(ок. 1430/40 - между 1503 и 1508, Москва?), рус. художник, работал в области монументальной живописи, иконописи, книжной миниатюры.
Документальные источники о деятельности Д. и созданных им произведениях разнообразны, особенно в сравнении со сведениями о мастерах предшествующего периода: летописи, житийная лит-ра, послание прп. Иосифа Волоцкого, описи Иосифова Волоколамского в честь Успения Пресв. Богородицы мон-ря и др. источники, по большей части косвенные.
Дата рождения Д. неизвестна. Она определяется на основании расчета возраста в период его работы в Пафнутиевом Боровском в честь Рождества Пресв. Богородицы мон-ре между 1467 и 1476 гг. в качестве 2-го художника или помощника при старце Симонова Старого московского в честь Рождества Пресв. Богородицы мон-ря Митрофане (Кадлубовский. 1899. С. 125), когда Д. могло быть не более 25-30 лет. Необходимо учитывать участие сыновей Д., по крайней мере Феодосия, в следующих по времени (известных нам) работах по украшению интерьера Успенского собора Иосифова Волоколамского мон-ря в 1484-1485 гг.
Время смерти Д. приходится на годы по возвращении из поездки по мон-рям Белоозера между 1499-1500 и 1502/03 гг. и определяется от даты (1503) создания и присылки по распоряжению вел. кн. Иоанна III из Москвы в Вологду образа «Прп. Димитрий Прилуцкий с житием» (Богусевич. 1929. С. 17). 2 следующих крупных заказа - украшение Четвероевангелия великокняжеского казначея и печатника Ивана Ивановича Третьякова-Ховрина, 1507 г. (РНБ. Погод. № 133), и работы в Благовещенском соборе Московского Кремля, 1508 г. (ПСРЛ. Т. 13. С. 8),- поручили Феодосию. К этому времени Д. либо скончался, либо отошел от дел. Можно предполагать, что Д. умер вскоре после создания иконы «Прп. Димитрий Прилуцкий с житием», поскольку не позднее 1504 г. Феодосий, а не Д. вложил в Иосифов Волоколамский мон-рь иконы «Андреева (прп. Андрея Рублёва.- Ред.) писма» высокой стоимости («промена им дватцать рублев»). О них известно по упоминанию в послании (ок. 1511) прп. Иосифа великокняжескому окольничему Борису Васильевичу Кутузову, где автор жалуется на удельного волоколамского кн. Федора Борисовича, к-рый «сам приехал в монастырь да не поехал с монастыря, доколе икон не взял» (Послания Иосифа Волоцкого. 1959. С. 213, 267-268; Казакова. 1958; Меняйло. 1996; Синодик Иосифо-Волоколамского мон-ря (1479-1510-е гг.). 2004. С. 26, 162-163, 197, 204-205). «Взятие» икон кн. Федором относится к периоду до перехода мон-ря под великокняжеский патронат в 1507 г. Вероятно, после смерти Д. управление значительным имуществом семьи перешло к сыновьям, однако нельзя исключать, что ок. 1503-1506 гг. Д. с помощниками, игравшими ведущую роль в исполнении заказа, написал иконы для трапезной Богоявленской ц. Иосифова Волоколамского мон-ря (точные сведения о строительстве отсутствуют, см.: Топоров, Щепетов. 1946. С. 7; Зимин. 1950. С. 3-39). Т. о., верхняя допустимая граница жизни Д.- 1507-1508 гг., нижняя - 1503 г.
Д.- первый известный по документам рус. иконописец светского сословия (ранние сведения по большей части не сообщают о статусе либо указывают на иноческий чин художников). Он имел 2 или 3 сыновей и, следов., был женат. Его дети Владимир и Феодосий унаследовали ремесло отца. О «детях Денисьевых» неоднократно сообщается в прижизненных и позднейших документах (послание прп. Иосифа Волоцкого, опись Иосифова Волоколамского мон-ря 1545 г. и др.). Единственное упоминание о 3-м сыне, сделанное в межевой грамоте (между 1506 и 1511) Симонова мон-ря, недостаточно отчетливо: в качестве «послухов» в ней названы «Феодосий и Андрей Денисьевы дети Иконниковы», однако грамота подписана только Феодосием. Неясной остается и связь «детей» (и, следов., самого Д.) с родом «боярских детей» Квашниных, фигурирующих в этой грамоте (Дергачёв. 1989. С. 211-212).
Сохранились материалы, позволяющие заключить, что Д. и по крайней мере Феодосий возводили свое родословие к прп. Петру, «царевичу Ордынскому». Такой вывод следует из записей «рода Иконника Дионисия» в 2 списках XVII в. синодика Кириллова Белозерского в честь Успения Пресв. Богородицы мон-ря (РНБ. Кир.-Бел. № 759/1016; КБМЗ. № 279; Попов. 1975. С. 78, 79, 315-320), где в перечне имен указано имя Д. с припиской над строкой: (царевич). Согласно «Повести о Петре, царевиче Ордынском», действие к-рой относится к сер.- 2-й пол. XIII в., приняв крещение, «царевич» Петр, племянник хана Берке, поселился в Ростове, где принял постриг и основал Петровский мон-рь на Поле (близ Ростова). Неск. поколений его потомков проживали в Ростове, что позволяет предположить ростовское происхождение предков Д. (ПЛДР. 1984. С. 20-22; СККДР. 1989. С. 256-258). Несмотря на различие во мнениях исследователей, датировка дошедшей редакции «Повести...» не выходит за пределы 2-й пол.- кон. XV в. Она - «современница» самого Д., к-рый мог быть одним из ее первых читателей, а возможно, и заказчиком. В «Повести...» искусство выступает одним из важных факторов приобщения прп. Петра к духовным идеалам христианства, тем самым подразумевается важность художественного творчества в принципе. Герою повествования, не обученному иконописанию (что особо подчеркивается), чудесным образом открывается его сокровенная природа. Украшение и устроение церкви, мон-ря становятся для прп. Петра и его потомков семейной традицией, делом жизни (в тексте содержится намек на необходимость оплаты труда иконописца). Параллель с деятельностью Д. и его сыновей очевидна и символична. Независимо от степени подлинности этой своеобразной родословной четко прослеживаются контакты Д. с Ростовской епархией, ее иерархами и мон-рями на протяжении 1480-1500-х гг., получает объяснение и высокий социальный статус мастера, его известность в высших церковных и великокняжеских кругах.
