпцы (пам. 2 мая, 24 июля, в Соборе Рязанских святых и в СобореТульских святых; в Соборе Росто-Ярославских святых - Б.; 5 сент., в Соборе Владимирских святых и в Соборе Смоленских святых - Г.), младшие сыновья св. равноап. киевского кн. Владимира Святославича, погибшие в усобице после его смерти от руки старшего брата Святополка; первые по времени канонизации рус. святые.
Основные источники
Сведения о Б. и Г., а также о становлении их почитания помимо летописей (Повести временных лет, Новгородской первой летописи младшего извода) сохранились в посвященных святым ранних житийных произведениях - анонимном «Сказании, и страсти, и похвале святую мученику Бориса и Глеба» (нач.: «Род правых благословиться, рече пророк») (далее - СС), в тесно связанном с ним «Сказании чудес святою страстотерпцу Христову Романа и Давида» (нач.: «Не възможеть человек глаголати и не насытиться око зьрети») (далее - СЧ) и в «Чтении о житии и погублении блаженную страстотерпцу Бориса и Глеба», принадлежащем перу агиографа XI в. прп. Нестора Печерского (нач.: «Владыко Господи, Вседержителю, створивый небо и землю») (далее - ЧН), а также в ранних богослужебных памятниках - проложном житии (нач.: «Мученик Борис бяше из млады въздрасти») и 3 паремийных чтениях (нач.: «Братия, в бедах пособиви бывайте»; «Слышав Ярослав, яко отьць ему умре», «Стенам твоим, Вышегороде»). Нек-рые детали отразились и в древнейших церковных песнопениях Б. и Г. Время возникновения перечисленных сочинений, их источники и сложные текстологические взаимоотношения являются предметом продолжающихся научных дискуссий.
Святые Борис и Глеб. Икона из Саввино-Вишерского мон-ря. XIII в. (КМРИ)
Наиболее аргументированным на наст. момент можно считать взгляд, что СС возникло не позднее 1072 г. (в нем не упоминается о происшедшем в том году торжественном перенесении мощей Б. и Г.), но вряд ли при Ярославе Мудром († 1054), вероятнее всего в киевское княжение Изяслава Ярославича , при подготовке торжеств 1072 г. Изяслав был наречен в Крещении в честь вмч. Димитрия Солунского - в СС Б. и Г., как заступники Русской земли, сравниваются со св. Димитрием Солунским, а Вышгород, где покоились мощи св. страстотерпцев,- со «вторым Селунем» (Абрамович. Жития. С. 50). Это помогает датировать и летописную повесть. Во-первых, бесспорно, что из 2 редакций, в к-рых она сохранилась,- в ПВЛ и в НПЛ младшего извода, к СС ближе последняя, т. е. редакция, содержавшаяся в предшествовавшем ПВЛ т. н. Начальном своде 90-х гг. XI в. Во-вторых, несмотря на то что в науке не раз высказывалось мнение о зависимости летописной повести о событиях 1015-1019 гг. от значительно более пространного СС (митр. Макарий (Булгаков), Е. Е. Голубинский, Н. Н. Ильин, О. Кралик, А. Поппе), более обоснованным выглядит обратный тезис - что СС явилось расширенной житийной переработкой летописного рассказа (А. И. Соболевский, А. А. Шахматов, Н. И. Серебрянский, С. А. Бугославский, Л. Мюллер и др.). В летописи, в частности, более исправно переданы заимствования из слав. перевода греч. хроники Георгия Амартола (вернее, «Хронографа по великому изложению»). Тем самым первоначальную летописную повесть о Б. и Г. нужно отнести к киево-печерскому летописанию 60-х - нач. 70-х гг. XI в. По-видимому, в повести отразились достаточно ранние устные предания, иначе трудно было бы объяснить мн. сообщаемые ею детали, напр. имена убийц Б. (Путьша, Талец, Елович, Ляшко) и Г. (Горясер, повар Торчин). В то же время едва ли подлежит сомнению, что в Вышгороде с началом чудотворений от мощей св. страстотерпцев уже при Ярославе Мудром стали вестись записи, к-рые отразились прежде всего в СЧ и ЧН. Высказывалась также гипотеза о существовании созданного будто бы уже в 30-х гг. XI в. житийного сочинения о Б. и Г., может быть на греч. языке (Д. В. Айналов, Мюллер).
Святые Борис и Глеб. Икона из Борисоглебской ц. в Плотниках, Новгород. Ок. 1377 г. (НГОМЗ)
СЧ в рукописях (в т. ч. в древнейшем списке в составе Успенского сборника кон. XII - нач. XIII в.) обычно составляет единый комплекс с СС, хотя встречается и отдельно от последнего. По распространенности СЧ сильно уступает СС (по данным Дж. Ревелли, 43 списка против 207), так что в большинстве случаев СС переписывалось отдельно от СЧ. Поэтому вопреки т. зр. Соболевского, Шахматова, Серебрянского, Н. Н. Воронина, Мюллера речь скорее всего идет о 2 самостоятельных произведениях, со временем объединенных в нек-рой части рукописной традиции. СЧ в его окончательном виде сложилось в киевское княжение Владимира Всеволодовича Мономаха (1113-1125), не ранее 1115 г., ибо содержит рассказ о состоявшемся в том году перенесении мощей Б. и Г., а также многочисленные похвалы в адрес Владимира. При всем том СЧ, как иногда считают, сложносоставно; его более раннюю часть Поппе датирует началом киевского княжения Святослава Ярославича (1073-1076), а С. А. Бугославский - ближе к кон. XI в. (после 1089). Т. зр. С. А. Бугославского, к-рый выделяет в СЧ еще один, промежуточный, хронологический слой, относящийся ко времени ок. 1108 г., представляется излишне усложненной. По мнению Поппе, первоначальная часть СЧ заканчивалась чудом 6-м («О слепьци»), но основательнее выглядит т. зр., согласно к-рой сочинение времени Святослава было короче и завершалось сообщением о перенесении мощей в 1072 г., а чудеса с 4-го («О хроме и неме») по 6-е были добавлены в ходе создания окончательной редакции при Владимире Мономахе, когда, как полагают, был использован текст ЧН (Мюллер, А. Н. Ужанков). Однако возможно и даже более вероятно, что и СЧ, и ЧН имели общий источник - упомянутые вышгородские записи о чудесах при мощах Б. и Г. ЧН почти все исследователи вслед за Шахматовым относят к 80-м гг. XI в., видимо ближе к нач. десятилетия. Датировка С. А. Бугославского, считавшего ЧН произведением нач. XII в., поддержки не нашла.
Жизнь и гибель Б. и Г.
Названные источники, а также нек-рые иностранные (прежде всего нем. хроника нач. XI в. Титмара Мерзебургского) следующим образом описывают обстоятельства жизни и гибели младших Владимировичей. СС и летописная повесть (текстологически тесно связанные между собой) называют матерью Б. и Г. некую «болгарыню», хотя на основании косвенных данных неоднократно высказывалось предположение, что Б. и Г. были сыновьями Владимира от брака с визант. царевной Анной (наиболее аргументированно эту гипотезу развивает Поппе). Судя по именам князей-страстотерпцев, сведения об их болг. происхождении по матери заслуживают предпочтения: имя «Борис» - болг. корня, братья Борис II и Роман занимали болг. престол соответственно в 969-971 и 977-991 гг., имя Давид также известно в правившей династии Западноболгарского царства во 2-й пол. X в. Возможно, «болгарыня» принадлежала к болг. царской фамилии и попала на Русь как пленница в 90-х гг. X в., когда рус. войска в качестве союзников Византии участвовали в войне против болгар. Менее вероятной представляется т. зр., что дети от «болгарыни» родились до брака св. Владимира с Анной, заключенного в 988/89 г. (Мюллер), поскольку эта гипотеза противоречит единодушному свидетельству всех источников, что святые погибли юными.
Святые Борис и Глеб. Икона. 1-я пол. XVII
Согласно СС и летописи, при жизни отца Б. занимал княжеский стол в Ростове, а Г.- в Муроме. Иначе изложено дело в ЧН. Здесь местом княжения Б. назван, по-видимому, Владимир-Волынский, где Б. обосновался после женитьбы, а Г. представлен находившимся по малолетству при отце в Киеве. Сделать решительный выбор в пользу той или иной версии работавших примерно одновременно (в 70-80-х гг. XI в.) авторов затруднительно. «Владимер» во фразе прп. Нестора «Таче посла и потом отець на область Владимер» (Абрамович. Жития. С. 6) вполне можно понять и как название города, и как уточнение к «отець». Однако 2-я трактовка плохо вписывается в логику рассуждений прп. Нестора, к-рый именно в посажении Владимиром Б. на стол усматривает первопричину гнева княжившего в Турове Святополка на своего младшего брата. Б., сидевший в далеком Ростове, не представлял бы никакой угрозы для туровского князя, тогда как вокняжение Б. на Волыни могло повести к уменьшению удела Святополка (Волынь и Туров нередко представляли собой единый владельческий комплекс) и во всяком случае ставило под угрозу связи Святополка с польск. кн. Болеславом I, на дочери к-рого был женат Святополк. Так или иначе, прп. Нестору, писавшему в Киево-Печерском мон-ре, не мог не быть знаком первоначальный вид созданной там же летописной повести (менее вероятно его знакомство с СС), и, следовательно, он имел особые причины на то, чтобы уклониться от изложенного в ней хода событий. ЧН и СС различаются и в др. деталях: по рассказу ЧН, Г. спасается от Святополка бегством, тогда как в СС и летописи он, подобно Б., добровольно идет навстречу мученической кончине. Очевидно, в сер.- 2-й пол. XI в. существовали различные предания об обстоятельствах жизни и гибели Б. и Г., хотя попытки обнаружить следы контаминации разноречивых элементов в самой «ростово-муромской» версии (Шахматов) нельзя признать вполне убедительными.
Убийцы у шатра св. Бориса (вверху). Убиение кн. св. Бориса и св. Георгия Угрина. Миниатюра из Сильвестровского сборника. 2-я пол. XIV в. (РГАДА. Ф. 381. № 53. Л. 125 об.)
