Владимир Алексеевич (8.10.1883, С.-Петербург - 5.11.1937, полигон Бутово Московской обл., ныне в черте Москвы), художник, иконописец, теоретик и практик возрождения канонического православного иконописания в русском церковном искусстве XX в. Происходил из носившей графский титул аристократической семьи с давними культурными и художественными традициями. Его двоюродный дед - поэт пушкинской эпохи Д. В. Веневитинов (1805-1827), отец - гр. А. Е. Комаровский (1841-1899), художник-любитель и иконописец, хранитель Оружейной палаты Московского Кремля (90-е гг. XIX в.), старший брат Василий (1881-1914) - поэт Серебряного века. Начальное образование К. получил в московском Императорском лицее в память цесаревича Николая, затем в ялтинской гимназии. Окончив 3 курса юридического фак-та С.-Петербургского ун-та, перешел в имп. Академию художеств, но вскоре покинул ее и стал работать самостоятельно. С 1900 г. участвовал в выставках в Вене, Лондоне и др. городах за границей, а также в Москве в выставках «Союза русских художников», «Московского товарищества передвижных выставок». С 1905 г. произведения К. декоративно-прикладного характера (рисунки вышивок, резьбы по дереву, изразцов и т. п.) экспонировались на выставках «Нового общества художников» в С.-Петербурге. Здесь же была представлена его 1-я церковная работа - эскиз росписи притвора Троицкого собора Почаевской в честь Успения Пресвятой Богородицы лавры (1910; архит. А. В. Щусев). К этому времени относится эскиз мозаики «Благовещение» (частное собрание, Лондон). В 1909-1910 гг. К. совершенствовался в живописи в мастерской Р. Жульяна и Ф. Коларосси в Париже, а также у проживавшего там В. А. Серова. Путешествовал по Италии, изучая произведения искусства раннего средневековья. Являлся членом редколлегии сборников «Русская икона» (издание прекращено в связи с началом первой мировой войны; в 1914 вышло 3 вып.). Принимал участие в деятельности «Общества изучения древнерусской живописи» (ГТГ ОР. Ф. 31. Д. 642. Л. 1-4). Общался с художниками, реставраторами и коллекционерами - знатоками рус. иконы. Делал зарисовки и копии новооткрытых шедевров древней новгородской иконописи в Русском музее императора Александра III в С.-Петербурге. К 1911-1914 гг. относится создание К. совместно с Д. С. Стеллецким иконостаса в древнерусском стиле для ц. равноапостольных Константина и Елены в имении графов Медем «Александрия» под Хвалынском Саратовской губ. (после революции церковь была разграблена и разрушена). В 1912 г. К. женился на В. Ф. Самариной. Тогда же он совершил поездку в Ростов и Ярославль для знакомства с памятниками древней архитектуры и искусства. В 1913-1915 гг. при участии Стеллецкого создал иконостас для ц. прп. Сергия Радонежского на Куликовом поле (с. Буйцы Епифанского у. Тульской губ.). По восторженным отзывам современников, это был художественный ансамбль, стилистически связанный с архитектурой храма, построенного в 1914-1917 гг. (освящен в 1918) по проекту Щусева в традициях древнерус. зодчества. Кисти К. принадлежала бoльшая часть икон деисусного чина и местного ряда. Работа получила высокую оценку близкого друга К. и заказчика гр. Ю. А. Олсуфьева, строгого ценителя искусства, исследователя древнерус. живописи: «Сегодня открыли иконы. Поражены красотой» (Комаровская. 1993. С. 245). Храмовый поясной образ прп. Сергия Радонежского из этой церкви - образец канонической иконописи, ориентированный на творческое переосмысление древнерус. художественных традиций. До 80-х гг. XX в. икона хранилась в собрании Е. П. Васильчиковой (Москва), затем была пожертвована владелицей в церковь с. Монастырщина близ Куликова поля. Остальные иконы этого иконостаса утрачены.