Заслуживает внимания сообщение ЧН об опасениях Святополка, что Владимир будто бы собирался оставить Киев не старшему из сыновей (к тому времени таковым был Святополк), а Б., именно поэтому Владимир под конец жизни вывел Б. из его княжения и держал при себе (последнее подтверждается также СС и летописью). Похоже, Владимир шел на коренную ломку традиц. порядка столонаследия, действительно видя в Б. своего преемника в обход старших сыновей, возможно вслед. царского происхождения св. братьев, чем объясняется и характерная «царская» топика применительно к Б. в древнейшей службе («цесарьскыим веньцем от уности украшен, пребогатый Романе» и др.) и в ст. «О Борисе, как бе възъръм», включенной в состав СС (Б. «млад... бе еще, светяся цесарьскы») (Абрамович. Жития. С. 51, 136). Однако это намерение киевского князя натолкнулось в 1013-1014 гг. на активное противодействие его старших сыновей - Святополка Туровского и Ярослава, сидевшего в Новгороде, что дает основание относить обнародование планов Владимира относительно Б. примерно к 1012/13 г.
Посланные Святополком варяги пронзают мечом тело св. Бориса. Миниатюра из Сильвестровского сборника. 2-я пол. XIV в. (РГАДА. Ф. 381. № 53. Л. 128)
После кончины кн. Владимира (15 июля 1015) киевский стол по праву старшинства занял Святополк, хотя и при не совсем ясных обстоятельствах (по наиболее надежным данным - хронике Титмара,- Владимир подверг Святополка заключению, в к-ром тот и пребывал до самой смерти крестителя Руси). Эти события застали Б. возвращающимся во главе отцовской дружины из похода на печенегов. Дружинники предложили князю поддержать его в борьбе за киевский стол, однако Б. отказался, не желая «възняти руки на брата своего стареишаго» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 132; Т. 2. Стб. 118; НПЛ. С. 170). После этого бо́льшая часть дружины покинула Б. (Впрочем, есть указания и на то, что отношения Б. с киевлянами не были безоблачными; так, в Тверском сборнике XVI в., сохранившем и др. отсутствующие в ПВЛ детали междоусобия 1015-1019 гг., читаем, что, когда ладья с телом убитого Б. причалила под Киевом, «киане же не приаша его, но отпнухуша прочь» - ПСРЛ. Т. 15. Стб. 128.) Миролюбие Б. не остановило Святополка, пославшего неск. «вышегородских болярцев» (видимо, Вышгород и был местом заключения Святополка) на убийство младшего брата. Предупрежденный о приближении убийц, Б. в своем шатре «пел заутренюю», после молитвы лег на постель и затем был заколот. Вместе с Б. было убито немало его дружинников, в т. ч. св. Георгий Угрин, прикрывший князя своим телом, но нек-рым удалось спастись (в частности, прп. Моисею Угрину, брату св. Георгия; см. также ст. Ефрем Новоторжский, прп.). Тело Б. было доставлено в Вышгород (ок. 15 км к северу от Киева) и погребено у ц. св. Василия.
По данным собственно житийных источников, Б. и его дружинники были убиты в воскресенье 24 июля. Местом их гибели и СС, и летопись называют стан Б. на р. Льте (Альте), близ Переяславля Русского. Полной уверенности в точности данных о месте и дне страстотерпческой кончины Б. нет. В летописном рассказе дата отсутствует; кроме того, по преданию, отразившемуся в СС и летописи, как раз на Льте и именно на месте убиения Б. состоялась в 1019 г. решающая битва Ярослава со Святополком. Это совпадение усугубляется тем, что битва произошла «в пяток», на к-рый и приходилось 24 июля в 1019 г. Сказанное дает повод подозревать, что топографическое и хронологическое приурочение гибели Б. к месту и времени сражения на Льте, возможно, имело место позже, при формировании житийного предания, к-рое подчеркивало роль Ярослава как мстителя за кровь братьев.
Вызванный обманом из Мурома, Г. был убит 5 сент. (и этой даты нет в летописной повести) на пути в Киев, близ устья р. Смядыни, у Смоленска. По ЧН, Г. находился в Киеве, бежал на север (к Ярославу?) и был настигнут убийцами под Смоленском. Тело юного князя похоронили на месте гибели. После Б. и Г. был убит еще один Владимирович - Святослав, княживший в Древлянской земле (к северо-западу от Киева). Развязкой этой кровавой драмы неизбежно должно было стать столкновение Святополка с др. своим братом - новгородским кн. Ярославом. Их четырехлетняя протекавшая с переменным успехом борьба за киевский стол завершилась летом 1019 г. упомянутой битвой на Льте, в к-рой Ярослав одержал окончательную победу. Через нек-рое время (по ЧН, через год после водворения Ярослава в Киеве, т. е. в 1017 или 1020) по приказу Ярослава тело Г. было найдено и перезахоронено рядом с Б. в Вышгороде. Приобретшая в последнее время известную популярность гипотеза, будто убийцей Б. и Г. был Ярослав (Н. Н. Ильин, М. X. Алешковский, А. М. Членов, Поппе и др.), опирается гл. обр. на сканд. Сагу об Эймунде - источник поздний (кон. XIII в.), сбивчивый и скорее лит., чем исторический, и не может быть признана серьезно обоснованной.
Канонизация
События, связанные с зарождением почитания Б. и Г., известны благодаря СЧ и ЧН, к-рые в этой части, видимо, восходят к общему источнику - вышгородским записям. Нек-рое время могила Б. и Г. близ вышгородской ц. св. Василия находилась в забвении или небрежении, судя по тому, что 1-е знамение от мощей святых случилось, когда некоему «варягу», нечаянно наступившему на могилу, опалило ноги исшедшим из-под земли пламенем. «И отътоле начаша не смети близ приступати, нъ с страхом покланяахуся» (Абрамович. Жития. С. 53). Вскоре ц. св. Василия сгорела, но все иконы и богослужебную утварь удалось спасти, что было осознано как заступление св. страстотерпцев. О случившемся сообщили киевскому кн. Ярославу Мудрому и митр. Иоанну I, к-рый в сопровождении «клироса и всего поповьства» отправился в Вышгород и в присутствии князя совершил всенощное бдение в часовне («клетце мале»), выстроенной над могилой Б. и Г. После того как на месте сгоревшей церкви была выстроена новая, тела святых по повелению и при участии митрополита торжественно «изнесоша от земле». При этом раки были вскрыты и засвидетельствованы нетленность мощей и исходившее от них благоухание, затем раки установили в новой церкви «над землею на деснеи стране». От св. мощей начали происходить чудесные исцеления, последовательность к-рых в СЧ и ЧН практически совпадает.
Убийцы ожидают св. глеба на Смядыни (вверху). Убиение св. Глеба. Миниатюра из Сильвестровского сборника. 2-я пол. XIV в. (РГАДА. Ф.381. №53. Л. 132 об.)
Чудеса 1-е («О хромем» - исцеление отрока вышгородского посадника Миронега) и 2-е («О слепьци») послужили для кн. Ярослава основанием выстроить по совету митр. Иоанна в Вышгороде большую пятиглавую деревянную церковь во имя Б. и Г., освященную 24 июля, куда в тот же день были перенесены мощи св. князей. На этот день, к к-рому приурочивалось убиение Б., был установлен и ежегодный праздник святым. На первой же литургии в новой церкви на глазах князя и митрополита произошло 3-е чудо («о хромем»). В ЧН сообщается в этой связи об уставлении Ярославом для поддержания клира только что построенной церкви десятины от княжеских даней с Вышгорода. Далее и в СЧ, и в ЧН (к-рое содержит еще и рассказ о чуде избавления от оков узников «в некоем граде») за сообщением о кончине Ярослава Мудрого следует повествование о перенесении мощей Б. и Г. в 1072 г. в одноглавую церковь, построенную киевским кн. Изяславом Ярославичем ввиду ветхости храма Ярослава. Это перенесение, наиболее полное описание к-рого сохранилось в СЧ, было много торжественнее предыдущего: в нем участвовали князья (Изяслав, Святослав, Всеволод Ярославичи с сыновьями) и митр. Георгий со своим клиром, ряд др. архиереев (Неофит Черниговский, Петр Переяславский, Никита Белгородский, Михаил Юрьевский), а также настоятели киевских мон-рей, среди к-рых был и прп. Феодосий Печерский. Перенесение мощей состоялось 20 мая, в неделю 7-ю по Пасхе, когда был установлен еще один день поминовения Б. и Г. (указание на 2 мая в Лаврентьевской летописи и родственных ей сводах объясняется, по-видимому, контаминацией с датой перенесения мощей в 1115).
Исцеление слепого у гробницы св. князей. Строительство собора во имя святых Бориса и Глеба (вверху). Мощи св. князей переносят в храм. Миниатюра из Сильвестровского сборника. 2-я пол. XIV в. (РГАДА. Ф. 381. № 53. Л. 150)
Далее идут рассказы о новых чудесных исцелениях: «о хроме и неме» (чудо 4-е), «о жене сухоруце» (5-е) и «о слепьци» с участием вмч. Георгия (6-е), причем в последнем в уста св. Георгия вкладывается характеристика Б. и Г. как святых, к-рым «дана благодать от Бога в стране сей земля Русьске пращати и исцелити всяку страсть и недуг» (Абрамович. Жития. с. 59-60). На этом похвалой святым заканчивается ЧН, а в СЧ продолжается описание событий, связанных с почитанием Б. и Г. до 1115 г. включительно: неудачной попытки воздвигнуть каменную церковь в честь св. страстотерпцев (начатая при Святославе и завершенная при Всеволоде, она обрушилась сразу же после окончания работ), несостоявшегося аналогичного замысла киевского кн. Святополка Изяславича (1093-1113), окования позолоченным серебром деревянной раки Б. стяжанием Владимира Мономаха (тогда князя переяславского) в 1102/03 г., восстановления рухнувшего каменного храма на средства черниговского кн. Олега Святославича в 1112 г. (см. Борисоглебская церковь в Вышгороде) и, наконец, после смерти Святополка торжественного перенесения мощей страстотерпцев в новую каменную церковь на Антипасху в 1115 г., 2 мая.