В начале первой мировой войны К. находился на Кавказе, где участвовал в работе Всероссийского земского союза, занимаясь организацией лазаретов для раненых. В 1915 г. по заказу гр. Олсуфьева написал для Успенской ц. рус. Ольгина мон-ря близ Мцхеты (Грузия) большие иконы Спасителя и Божией Матери (местонахождение неизв.). После Октябрьского переворота некоторое время жил в подмосковном имении Самариных Измалкове, близ ст. Переделкино. Учительствовал в сельской школе, писал портреты местных крестьян. В 1918-1919 гг. (по др. сведениям, в 1921-1923) для деревянной кладбищенской часовни близ Переделкина им была создана больших размеров Донская икона Божией Матери - суровый и трагический образ послереволюционной эпохи, одна из лучших икон XX в. в истории рус. искусства (ныне в Покровской ц. московского Данилова мон-ря). В нач. 20-х гг. XX в. К. окормлял прав. Алексий Мечёв († 1923), затем - сщмч. Сергий Мечёв. В 1921 г. К. был арестован, провел 3 месяца в Бутырской тюрьме. Освобожден по ходатайству крестьян Измалкова и окрестных деревень, отправленному в ВЧК. В последние годы жизни из-за угрозы арестов К. часто менял места жительства. Сильно бедствовал, занимался сельским хозяйством и перебивался случайными заработками, стараясь обеспечивать больную жену и 4 детей. В 1923 г. переехал на жительство в Сергиев, работал художником в Комиссии по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой лавры, затем в Сергиевском музее, но был уволен по статье «социальное происхождение». Участвовал в выставках местного творческого объединения «Клич». К этому времени относится его знакомство cо свящ. Павлом Флоренским, который так писал о светской живописи К.: «Он идет от французов и от русской иконы. Но в противоположность стилизаторам (Стеллецкому и прочим) он живет не красками, а реальностью… Это большой художник, с каждым месяцем делающий шаг вперед. Он ищет конкретного выражения в живописи самого сердца реальности и достиг успехов, которым трудно поверить, не видя его работ» (Сергеев. 1993. С. 237). В 1924 - нач. 1925 г. К. создал вызвавшие споры 3 портрета свящ. П. Флоренского (Музей-квартира свящ. П. Флоренского в Москве) и портрет гр. Олсуфьева (частное собрание, Москва), в стилистике которых своеобразно сочетаются традиции авангардистской живописи, народного примитива и средневек. фрески. Приблизительно к этому времени относится икона «Вмц. Екатерина» (собрание Васильчиковой, Москва). В 1925 г. был снова арестован по обвинению в «принадлежности к монархической группировке бывшей аристократии». Несмотря на то что в защиту К. выступили известные деятели культуры (архит. Щусев, художники В. А. Фаворский, П. И. Нерадовский, И. С. Остроухов, скульптор Н. А. Андреев), группа из 28 измалковских крестьян, Музейный отдел Главнауки, он был осужден и отправлен на 3 года в ссылку в г. Ишим (ныне Тюменской обл.). Здесь, зарабатывая писанием вывесок, покраской заборов и крыш, продолжал заниматься творчеством - создал портреты и иконы, серию темперных на дереве картин в иконописной манере символико-философского содержания: «Брачный пир», «Семейная группа», «Трапеза», «У постели больного» и др.; сохранилась единственная работа этой серии - «Блудный сын» (Церковно-исторический музей Данилова мон-ря). В 1928-1929 гг. работал над росписью ц. Св. Софии Премудрости Божией на Софийской набережной в Москве по заказу ее настоятеля сщмч. Александра Андреева. Эта сохранившаяся фрагментарно роспись, согласно офиц. искусствоведческой экспертизе (эксперт - д-р искусствоведения Л. И. Лифшиц), «должна рассматриваться как уникальный памятник русского церковного искусства XX в. и как реликвия Церкви, достойная особого поклонения» (архив Лифшица) (сохр. неск. эскизов и фотографий этой росписи). Тогда же К. написал Донскую икону Божией Матери для ц. в честь Ахтырской иконы Божией Матери в дер. Ахтырка (ныне Сергиево-Посадского р-на Московской обл.).
Избегая очередного ареста, в 1930 г. тайно проживал в г. Верее Московской обл. Здесь он написал теоретическую работу - «Письмо об иконописи», адресованное сщмч. Сергию Мечёву. По мысли автора, цель иконописания - «хваление Бога в лицах», создание иконы приравнивается к молитве. Центральная тема «Письма…» - анализ принципиальных различий иконописи и живописи по языку выражения и целям. «Иконопись,- пишет К.,- веками, под благодатным Покровом Святой Церкви, создавала те законы, условия и способы, которыми она достигает полноты выражения. Обратная перспектива, дополнительная плоскость, так называемое вохрение - высветление ликов, пробела, т. д.- все это творчески и органически связано с целым…» Согласно глубокому убеждению автора, система названных им приемов в канонической иконописи является единственной возможной основой ее художественного языка. «Но мы знаем,- признает К.,- что есть благодатные и чудотворные иконы живописные, но это только означает, что «Дух дышит идеже хощет», но этот факт не опровергает того, что наиудобнейшим приемником Духа является тело иконописное». По мнению К., «все иконы Андрея Рублёва почитались чудотворными, вероятно, не только за святость писавшего, но и потому, что взаимная необходимость и цельность всех отдельных элементов в его творчестве достигали той высоты, которая присуща Божественному». Основная задача совр. церковного художника - «не только усвоить технические приемы» по древним образцам, но и «войти в сферу свободной композиции», создавая самостоятельные творческие произведения. К. весьма скептически относился к практике копирования при создании икон: «Чтобы подготовить путь к иконописи творческой, нужно совсем другое - осознание законов пластической формы по существу…» Неприемлема для него и изощренная стилизация икон «под древность», широко распространенная в рус. церковном искусстве кон. XIX - нач. XX в.: «Суррогат иконописи, дающий иллюзорный вкус высокого стиля, и лицемерен, и вреден. Пусть уж иконопись будет убога, но правдива». Особенностью «Письма…» является перспективное для дальнейших исследований учение о «диатаксисе» - способе различных уровней созерцания образа. В подготовке этого теоретического труда, не утратившего актуальности и в наст. время, значительную роль сыграл свящ. П. Флоренский, к-рый принимал деятельное участие в обсуждении и окончательном редактировании текста. Осенью 1930 г. К. провел ок. 5 недель в московских тюрьмах. C 1931 г. проживал в пос. Жаворонки Московской обл. Зимой 1934 г. был арестован, освобожден через 2 месяца благодаря ходатайству П. Д. Корина и А. М. Горького