Исцеление хромого у гроба святых Бориса и Глеба (вверху). Трапеза у кн. Изяслава по случаю сооружения новой церкви во имя св. князей-страстотерпцев. Миниатюра из Сильвестровского сборника. 2-я пол. XIV в. (РГАДА. Ф.381. № 53. Л. 151)
Перенесение мощей в большую пятиглавую церковь при Ярославе описано как церковное прославление новых мучеников (сообщение о написании иконы Б. и Г. есть только в ЧН), поэтому была бы важна его более или менее точная датировка, к-рая, однако, оказывается крайне затруднительной. Предположение Шахматова, поддержанное нек-рыми исследователями, будто перенесение состоялось в 1020 или 1026 г., основано исключительно на допущении, что церемония должна была непременно приходиться на воскресный день, как то было в 1072 и 1115 гг. Но тому же условию удовлетворяют и 1037, и 1043, и 1048 гг. Да и вряд ли Ярослав, решив построить церковь в честь Б. и Г., стал бы дожидаться года, когда 24 июля совпало бы с воскресеньем. Время святительства митр. Иоанна I, к-рого в науке почему-то принято считать предшественником упомянутого в летописи под 1039 г. митр. Феопемпта, ничто не мешает отнести и к 40-м гг. XI в., поэтому совершенно не обязательно датировать построение Ярославовой ц. 30-ми гг. этого столетия (Мюллер). Указание СЧ, что перенесение мощей Б. и Г. в построенную Изяславом Ярославичем в 1072 г. церковь имело место «минувшем (после чего? - А. Н.) летом 20» (Абрамович. Жития. С. 55), едва ли можно соотносить с моментом построения Ярославовой церкви, т. к. оно пришлось бы в таком случае на точно засвидетельствованное время святительства митр. Илариона (1051 - не позднее 1054), а не Иоанна. Очевидно, это указание имеет в виду кончину Ярослава, что больше оправдано и контекстом повествования. Если помимо сказанного принять во внимание молчание о Б. и Г. в «Похвале кн. Владимиру» митр. Илариона, датировка к-рой колеблется от 1037 до 1050 г., то наиболее вероятным временем перенесения мощей при Ярославе и учреждения праздника Б. и Г. 24 июля придется признать 2-ю пол. 40-х гг. XI в.
Эта датировка находит себе подтверждение в княжеском именослове. Самые ранние из многочисленных наречений княжичей именами новых святых в семействах как Ярославичей (Глеб, Давид, Роман Святославичи, Давид Игоревич, Борис Вячеславич), так и полоцкого кн. Всеслава Брячиславича (Глеб, Давид, Борис, Роман) определенно относятся еще ко времени жизни Ярослава Мудрого (Глеб Святославич родился не позднее 1050/51, Глеб и Давид, коль скоро именно они были старшими сыновьями Всеслава Полоцкого, не позднее 1053/54), тогда как родившиеся в 1036 г. и неск. ранее двое младших сыновей самого Ярослава были наречены Вячеславом и Игорем, что плохо согласуется с предположением о канонизации Б. и Г. при митр. Иоанне, если последний был предшественником Феопемпта. В то же время следует учесть, что сохранившиеся печати Давида Игоревича, родившегося в 50-х гг. XI в., несут на себе изображение не Г.-Давида, а прор. Давида (Янин В. Л. Актовые печати Древней Руси Х-XV вв. М., 1970. Т. 1. № 26-28; 1998. Т. 3 [в соавт. с П. Г. Гайдуковым]. С. 21-22, 115). Это наводит на мысль, что названные наречения состоялись еще до внесения имен Б.-Романа и Г.-Давида в святцы, хотя и были следствием почитания князей-мучеников в рамках княжеского рода. В таком случае установление праздника 24 июля при Ярославе следовало бы расценивать как местную канонизацию внутри Киевской епархии (в к-рую входил Вышгород), а общерус. прославление отнести к 1072 г. Датировка общерус. канонизации 1088 г. (А. Н. Ужанков) выглядит неоправданно поздней и основывается на весьма спорной предпосылке, будто ЧН стало первым житийным произведением о Б. и Г., тогда как СС таковым быть якобы не могло (так думал и С. А. Бугославский); против говорит и упоминание Б. и Г. в перечне святых в берестяной грамоте № 906, к-рая стратиграфически приходится на 3-ю четв. XI в. (Янин В. Л., Зализняк А. А. Берестяные грамоты из раскопок 1999 г. // ВЯ. 2000. № 2. С. 6).
Дни памяти, богослужебные тексты
Наглядным свидетельством быстрого и повсеместного на Руси распространения церковного почитания Б. и Г. может служить внесение памяти 24 июля в месяцесловы; с кон. XI - нач. XII в. она встречается в них постоянно: в месяцеслове Мстиславова Евангелия (нач. XII в.), Юрьевского Евангелия (1119/28 г.), Добрилова Евангелия (1164 г.) и мн. др. Характерно, однако, что ее проникновение в южнослав. месяцесловы фиксируется не ранее 1-й трети XIII в. (серб. Евангелие - Vat. Slav. 4. Fol. 267: Турилов А. Две забытые даты болгарской церковно-политической истории IX в. // Palaeobulgarica = Старобългаристика. 1999. Т. 23. № 1. С. 18. Примеч. 10), что может служить еще одним аргументом в пользу датировки общерус. канонизации Б. и Г. не ранее 1072 г. В древнерус. богослужебных книгах память 24 июля со 2-й пол. XII в. сопровождается знаком креста в круге, отмечавшим главные после двунадесятых церковные праздники. Др. памяти Б. и Г. сильно уступают ей по частотности упоминания. Память перенесения мощей в 1072 г., 20 мая, встречаясь в ряде Прологов XIV-XV вв. (в сохранившихся месяцесловах она отсутствует), затем сливается со значительно более распространенной памятью перенесения в 1115 г., 2 мая, к-рая фиксируется со 2-й пол. XII в.; отдельная память Г. 5 сент. изредка встречается в месяцесловах со 2-й пол. XIII в. В 1369 г. митр. св. Алексий по согласию с князьями св. Димитрием Иоанновичем и Владимиром Андреевичем установил седмичные посты перед памятью Б. и Г. (24 июля), а также перед днями памяти вмч. Димитрия Солунского (26 окт.) и «осенним Юрьевым днем» (26 нояб.) (уставная грамота о новых постах 18 февр. 1369 (мартовского 6876) известна в единственном белорус. списке посл. четв. XVI в.- БАН. Собр. еп. Павла (Доброхотова). № 18. Л. 205). Однако эти посты не вошли в практику Русской Церкви. В московском Типиконе 1610 г. память Б. и Г. указана 3 раза (5 сент., 2 мая и 24 июля). 5 сент.- только память Г. без службы. 2 мая - служба Б. и Г. с полиелеем. Здесь же содержатся указания, как можно соединить их службу со службой свт. Афанасия Великого. 24 июля описана бденная служба Б. и Г. (если желает настоятель), при этом службу мц. Христине указано переносить на повечерие. Память Б. и. Г. 2 мая праздновалась более торжественно, нежели приходящаяся на тот же день память свт. Афанасия Александрийского. В Уставе церковных служб московского Успенского собора (1634) под 2 мая записано: «Афанасию Великому, егда будет невместно вкупе пети с Борисом и Глебом, то пети в 4-й день, трезвон средней, а Борису и Глебу трезвон большой, благовест в ревут» (РИБ. Т. 3. С. 77).
Перенесение мощей св. Бориса в новую церковь (вверху). Перенесение мощей св. Глеба в новую церковь. Миниатюра из Сильвестровского сборника. 2-я пол. XIV в. (РГАДА. Ф. 381. № 53. Л. 152 об.)
Древнейший корпус литургических песнопений, посвященных Б. и Г., складывался в XI - нач. XII в. Наиболее ранние списки службы Б. и Г. находятся в июльской Минее кон. XI - нач. XII в. новгородского происхождения (РГАДА. Ф. 381. № 121. Л. 28 об.- 31) и Кондакаре при Студийском уставе того же времени (Типографском уставе) (ГТГ. № К-5349. Л. 78). Корпус песнопений князьям-страстотерпцам уже по спискам XII в. состоит из 24 стихир, 2 канонов, 3 кондаков с икосом, седальна и светильна. Мн. песнопения обнаруживают зависимость от СЧ в его первоначальном составе 70-х гг. XI в. (Поппе) или даже в его редакции после 1115 г. (Е. В. Антонова). Количество и состав стихир (3 группы подобнов на хвалитех) показывают, что этот гимнографический корпус отражает не одну, а 3 службы, т. е. на праздники, установленные как при митр. Иоанне I (в 40-х гг. XI в.), так и в 1072 и 1115 гг. В Минее 1-й пол. XII в. автором службы Б. и Г. назван митр. Иоанн (I или II?) (РГАДА. Ф. 381. № 122. Л. 111 об.).
Стихиры святым Борису и Глебу. Стихирарь. XII в. (РНБ. Соф. № 384. Л. 100 об.)
Во всех сохранившихся Стихирарях домонг. периода песнопения Б. и Г. помещены под 24 июля. Под 2 мая известен лишь кондак «Мученика Христова». Наиболее ранние списки служб на 2 мая относятся к кон. XIV в. (РГБ. Ф. 304. № 22 и Ф. 113. № 3), однако они не содержат новых стихир. Специальные стихиры на 2 мая помещены в Минее служебной XV в. и, по-видимому, связаны с творчеством Пахомия Логофета, их нотированные образцы появляются в Стихирарях со 2-й пол. XVI в. Состав песнопений, посвященных Б. и Г., со временем менялся, в частности в XV-XVI вв. исчезли тексты, в к-рых упоминался Святополк.
В Минеях (СТ) служба Б. и Г. есть только 24 июля, она помещена после службы мц. Христины (Июль. Л. 181-191). В Типиконе их память отмечена как полиелейная. В Минее служба бденная (содержит полный корпус песнопений малой вечерни). Тропарь 2-го гласа: «
» (в Типиконе 1610 г. указываются 2 тропаря - 2-го гласа на великой вечерне, а на малой - тропарь 4-го гласа «
»). Канона 2: 1-й 4-го гласа (ирмос: «
», нач: «
»), 2-й 8-го гласа (ирмос: «
», нач.: «
»); они предваряются воскресным каноном Божией Матери 2-го гласа. Кондак, глас 3-й «
».
В Минеях (МП) под 2 мая помещена полиелейная служба Б. и Г. (Май. С. 96-111), содержащаяся в рукописях (Успенский. С. 10, 59), в к-рой присутствуют исторические паремии Б. и Г., напечатанные не на обычном месте паремий, а после кафизм и полиелея под заголовком «Жития чтение». Паремии же в службе те же, что и 24 июля (т. е. общие мученику единому). В службе приведены 4 тропаря (1-й - 4-го гласа «
»), 1 канон 8-го гласа (ирмос: «
», нач.: «
»). Кондак, глас 4-й: «
».
Стихира святым Борису и Глебу «Приидите, новокрещении русьстии собори», распев Феодора Христианина. 1-я пол. XVII в. (БАН. Строг. № 44. Л. 979)
Интересна эволюция распевов стихир Б. и Г. Уже в XII в. прослеживаются по 2 редакции распева, просуществовавшие до сер. XV в. В кон. XV в. складываются новые, единые редакции, распространенные в XVI-XVII вв. В кон. XVI - 1-й пол. XVII в. возникают до 3 редакций знаменного распева, а также путевой распев стихир Б. и Г. Одна из редакций знаменного распева стихиры «Приидите, новокрещении русьстии собори», судя по помете в списке РГБ. Ф. 178. № 766 (Л. 339: «Христианиново знамя»), принадлежит Феодору Христианину. Самым масштабным песнопением, посвященным Б. и Г., является стихира-многогласник «Плотскую богатяща», текст к-рой восходит к СС. Стихира с первых списков представлена 2 редакциями распева с вкраплениями кондакарной нотации; с XVII в. известны 3 редакции распева, отличающиеся развитым мелосом большого диапазона с широкими мелодическими ходами. Стихира «Возъписта Борис и Глеб» легла в основу 2 покаянных стихов о Б. и Г. и духовного стиха XIX-XX вв.
По текстологическим данным, примерно на рубеж XI-XII вв. приходится создание др. богослужебных произведений о Б. и Г.- древнейших проложного сказания и паремийных чтений (впрочем, согласно Л. С. Соболевой, первоначальное паремийное чтение было создано еще при Ярославе Мудром). Древнейшие паремийные чтения в службах Б. и Г. не заимствованы из библейских книг, что уникально для визант. обряда. Паремии, как и древнейшее проложное сказание, восходят к летописной повести в составе Начального свода. В тексте есть аллюзии на места ВЗ, использующиеся в паремиях,- т. о. составители, видимо, хотели уподобить эти паремии обычным библейским. Заголовки чтений, несмотря на содержание, библейские: «От Бытия чтение» (иногда «От Притч чтение»). 1-я паремия содержит поучение о любви и ненависти между братьями, 2-я и 3-я описывают историю убийства Б. и Г. и войны Ярослава со Святополком (Успенский. С. 9-11, 112-118). Возможная причина появления в рус. книгах необычных паремий - влияние зап. богослужения, в к-ром библейские чтения в дни памяти вел. святых могли заменяться житиями (см. в ст. Бревиарий). Древнейшим известным списком паремий Б. и Г. является список XIII в., приплетенный к Захарьинскому Паремийнику 1271 г. (РНБ. Q. п. I. 13. Л. 256-264 об.; Паремийник РГАДА. Тип. № 49 [156], в лит-ре нередко относимый к XII в., на самом деле создан в 1-й пол. XV в.- Каталог славяно-русских рукописных книг XI-XIV вв., хранящихся в ЦГАДА СССР. М., 1988. Ч. 2 № 112). В печатных изданиях XVII в. эти чтения были заменены библейскими (общие мученику единому), хотя Типикон 1610 г. следует более старой практике и указывает житийные паремии (Л. 797 об.). В рукописях встречаются примеры использования летописных паремий Б. и Г. также 15 июля - в день памяти равноап. Владимира (Устав Иоси-фо-Волоколамского мон-ря 1553 г. ГИМ. Син. № 337. Л. 335; Минея XV в. ГИМ. Увар. № 769-1° и др.- Успенский. С. 43, 82-83).
Св. Борис. Фрагмент иконы свт. Николая Чудотворца (Липенского). 1294 г. Мастер Алекса Петров (НГОМЗ)
В рукописных Уставах на память Б. и Г. могли использоваться кроме житийных библейские паремии (причем нередко помещались и те, и др.). В ранних рукописях - чтения Быт 4. 8-15, Притч 3. 34-35; 4. 1-22 и 1 Ин 4. 20-21; 5. 1-5. В рукописях с XV в. 2-е и 3-е чтения др.- Ис 43. 9-14 и Прем 4. 7-15 (это 1-е и 3-е чтения мученику единому по Общей Минее, они же содержатся и в совр. службе Б. и Г.). В нек-рых рукописях для службы Б. и Г. паремии заимствованы из службы ап. Иоанна Богослова (они же общие апостолу единому): напр., в июльской Минее XV в., ГИМ. Син. № 518. Л. 162 об.- 164; эти же чтения указаны в Часослове (Краков, 1491. Л. 262 об.) (Успенский. С. 23-27, 119).
Наиболее ранним списком проложного сказания о Б. и Г. является список 1-й пол. XIV в. (РГАДА. Ф. 381. № 173. л. 162в - 163г). Ок. сер. XV в. было написано (вероятно, Пахомием Логофетом) новое проложное житие Г. (нач.: «Бысть по убитии святаго страстотерпца великаго мученика Бориса, посла убийцы тый против блаженнаго Глеба»), снабженное двустишием («Како не въспоется Глеб, спострадавый брату своему Борису. Тленнолюбный брат нетленнолюбные страдалци погуби»). Тем же автором были созданы двустишия на память перенесения мощей (2 мая) и посвященное Б. на общую память мучеников 24 июля (соединено здесь с сентябрьским стихом Г.). Все эти памятники сохранились в составе особой разновидности Стишного пролога, дополненной значительным числом житий рус. святых и сохранившейся в списках западнорус. происхождения начиная с 3-й четв. XV в. (Турилов А. А. Южнославянские памятники в лит-ре и книжности Литовской и Московской Руси XV - 1-й пол. XVI в.: Парадоксы истории и географии культурных связей // Славянский альманах. 2000. М., 2001. С. 256, 257, 276, 277).
Храмостроительство
в честь Б. и Г. было обширно на протяжении почти всех этапов рус. церковной истории. В течение домонг. периода центром почитания св. князей-страстотерпцев являлась посвященная им церковь в Вышгороде, куда совершались паломничества, особенно на престольный праздник 24 июля (ср. рассказ о такой паломнической поездке одного киевского семейства: Багрий А. Киевский список чуда св. Николая об утопшем детище // ИОРЯС. 1914. Т. 19. Кн. 2. С. 276-279), и где кроме св. мощей князей-страстотерпцев хранились и др. борисоглебские реликвии, в частности меч Б., в 1155 г. увезенный во Владимир св. кн. Андреем Юрьевичем Боголюбским. Храм в Вышгороде был разрушен в 1240 г., во время нашествия татаро-монголов на Киев, тогда же были утрачены св. мощи князей. В 1-й пол. XVII в., несмотря на то что в Вышгороде никто не жил, на месте древнего храма был выстроен правосл. деревянный храм, сожженный поляками в 1651 г. и восстановленный в кон. XVII в. В 1860 г. на его месте поставили небольшую каменную церковь, сохранившуюся до наст. времени. Первая попытка обретения мощей Б. и Г. в Вышгороде была сделана в 1743 г. Киевским митр. Рафаилом (Заборовским) по распоряжению имп. Елизаветы Петровны; поиски мощей производились также в 1814 и 1816 гг., однако все эти попытки были безуспешны.
Исцеление Миронега молитвами святых Бориса и Глеба. Миниатюра из Сильвестровского сборника. 2-я пол. XIV в. (РГАДА. Ф. 381. № 53. Л. 149)
Уже к нач. 70-х гг. XI в. на местах гибели обоих князей были построены деревянные церкви, к-рые со временем были заменены каменными: в 1117 г. киевский кн. Владимир Мономах заложил каменную церковь на Льте, а в 1145 г. (вероятно, 5 сент.- Воронин, Раппопорт. Зодчество Смоленска. С. 37-38. Прим. 4) его внук смоленский кн. Ростислав Мстиславич - на Смядыни; почти сразу при них возникли мон-ри (на Льте - ранее 1073, на Смядыни - не позднее 1138 ). Мон-рь на Льте был сожжен половцами в 1154 г. В 1660 г. иноки Межигорского Преображенского мон-ря получили грамоту от царя Алексея Михайловича на строение мон-ря «на крови» Б., однако мон-рь по неизвестным причинам не был создан; в 1664 г. протопоп переяславского Успенского собора Григорий Бутович поставил здесь каменный крест. В кон. XVII в. упоминается ц. во имя Б. и Г. неподалеку от места гибели Б., на др. берегу Льты; храм был возобновлен в 1784 и 1839 гг., ежегодно 2 мая к нему совершался крестный ход из переяславского Вознесенского собора. Др. центром почитания Б. и Г. являлся мон-рь на Смядыни, связанный, очевидно, больше с памятью Г.: ср. предание об исцелении здесь в 1177 г. князей Мстислава и Ярополка Ростиславичей, ослепленных в ходе их конфликта со своим дядей владимиро-суздальским кн. Всеволодом Юрьевичем Большое Гнездо, «сентября 5 день, на убиение Глебово» (ПСРЛ. Т. 6. Вып. 1. Стб. 244). В 1191 г. сюда из Вышгорода были торжественно перенесены пустые старые раки от мощей Б. и Г., о чем сохранилось проложное чтение под 11 июня, очевидно, днем освящения каменной церкви. Мон-рь на Смядыни существовал до нач. XVIII в. (В древнейших борисоглебских памятниках нередко прослеживаются явные следы преимущественного почитания Г. Таковы, в частности, кресты-мощевики XII в., к-рые несут изображение Г. на лицевой стороне, а Б.- на оборотной. Эти факты пока не нашли убедительного объяснения.)
Святые Борис и Глеб. Шиферная икона из Солотчинского мон-ря. 1-я треть XIII в. (Ряз ХМ)
В XII в. был воздвигнут существующий поныне Борисоглебский собор в Чернигове (до 1123); аналогичные каменные постройки появились в Рязани (вероятно, в 20-30-х гг.), Ростово-Суздальской земле (Борисоглебская церковь в Кидекше под Суздалем, 1152 г.), Полоцке (сер. XII в.), Новгороде (1167 г.; см. Борисоглебская церковь в Детинце), Городне (Коложская ц. в Гродно) (80-90-е гг.), Новогородке (совр. Новогрудок) и др., при многих из них позднее сложились мон-ри. Кроме того, в домонг. период в честь Б. и Г. были созданы мон-ри: Новоторжский, в Турове (существовал в XII в.), Нагорный в Переславле-Залесском (позднее был домовым митрополичьим, закрыт в 1764).
Св. Борис. Фрагмент иконы свт. Николая Чудотворца (Липенского). 1294 г. Мастер Алекса Петров (НГОМЗ)
Посвящение храмов и мон-рей Б. и Г. не прекращалось и в последующее время. Борисоглебские храмы были построены: в Ростове (1287), Муроме (упом. в 1327), Рязани (1689), Суздале (1749), в с. Старове (совр. Угличский р-н Ярославской обл.; 1753), Юрьеве-Польском (1792-1808), в с. Волохове (совр. Александровский р-н Владимирской обл.; 1805-1831), в с. Любодицы (совр. Бежецкий р-н Тверской обл.; 1822-1833), в С.-Петербурге (Синопская наб.; 1869-1882, снесен в 1975), на Смоленщине - в пос. Хиславичи (1880) и в с. Борисоглебском (совр. Сычёвский р-н; храм постройки 1771 г., в 80-х гг. XIX в. был перевезен туда из с. Ильинского), в с. Госома (совр. Брянская обл.; 1895-1900) и мн. др. Неск. церквей были посвящены Б. и Г. в Новгороде: на воротах кремля (1331), «в Плотниках» (1377, 1536, в 1992 передана Церкви). Значительное число Борисоглебских храмов существовало в Москве и предместьях города: у Арбатских ворот (1522, 1764, снесен в 1930), на Поварской ул. (нач. XVII в., 1798-1802, снесен в 1936, на его месте стоит Российская академия музыки им. Гнесиных), верхний храм церкви в Зюзине (1688, освящен в 1704, возвращен Церкви в 1989), в Дегунине (1866, возвращен Церкви в 1991), а также в Подмосковье: в селах совр. Серпуховского р-на Дракине (1684, 1882, в наст. время подворье серпуховского Введенского мон-ря) и Енине (1828), в Коломне (1716-1726), в г. Раменское (1725-1730), в г. Руза (1801), в дер. Куртниково (совр. Истринский р-н; 1809) и др. В кон. XX в. были воздвигнуты Борисоглебские храмы в Киеве (ул. Василя Касьяна, 1993) и Москве (Арбатская пл., 1997).
Св. Глеб. Каменный образок с Таманского п-ова. 1067–1068 гг. (ГИМ)
В XIV - нач. XX в. существовали мон-ри во имя Б. и Г.: Ушинский на берегу р. Ушны близ Мурома (ранее 1345-1764), в Новгороде «с Загзенья», или «с Гзени» (ранее 1386 - нач. XVII в.), в Полоцке (ранее 1396 - XVII в.), на р. Сухоне в Тотемском у. Вологодской губ. (ранее 1479-1764), в Сольвычегодске (ранее 1498 - XVII в.), в Можайске (2-я пол. XVI-XVII в.), в Переславле-Залесском «на Песках» (нач. XVII в.- 1764), в Суздале (ранее XVII в.- 1764), в Чернигове (1654 - после 1917). В наст. время действующими являются новоторжский Борисоглебский мон-рь, Борисоглебский на Устье муж. мон-рь в пос. Борисоглебский Ярославской обл. (основан в 1363), дмитровский во имя Бориса и Глеба мон-рь (основан в 1388), Аносин Борисоглебский ставропигиальный жен. мон-рь в Истринском р-не Московской обл. (основан в 1823), Борисоглебский жен. мон-рь в с. Водяном Харьковской обл., Украина (основан в 1997).
Святые Борис и Глеб. Икона из Зверина мон-ря в Новгороде. 1335 г. (ГИМ)
\tab
Почитание
Б. и Г. в России с самого начала обнаружило 2 составляющие. Древнейшая служба прославляет князей-страстотерпцев преимущественно как целителей: «Божию благодать приимъша, исцеляета болящая», «притекающе к раце ваю, исцеления дары приемлем: вы - божествьная врача еста» и т. д. (Абрамович. Жития. С. 136). Но уже в похвале святым в СС находим наряду с этим также и представление о Б. и Г. как о заступниках Русской земли и небесных помощниках рус. князей: «Ваю пособиемь и защищениемь князи наши противу въстающая дьржавьно побеждають... вы бо... земля Русьскыя забрала, и утвьржение, и меча обоюду остра, имаже дьрзость поганьскую низълагаем и дияволя шатания в земли попираем» (Там же. С. 49).
Святые Борис и Глеб в житии. Икона из Борисоглебской ц. в «Запрудах» в Коломне. Кон. XIV в. (ГТГ)
Очевидно, это представление продолжает почитание Б. и Г. внутри княжеского рода, к-рое прослеживается, как уже говорилось, еще до их общецерковной канонизации и тесно связано с характером подвига святых: хотя убийцы Б. и Г. не предлагали им отречься от веры во Христа, св. князья являются истинными мучениками - свидетелями Царства Божия. Их подвиг мученичества основывается на Христовой заповеди о любви. Они не пожелали силой настоять на своем земном княжеском праве, предпочтя земному царствованию «цесарьство нераздрушимое». (В этом отношении несомненна близость их подвига к подвигу св. Вячеслава, кн. чешского, осознававшаяся, напр., автором СС, к-рое и текстуально обнаруживает связь с памятниками святовацлавского круга X в.) Б. и Г. предпочли погибнуть, но не «противитися старейшему брату» (Абрамович. Жития. С. 10, 33). Эта центральная идея борисоглебского культа наряду с проклятием братоубийцы Святополка как «второго Каина» служила мощным стабилизирующим фактором политической системы Др. Руси, к-рая во многом была построена на принципе сеньората - генеалогического старейшинства внутри княжеской династии. Подвиг Б. и Г. как бы освящал собою эту систему, требуя от младших князей послушания старшим, а от старших - справедливости к младшим. О необходимости хранить мир между князьями и подчиняться старшему в роду говорится в созданном, вероятно, во 2-й пол. XII в. произведении «Похвала и мучение святых мученик Бориса и Глеба» (больше известном, по заглавию др. редакции, как «Слово о князьях»). В «Похвале» прославляются черниговский князь-миротворец Давид Святославич и его сын Святослав (см. ст. Николай Святоша, прп.) как достойные продолжатели дела Б. и Г. Летописец сравнивает с Б. и Г. погибших в усобицах князей Ярополка Изяславича († 1086 ) и св. Андрея Боголюбского († 3.06.1174) (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 207, 368); князья, затевавшие смуты, в летописях уподобляются Святополку (Там же. Стб. 307, 440 и др.). Почитание Б. и Г. как миротворцев выражалось также в том, что у их гробницы князья клялись в соблюдении договоров.
Святые Борис и Глеб и равноап. кн. Владимир. Икона из Софийского собора в Новгороде. Кон. XV — нач. XVI в. (Музей-квартира П. Д. Корина)
С течением времени все более укреплялась вера в Б. и Г. как защитников Русской земли и помощников рус. князьям, позднее царям («сродникам» Б. и Г.) в войнах. Заступничеством Бога и Б. Владимир Мономах объясняет свое избавление от половцев по пути из Чернигова в Переяславль (БЛДР. Т. 1. С. 468). Рассказ о чудесном явлении Б. и Г. перед Невской битвой (1240) читается в первоначальной редакции Жития св. блгв. кн. Александра Невского (Бегунов Ю. К. Памятник рус. лит-ры XIII в. «Слово о погибели Русской земли». М.; Л., 1965. С. 164-165, 168). Победа на Чудском оз. в 1242 г. также была одержана «святою мученику Бориса и Глеба... великими молитвами» (НПЛ. С. 78). С помощью Б. и Г. связывали взятие новгородцами швед. крепости Ландскрона в устье Невы в 1301 г. (Там же. С. 91). В 1327 г. кн. Александр Михайлович поднял в Твери восстание против татар «молитвою новоявленою мученик святых царей рускых Бориса и Глеба» (ПСРЛ. Т. 6. Вып. 1. Стб. 400). В памятниках, посвященных Куликовской битве, чудесная помощь Б. и Г. показана по-разному. В «Задонщине» читается: «Борис и Глеб молитву воздают за сродникы». В Летописной повести говорится о небесном войске во главе с арх. Михаилом, в рядах к-рого сражались св. князья-страстотерпцы. В «Сказании о Мамаевом побоище» приводятся слова воеводы Д. М. Боброка-Волынского, что он ждет победы над татарами «молитвою святых страстотерпец Бориса и Глеба»; далее рассказывается о видении Б. и Г., сражавшихся с татарами (Повести о Куликовской битве. М., 1959. С. 12, 36, 65). В XVI в. к Б. и Г., как и к др. рус. святым, обращаются за помощью в важных военных предприятиях, напр. перед взятием Казани (ПСРЛ. Т. 13. С. 194). Перед походом рус. войск на Полоцк в 1563 г. был устроен крестный ход и молебен в ц. во имя Б. и Г. на Арбате, туда же была принесена Донская икона Божией Матери, к-рую царь Иоанн IV взял в поход. Около той же церкви митр. свт. Макарий с духовенством встречал возвращавшегося из похода царя (Там же. С. 305, 346). Во время нападения на Москву в 1572 г. крымского хана Девлет-Гирея мон. Рождественского мон-ря во Владимире Антоний удостоился видения св. князей, вместе с Александром Невским спешивших на помощь царю Иоанну Грозному. По свидетельству царя Алексея Михайловича, в ходе русско-швед. войны Б. и Г. являлись ему при осаде рус. войсками Динабурга (Даугавпилса) (1656); город был взят через неделю (31 июля) после празднования памяти св. князей (24 июля) и назван в их честь Борисоглебовым городом. Св. князья-страстотерпцы повелели также царю в память о царевиче-мученике Димитрии Иоанновиче переименовать захваченную русскими крепость Кокенгаузен (Кокнесе) в Царевичев Дмитриев град.
Почитание рус. князей-мучеников (наряду с почитанием прп. Феодосия Печерского, св. кнг. Ольги и рус. праздником перенесения мощей свт. Николая, архиеп. Мирликийского) получило широкое распространение в южнослав. странах (в первую очередь в Сербии) в XIII - 1-й пол. XIV в. Предпосылкой этого явилось оживление русско-южнослав. церковно-культурных связей (в основном через посредство Афона и К-поля) в посл. четв. XII в., после освобождения Болгарского и Сербского гос-в от визант. владычества. Июльская память Б. и Г. представляет довольно обычное явление в месяцесловах серб. Апостолов и Евангелий до сер. XIV в. (старший пример - Евангелие апракос 1-й пол. XIII в.: Vat. Slav. 5), неск. реже ее содержат болг. рукописи (старший пример - Тырновское Евангелие 1273 г.: Загреб. Архив ХАЗУ. IIIа 30); уникальным примером (в болг. Апостоле 2-й пол. XIII в.: София. НБКМ. № 882) представлена память перенесения мощей 2 мая. Агиографические тексты, посвященные Б. и Г., отличаются в средневек. южнослав. традиции значительным разнообразием. Южнослав. списки нестишного Пролога XIII-XIV вв. могут содержать одну из 2 редакций сказания об убиении мучеников (краткую (под 24 июня!) - ГИМ (Увар. 70-1о. Л. 331 об.- 332 (серб. рукопись кон. XIII в.) или более пространную (под 24 июля), созданную на основе рус. проложного жития и известную в целом ряде списков), сказание об убиении Г. под 5 сент. и память перенесения мощей (2 мая), без текста либо сопровождаемую разными вариантами краткого сказания (Павлова Р. Сведения о Борисе и Глебе в южнослав. письменности XIII-XIV вв. // Palaeobulgarica. 1988. № 4. С. 26-40; она же. Жития рус. святых в южнослав. рукописях XIII-XIV вв. // Славянска филология. София, 1993. Т. 21. С. 94-95). В серб. Кондакаре нач. XIV в. (в составе пергаменного сборника, переписанного мон. Равулой - ГИМ. Хлуд. № 189) помещены кондак и икос на июльскую память Б. и Г. Сокращенная по сравнению с рус. списками служба на июльскую память Б. и Г. (скомбинированная со службой мц. Христине) содержится в ряде серб. служебных Миней кон. XIII - 1-й пол. XIV в. (ГИМ. Хлуд. № 156, 160; Сербия. б-ка мон-ря Высокие Дечаны. № 32 - «Оливерова Минея»). Довольно часто Б. и Г. именуются в южнослав. рукописях (в памятях и заголовках текстов) «царями русскими» (или «рушькими»). Случаи посвящения им храмов в Болгарии и Сербии в ср. века неизвестны.
Иконография
Домонгольский период. Изображения братьев-страстотерпцев появились в начальный период их почитания. Для построенной кн. Ярославом Мудрым церкви в Вышгороде, посвященной новоявленным святым, была создана икона («повеле же и на иконе святою написати» - Абрамович. С. 18), что, согласно писаниям св. отцов и указаниям VII Вселенского Собора, являлось обязательным при установлении почитания нового святого. Первые иконы могли точно воспроизводить облик князей, поскольку во время вскрытия захоронений при митр. Иоанне оказалось, что останки св. братьев нетленны. В составе СС сохранилось описание облика Б.: «…Телъм бяше красьн, высок, лицьмь круглъмь, плечи велице, тънък въ чресла, очима добраама, весел лицьмь, борода мала и ус млад бо бе еще, светяся цесарьскы, крепък телъмь, вьсячьскы украшен акы цвет цвьтый в уности своея». В соответствии с этим описанием Б. изображается молодым, обычно с небольшой темной бородой и усами, а Г., описание облика к-рого не сохранилось,- совсем юным, безбородым, с длинными локонами, ниспадающими на плечи. Одной из основ иконографии Б. и Г. стали, вероятно, надгробные изображения братьев на раках, неоднократно упоминающиеся в письменных источниках. В 1102 г. обе раки были украшены серебряными позолоченными пластинами по инициативе кн. Владимира Мономаха, а в 1115 г. в связи с перенесением их в новую каменную церковь он же повелел изготовить драгоценный убор для гробниц с рельефными фигурами на серебряных досках: «Исковав бо сребрьныя дъскы и святыя по ним издражав и позолотив».
Святые Борис и Глеб и равноап. кн. Владимир. Фрагмент 2-частной иконы из ц. Успения Богородицы в Бутырках в Пскове. 2-я пол. XVI в. (ПИАМ)
Первые иконы с изображениями Б. и Г. предназначались, очевидно, для храмов, построенных во имя святых на р. Льте близ Переяславля (заложена в 1117), на Смядыни, близ Смоленска (упом. в 1138, каменное здание - 1145), в Кидекше, близ Суздаля (1152), в Чернигове (ок. 1115-1123), в новгородском Детинце (1146) и др. С увеличением на Руси во 2-й пол. XII-XIII в. числа Борисоглебских церквей возрастает и количество икон Б. и Г.
Святые Борис и Глеб. Роспись собора Рождества Богородицы Ферапонтова мон-ря. Мастер Дионисий. 1502–1503 гг.
От XI - 1-й пол. XII в. образы Б. и Г. дошли до нас только на произведениях «малых форм» в составе предметов личного благочестия, что объясняется почитанием св. князей как целителей и покровителей заказчика. Сохранились медные литые кресты-мощевики (энколпионы), где на одной створке изображен в рост Б., а на др.- Г., каждый держит в руках атрибут, похожий на модель храма (по версии М. Х. Алешковского, мученический венец). Аналогичная фигура неизвестного князя с храмом в руке представлена на выходной миниатюре рус. рукописи Слова Ипполита Римского о Христе и антихристе (ГИМ. Чуд. 12, рубеж XII-XIII вв., см.: Вздорнов. № 2). Вероятно, в основе этой иконографии лежит несохранившаяся композиция, связанная с почитанием Б. и Г. в вышгороде.
Святые Борис и Глеб. Фрагмент «Киликиевского креста» из Спасо-Прилуцкого мон-ря в Вологде. 1-я треть XVI в. (ВГИАХМЗ)
На перегородчатых эмалях домонг. периода Б. представлен безбородым (напр., украшения-колты из клада, найденного в Ст. Рязани (Оружейная палата), медальоны из ожерелья-гривны, найденного в с. Каменный Брод Житомирской обл. (Харьковский гос. исторический музей; погибли во время второй мировой войны), пластины на окладе Мстиславова Евангелия (ГИМ), 2 серебряные позолоченные пластины с изображениями в рост (в составе серии из 8 пластин, вероятно, нашивавшихся на ткань, найденной в 90-х гг. XX в. во Владимире; археологическая коллекция во Владимире - см. Жарнов, Жарнова. С. 459).
Святые Борис и Глеб. Икона. 1-я пол. XVII
Изначально Б. и Г. воспринимались как двоица, что отразилось в описании их явлений. Уже в домонг. период в искусстве Др. Руси преобладающими становятся парные изображения князей. О композиции темперных икон той эпохи, вероятно, восходивших к не сохранившимся до наст. времени прототипам из Вышгорода, дают представление каменные иконки 1-й трети XIII в. с парными фигурами князей в рост из Солотчинского мон-ря (обращены друг к другу, как бы беседуют; Риамз) и из собрания Н. И. Репникова (даны в одинаковых фронтальных позах; ГРМ). На новгородской иконе свт. Николая из Новодевичьего мон-ря (ок. 1200, ГТГ) Б. и Г. изображены на полях, подобно эмалевым медальонам на визант. серебряных окладах. Поскольку князья представлены вместе со святыми Космой и Дамианом, Флором и Лавром, здесь подчеркивается их почитание как целителей.
Святые Борис и Глеб. Литая икона. XIX в. (ГИМ)
Первые сохранившиеся изображения Б. и Г. в монументальном искусстве относятся к кон. XII в. напр., в росписи Преображенской ц. на Нередице (1199) они представлены в конхе центральной апсиды, по сторонам Богоматери «Знамение», во главе процессии святых, направляющихся к Ней. Наиболее вероятно, что их изображения помещены здесь в связи с темой моления за княжеский род и в память об умерших в детском возрасте сыновьях заказчика росписи кн. Ярослава Владимировича (Пивоварова. С. 26-29. Ил. 10-12). Образы Б. и Г. известны также в белокаменной резьбе на фасадах владимиро-суздальских храмов, где они появляются, возможно, в связи с княжеским заказом и с темой прославления воинов и мучеников при выборе святых: на Дмитриевском соборе во Владимире (90-е гг. XII в.) они представлены в рост, с крестами, но без мечей (в аркатурном фризе сев. фасада) и как всадники-воины (по сторонам окна в правом, вост., прясле юж. фасада (см.: Вагнер. С. 244, 246, 248. Илл. 152 (С. 249), 154 (С. 252-253), 234 (С. 357), 264 (С. 401), 266 (С. 406), 276, 277 (С. 411); схема на с. 343). На фасадах Георгиевского собора в Юрьеве-Польском (1230-1234) они дважды изображены в медальонах по пояс сжимающими рукоять меча.
Более редкими являются непарные образы каждого из святых, возможно, основой для них служили надгробные изображения братьев на раках. Отдельные изображения князей, обусловленные, вероятно, именем заказчика, известны в домонг. период на княжеских печатях (Янин, 1970. Кат. 182, 193, 194, 218-220; Янин, Гайдуков. Кат. 333-3, 333б), в миниатюрах (если идентификация фигур верна) и в мелкой пластике, напр. каменный образок XI в. с надписью «Давыдъ Глебъ», найденный на Таманском п-ове (ГИМ).
Формирование иконографии Б. и Г., почитавшихся как образцы глубокой христ. веры, кротости и смирения, как целители и воины, заступники христиан, небесные покровители правящего рода и всей Русской земли, стало вкладом Руси в иконографию визант. круга. Специфика изображений Б. и Г. состоит в передаче их национального облика, они представлены в княжеских одеждах: круглых шапках, отороченных мехом, и плащах. Если шапки почти сразу стали их обязательным атрибутом в иконографии, то плащи иногда не имели характерных треугольных очертаний спереди, в руках мог быть только мученический крест или крест с мечом, напоминавшим об их происхождении и воинской славе. Одеяния святых похожи на одежды сканд. викингов, как они реконструируются по археологическим данным (Кондаков). В иконографии средневизант. периода, где доминируют одежды рим. эпохи (гиматии, хитоны или доспехи воинов) и лоратные одеяния визант. имп. двора, облик Б. и Г. очевидно воспринимался как экзотический, позволяя в то же время узнать рус. князей-мучеников в сонме христ. святых.
Святые Борис и Глеб. Икона. 1-я пол. XVII в. (ПГХГ)
О почитании святых в К-поле и о том, что их иконы были там известны, сохранились свидетельства Антония, архиеп. Новгородского, побывавшего в столице Византии ок. 1200 г. Он сообщает, что «во Испигасе… есть церковь святыiх мученик Бориса и Глеба: в том граде явишася святии, и исцеления многа бывают от них». В юж. части собора Св. Софии К-польской («на правой стране») была «поставлена икона велика святых Бориса и Глеба, и ту имеют писцы» (т. е. художники снимают с нее копии - Книга Паломник. С. 33). О необычности восприятия облика рус. князей в визант. среде по сравнению со святыми новокрещенных народов может свидетельствовать роспись в ц. Вознесения в Милешеве (Сербия, 20-е гг. XIII в.), где Б. и Г. представлены в колпаках необычной формы и выглядят как уроженцы далекой сказочной страны.
В основе иконографии Б. и Г., где они изображаются как всадники, лежат позднеантичная и визант. традиции создания образов таких святых, как Сергий и Вакх, Георгий Победоносец и Димитрий Солунский, Феодор Тирон и Феодор Стратилат. На иконе из Борисоглебской новгородской ц. (кон. XIV в.) воинская мощь святых подчеркивается одинаковыми контурами и преувеличенным масштабом фигур, изображенных над мелкими скалами (НГОМЗ; ср. медные литые образки более позднего времени с «прорезными» композициями, напр. образок XVI в. (ГРМ)). На иконе 2-й пол. XIV в. из Успенского собора Московского Кремля (возможно, московской школы, часто публикуется как псковская; ГТГ), где братья, скачущие верхом, обращены друг к другу, переданы духовный диалог братьев и согласие в приуготовлении к мученичеству.
Святые Борис и Глеб. Икона из с. Загорье под Псковом. Кон. XIV — нач. XV в. (ГТГ)
От 2-й пол. XIV в. сохранились житийные изображения Б. и Г., восходящие, вероятно, к более ранним образцам: в Сильвестровском сборнике (РГАДА. Тип. Ф. 381. № 53, 2-я пол. XIV в.), памятнике новгородского происхождения, и в клеймах иконы из Борисоглебской ц. в Запрудах в Коломне (кон. XIV в., ГТГ) имеется редкая сцена увенчания Б. и Г. мученическими венцами. В житийном цикле на первый план выдвинута тема кротости и смирения братьев, их готовности к мученическому подвигу, а также изображены посмертные чудеса, совершавшиеся на их захоронениях. В среднике иконы из Коломны при сохранении внешних особенностей иконографии (фигуры в рост, в руках крест и меч) лейтмотивом стала тема христ. любви и преодоления страданий.
Начиная со 2-й пол. XIV в. встречаются композиции, в к-рых подчеркивается параллель между Б. и Г. и вмч. Димитрием Солунским. В отличие от текста Сказания XI в., акцентировавшего заступническую и воинскую роль святых, в искусстве XIV в. преобладает жертвенная, мученическая тема. Так, в миниатюре Сильвестровского сборника (л. 125 об.) сцена мученической кончины Б. уподоблена убиению вмч. Димитрия.
В программе храмовой росписи расположение фигур Б. и Г. выявляет связь их почитания с темой Евхаристии, с мотивом невинной жертвы, душевной чистоты, духовного и телесного целительства: в соборе Рождества Богородицы Снетогорского мон-ря во Пскове (ок. 1313) Б. и Г. изображены в диаконнике; в церкви Преображенского мон-ря в Ковалёве, близ Новгорода (1380),- в притворе, рядом с фигурами преподобных Космы и Дамиана; в новгородской ц. св. Феодора Стратилата на Ручью (80-90-е гг. XIV в.) - на зап. стене юж. рукава наоса, по обе стороны от фигуры отца, вел. равноап. кн. Владимира, напротив, на вост. стене рукава, изображено Распятие Господне; в ц. Успения в Волотове, близ Новгорода (1363; не сохр.),- на вост. гранях зап. пары подкупольных столпов, т. е. обращенных к алтарю, в руках кресты (первый известный пример размещения фигур князей на подкупольных столпах, к-рое будет господствовать в XVI-XVII вв.).
Изображение Б. и Г. вместе с др. святыми выявляет множество смысловых нюансов их почитания, напр., в составе избранных святых на полях новгородских икон свт. Николая, архиеп. Мирликийского, из Свято-Духова мон-ря, сер. XIII в. (ГРМ), и в ц. свт. Николая на о-ве Липно, 1294 г. (НГОМЗ), они помещены непосредственно под отцами церкви, выше др. мучеников, над св. целителями Космой и Дамианом, Флором и Лавром как святые, подвиг к-рых дает им право на особое место в сонме мучеников.
Святые Борис и Глеб. Икона из Успенского собора Московского Кремля. 1340 г. (ГТГ)
Образы Б. и Г. представлены в многофигурных композициях произведений «малых форм». На серебряном гравированном реликварии (1-я пол. или 1-я четв. XIV в., Оружейная палата) изображены на одной стороне арх. Михаил, по бокам в медальонах - Б. и Г., на обороте - свт. Николай. Сочетание и сближение фигур Б. и Г. и свт. Николая восходит к XI в. (явление 3 святых описано в Чтении и Сказании) и, возможно, отражает своеобразие почитания этих святых в Вышгороде (или вышгороде и киеве) и связано с близкими датами памяти святых (2 мая - перенесение мощей Б. и Г., 9 мая - свт. Николая); в дальнейшем подобные изображения встречаются в рус. искусстве как образы особо чтимых на Руси святых (иконы из церкви на о-ве Липно, из Свято-Духова и Новодевичьего мон-рей, а также ряд произведений XVI-XVII вв., напр. деревянная статуя «Никола Можайский» XVI в. из с. Волосова, близ Каргополя (АМИИ)). Начиная со 2-й пол. XIV в. складываются композиции с многочисленными образами рус. святых, в т. ч. Б. и Г.: шитый воздух с деисусным чином, заказанный кнг. Марией, вдовой вел. кн. Симеона Ивановича Гордого (1389, ГИМ), где в центре - Нерукотворный образ Спасителя на убрусе, по сторонам - рус. митрополиты кон. XIII-XIV в. (Максим и Петр, Феогност и Алексий); в нижней зоне - 8 святых, среди них - Владимир, Б. и Г., а также вмч. Димитрий Солунский, небесный покровитель вел. кн. Димитрия Донского, прп. Алексий, человек Божий, соименный митр. Алексию, с к-рым связано и изображение Нерукотворного образа Спасителя (известно, что митр. Алексий привез из К-поля в Москву икону с таким изображением и основал в ее честь Андроников мон-рь).
Покровительство Б. и Г. определенному городу более прямолинейно выражено в новгородских композициях XV в., напр. в «Знамении от иконы Богородицы» («Осада Новгорода суздальцами»), где на битву с «неправедными» войсками кн. Андрея Боголюбского из городских ворот выезжают для поддержки новгородцев Б. и Г. вместе с вмч. Георгием Победоносцем (ГТГ, НГОМЗ).
Кон. XV-XVII вв. В кон. XV в. создается новая иконография, намечавшаяся уже с кон. XIV - нач. XV в.,- изображение Б. и Г. вместе с кн. Владимиром (первые примеры - шитый воздух 1389 г. (ГИМ), фрески ц. Феодора Стратилата в Новгороде и копия миниатюры несохр. сборника 1414 г. с минейными статьями на 15 июля, где Б. и Г. обращаются к отцу, к-рый обнимает их за плечи). От нач. XV в. до наст. времени сохранился новгородский деисусный чин, включающий икону кн. Владимира, но древние доски с фигурами Б. и Г. были в нем заменены поздними (ГТГ). Один из первых примеров этой иконографии представлен на иконе-таблетке из собора Св. Софии Новгородской, кон. XV в. (Музей-квартира П. Д. Корина): в центре кн. Владимир в зубчатом венце и накинутой на плечи шубе, по сторонам Б. и Г. с крестом и мечом в руках, не в княжеских плащах домонг. типа, а в шубах, причем у Г.- особой формы, в виде колокола без рукавов, с круглым неразрезанным оплечьем, такие одежды (иногда все трое - в накинутых на плечи шубах с длинными рукавами и меховой оторочкой) наиболее часто встречаются в их изображениях XVI-XVII вв. иконы с 3 фигурами князей получают широкое распространение (напр., сильно поновленная икона в Национальном археологическом музее в Равенне, Италия), но сохраняется и ранняя схема с фигурами 2 князей, к-рые одеты в накинутые на плечи шубы с длинными рукавами и орнаментами (см. также резную костяную икону, пожертвованную в 1569 Антонидой Феодоровной Карповой в Кирилло-Белозерский мон-рь (ГРМ)).Иконография, сочетающая фигуры святых Владимира, Б. и Г. (очень редко вместо Владимира - его соименный святой свт. Василий Великий, напр. на иконе XVI в. (ГРМ)), с небольшими изменениями держится на протяжении всего позднего средневековья, подчеркивая роль св. князей в формировании Русского гос-ва и традиций рус. святости. Косвенно она отражает и идеологию Московского царства, идею «Москва - Третий Рим». Параллель между Москвой и К-полем, Вторым Римом, прочитывается в сопоставлении равноап. кн. Владимира и имп. Константина. Образы кн. Владимира и его сыновей напоминают о достойных предках московских государей и указывают на богоизбранность самого гос-ва. Ранний пример изображения Владимира, Б. и Г. в историческом контексте среди др. святых - фрески Дионисия в соборе Рождества Богородицы Ферапонтова мон-ря (1502): на вост. склоне юж. подпружной арки представлены попарно кн. Владимир со св. вмч. Евстафием Плакидой (сходство с ним, также потерявшим своих детей, было отмечено в житии Б. и Г.) и Б. с Г.; напротив, на зап. склоне той же арки,- св. кн. Михаил Черниговский и его боярин Феодор, погибшие в Орде в 1246 г.; Владимир указывает на вост. арку, где изображены праведные Иосиф и Вениамин, сыновья патриарха Иакова (с ними сравнивал св. братьев и автор «Сказания»). С др. стороны апсиды, симметрично Владимиру, Б. и Г., изображены преподобные Антоний и Феодосий Печерские, прославившиеся также в XI в.
Начиная с сер. XVI в. фигуры Б. и Г. размещаются в наосе на гранях подкупольных столпов. В росписи Благовещенского собора Московского Кремля сер. XVI в. они представлены на юж. грани северо-зап. столпа, т. е. слева от центрального прохода и вблизи «царского места»; напротив, на грани юж. столпа, изображены воины-великомученики Георгий и Димитрий Солунский. В Спасо-Преображенском соборе Ярославля (1563) Б. и Г. представлены на зап. гранях зап. пары столпов наоса, их образы встречают входящего в собор. Различные варианты изображения избранных святых, часто с включением визант. императоров и Б. и Г., представлены в следующих росписях: Архангельского собора Московского Кремля (восходит к 1565); Смоленского собора Новодевичьего мон-ря (1598); ц. Св. Троицы в Вязёмах (ок. 1600); Благовещенского собора Сольвычегодска (1601); Рождественского собора в Суздале (восходит к 1636); Успенского собора Московского Кремля (1642-1643); Ризоположенской ц. Московского Кремля (1644); Успенского собора Княгинина мон-ря во Владимире (1647-1648); Успенского собора ТСЛ (1684); Троицкого собора Ипатьевского мон-ря в Костроме (1684); Софийского собора в Вологде (1686-1688); Спасо-Преображенского собора Спасо-Евфимиева мон-ря в Суздале (1689) и др. В бесстолпных храмах образы Б. и Г. стали располагаться в верхних зонах росписей, напр. в Троицкой (ныне Покровской) ц. Александровой слободы (1571), в медальонах на вост. гранях шатра, в ц. Воскресения в Ростове (70-е гг. XVII в.), в откосах окон верхнего яруса наряду с кн. Владимиром и имп. равноап. Константином.
В иконах и в прикладном искусстве изображения Б. и Г. (с кн. Владимиром и без него) часто соотносятся с темой св. Креста и с образами святых Константина и Елены. Так, на «Киликиевском» кресте (кон. XV в., ВГИАХМЗ) резная костяная пластина с фигурами святых Константина и Елены по сторонам креста корреспондируется с пластиной, где Б. и Г. поднимают мученический крест. На иконе «Воздвижение креста» (XVI в., ГТГ) по сторонам креста изображены Константин и Елена, а ниже, строго под ними, в ряду избранных святых,- Б. и Г. С темой св. Креста, христ. воинства и Небесного Иерусалима образы Б. и Г. связаны на иконе «Благословенно воинство Небесного Царя…» (сер. XVI в.) из Успенского собора Московского Кремля: в центре, в окружении пеших воинов, изображен царь Константин на коне, с крестом, движущийся к Небесному Иерусалиму за арх. Михаилом и Иисусом Навином(?), вслед за ними др. святые воины во главе с князьями Владимиром, Б. и Г. на конях.
Начиная с XVI в. значение образов Б. и Г. именно как рус. в сонме христ. святости подчеркивается включением их изображений в развивавшиеся в тот период многофигурные композиции, гл. обр. посвященные прославлению Богородицы: напр., иконы «О тебе радуется» (1-й трети XVI в.) из Успенского собора в Дмитрове (ГТГ; в группе мучеников справа вверху с Владимиром); Покрова Богородицы (новгородская 40-х гг. XVI в.) из собрания Н. П. Лихачёва (ГРМ; в группе мучеников слева вверху с Владимиром).
Б. и Г. входят в состав иконографических изводов, возникших в период позднего средневековья. Этот извод представлен иконами, к-рые связаны с семьей боярина, затем царя Бориса Феодоровича Годунова, где изображены святые покровители самого Бориса и членов его семьи, как правило, это Б. и в пару к нему Г., мч. Феодот Анкирский (Киринейский), покровитель 2-го имени царя (Богдан - греч. Феодот), вмч. Феодор Стратилат (святой сына), равноап. Мария Магдалина (святая жены), прп. Ксения Римляныня (святая дочери). Эти святые представлены 2 симметричными группами, напр. на иконах Прокопия Чирина рубежа XVI-XVII вв. (ГТГ). На иконе 1581-1589 гг. из ПИАМ - 4 фигуры (без Г. и св. Феодора Стратилата, на иконе из ГРМ - 5 фронтальных фигур, без мч. Феодота Анкирского, причем Б. помещен в центре на первом плане, а др. святые, в т. ч. Г.,- на втором). Подобные иконографические решения в «годуновских» иконах, нарушавшие традицию и разрушавшие парность изображений Б. и Г., вызвали жесткую критику современников: «Тех святую двоицу, не разлучимую Богом, человекоугодницы иконописаньми на дцках разлучаху единаго от другаго» («Временник» Ивана Тимофеева. С. 294). Образы Б. и Г. присутствуют также на золотых дробницах с черневыми изображениями, к-рые являются частью убора, исполненного по заказу Бориса Годунова в 1599-1600 гг. для оклада иконы Св. Троицы письма Андрея Рублёва в Троице-Сергиевом мон-ре. На надгробном покрове Бориса Годунова (усыпальница Годуновых ок. Успенского собора Троице-Сергиева мон-ря), пожертвованном царем Василием Ивановичем Шуйским в нач. XVII в., была укреплена большая золотая пластина-дробница с черневым изображением Б. и Г. (см. об этом: Спирина. С. 458).
Народное представление о Б. и Г. нашло отражение в иконографических изводах образов св. князей-защитников и покровителей города. На иконе ок. 1701 г. (КИАМЗ) князья изображены в рост, вполоборота к Иисусу Христу в облаках, а между ними виден охваченный пожаром Каргополь с башнями, храмами, деревянными шатровыми колокольнями. Композиционная схема соответствует изображениям основателей мон-рей (напр., преподобных Зосимы и Савватия с Соловецким мон-рем). В центре иконы между Б. и Г. расположен картуш с благодарственной молитвой святым. Надпись на нижнем поле сообщает, что икона исполнена в память о спасении города от пожара в 1700 г. благодаря заступничеству Б. и Г., в чем можно видеть развитие древнего почитания князей как защитников всей Руси, они возносят молитву «ни о единем бо граде, ни о дъву, ни о вьси…, нъ о всеи земли Русьскей» (Абрамович. С. 50).
В житийных иконах Б. и Г. XVI в. в отличие от древнейшей иконы с житием св. князей из Коломны может быть изменен состав клейм, художественными средствами (ритмикой линий, жестами) подчеркнута предопределенность событий свыше (в среднике иконы вел. кн. Владимир, Б. и Г. 1-й трети XVI в. из собр. Г. Д. Филимонова, ныне в ГТГ), в др. иконах внимание может быть обращено на детализацию эпизодов (ПИАМ, в среднике иконы 1545 г.- вел. кн. Владимир, Б. и Г.); композиция иконы XVI в. из Покровского собора на Рву в Москве отличается разреженностью, «прозрачностью» немногочисленных клейм, включением сцен совместного моления Б. и Г. перед Нерукотворным образом Спасителя. В житийных циклах 1-й пол.- сер. XVII в. усложняются архитектурные и пейзажные фоны, появляется большое число фигур, роскошью орнамента княжеские одежды напоминают боярские облачения XVII в. (икона из собр. В. А. Бондаренко), изображение кн. Владимира, сидящего на престоле в окружении придворных, напоминает царские приемы (верхнее центральное клеймо житийной рамы иконы 20-30-х гг. XVII в. из собрания С. П. Рябушинского, ныне в ГТГ). В нек-рых иконах XVII в. происходят значительные иконографические изменения. На иконе из Троицкой ц. в Муроме (МИХМ), где в среднике - только фигуры Б. и Г., основная часть клейм посвящена кн. Владимиру, подробно представлена предыстория мученических подвигов князей (выбор веры, сношения с визант. императорами Василием и Константином, женитьба на царевне Анне, крещение Владимира и киевлян), и лишь на нек-рых клеймах изображена история Б. и Г. (см.: Хлебов). На иконе кон. XVII в. (ГВСМЗ, в центре - кн. Владимир, Б. и Г.) первые 4 клейма посвящены рождению и Крещению каждого из братьев, тем самым житийный цикл приобретает недостающие элементы традиц. канона. На не раскрытой в наст. время иконе 2-й пол. XVII в. (?) из Благовещенской ц. в Вологде (ВГИАХМЗ) в житийный цикл включены помимо обычных редкие сцены явления Спасителя, Богородицы и Иоанна Предтечи Б. Нестандартны и клейма на 2 створках триптиха (средник утрачен) (1673, ГРМ; вклад некоего Бориса Козынина в неизвестный мон-рь - «Лавру»), где в 2 последних сценах Б. и Г. помогают рус. войску в битвах: в 1-й - явление братьев в ладье Пелгусию, «старейшине земли ижорской», накануне Невской битвы (из Жития св. Александра Невского), во 2-й - комбинация из Сказания о Мамаевом побоище (Б. и Г. во главе рус. войска) и Повести об азовском осадном сидении (о том, как донские казаки захватили тур. крепость Азов в 1642).
XVIII-XX вв. Поздняя иконография Б. и Г. повторяла уже сложившиеся схемы, изображения св. князей присутствовали на минейных иконах и в числе избранных святых (невьянская икона «Чудо св. Димитрия Солунского с избранными святыми на полях», 4-я четв. XIX в., частное собрание. Екатеринбург; «Собор избранных святых в предстоянии перед иконой Богоматери «Знамение»», 1914 г., Екатеринбургский музей изобразительных искусств), в произведениях медного литья (литая медная икона с эмалевыми вставками, XIX в., частное собрание. Новосибирская обл.; медная литая икона, XIX в., ЦМиАР). В нач. XX в. с развитием реставрации и науки о национальном средневек. искусстве древние иконы, в т. ч. св. князей, становились образцами для совр. иконописцев, напр., икона Б. и Г., XIV в., из собрания Н. П. Лихачёва, в 1908 г. была отреставрирована в мастерской М. О. и Г. О. Чириковых и скопирована (ныне в ГМИР).