Запись рода Д. в оригинал-протограф сохранившихся списков синодиков Кириллова Белозерского монастыря внесена между 1505 и 1526 гг., но, видимо, не позднее 1511 г., когда из письменных источников исчезают упоминания о Феодосии - возможном преемнике по руководству отцовской мастерской. Можно предположить, что появление записи связано с исполнением особого заказа (неясно, монастырского, епархиального или митрополичьего) - житийной иконы «Прп. Кирилл Белозерский» для местного ряда Успенского собора Кириллова Белозерского мон-ря (Опись строений и имущества Кирилло-Белозерского мон-ря 1601 г. 1998. С. 44-45; Дионисий «живописец пресловущий». 2002. Кат. 38). Икона была создана предположительно на рубеже 10-х и 20-х гг. XVI в. и вышла из мастерской, когда ее мог возглавлять сын художника. Специального рассмотрения требует перечень имен в синодике раннего XVI в. (РГАДА. Ф. 181. № 539. Л. 88; Дергачёв. 1989. С. 210-212) с пометой на поле: «родъ Дионисия Иконника». Предложенная датировка приписки (1503) и происхождение списка из Ферапонтова, а не Кириллова Белозерского мон-ря нуждаются в дополнительной аргументации.
Обучение Д. иконописному мастерству проходило, вероятно, в московском Симоновом мон-ре. Его учителем или руководителем на раннем этапе мог быть старец мон-ря Митрофан (Флоря. 1966. С. 278-280). Причастность Д. и его семейства к Симонову мон-рю прослеживается и позднее; об этом свидетельствует земельный акт 1506-1511 гг., подписанный Феодосием «Иконником Денисьевым сыном» (Дергачёв. 1989. С. 211).
Между 1467 и 1476 гг. Митрофан и Д. расписывали собор в честь Рождества Пресв. Богородицы в Пафнутиевом Боровском мон-ре, о чем сообщается в летописи (ПСРЛ. Т. 25. С. 310) и в Житии прп. Пафнутия Боровского, созданном Вассианом II (Саниным), братом прп. Иосифа Волоцкого, в его бытность Ростовским архиепископом (1506-1515). Летопись особо отмечает высокую оценку росписи современниками, включая вел. князя (Иоанн III мог посетить Пафнутиев Боровский монастырь при возвращении со «стояния на Угре» в 1480). Не указывая даты работ, Житие содержит имена и панегирическую характеристику исполнителей росписей: «Церкви та совершенное украшение приемлет еже от живописцев Митрофана инока и Дионисия и их пособников, пресловущих тогда паче всех в таковом деле» (Кадлубовский. 1899. С. 125). Зафиксированное в источниках восхищение современников результатами работ в Пафнутиевом Боровском мон-ре имело очевидные последствия: Д. стал ведущим художником, получавшим ответственные и дорогие заказы. Тогда же, возможно, Д. создал икону Божией Матери «Одигитрия» - один из образов (скорее всего пядничных), с к-рыми, по сообщению монастырской описи 1545 г., «старец Иосиф», т. е. прп. Иосиф Волоцкий, пришел «на место се» - в основанный им в 1479 г. Успенский мон-рь на Волоке, позднее известный как Иосифов Волоколамский (Георгиевский. 1911. Прил. С. 3). Основатель мон-ря принес с собой еще 3 иконы Богородицы: 2 - связаны, по мнению составителей описи, с прп. Андреем Рублёвым, 3-я - приписывается ему на основании устных сведений («кажуть, Рублева письма»). Эти факты свидетельствуют не только об установлении не позже 1476-1479 гг. тесных контактов молодого Д. с таким же относительно молодым монастырским старцем, о высокой оценке иконописца прп. Иосифом Волоцким уже на раннем этапе творчества, но и о едва ли не всеобщем признании художника наряду с руководителем работ - симоновским старцем Митрофаном. Есть основания полагать, что прп. Иосиф получил иконы «Андреева писма» от Митрофана или Д. и что все они происходили из Симонова мон-ря (Попов. 2002. С. 422-438).
С пребыванием художников в Пафнутиевом Боровском мон-ре между 1467 и 1476 гг. связан рассказ в Житии прп. Пафнутия «Чюдо святаго о Дионисии иконнике». В нем говорится о болезни художника, к-рый во время работы над росписью нарушил заповедь игумена о воздержании и принес с собой в мон-рь «мирское»: «Взяша едино ходило агнече печено во обитель на вечерю с яици учинено...» Прп. Пафнутий дал исцеление Д., «ногам его зело болезненным» и его телу, «яко един струп слияся» (Кадлубовский. 1899. С. 125, 126). Этот эпизод, вырванный из контекста житийного повествования, неправомерно рассматривался как завуалированный намек на соперничество Митрофана и Д. Следующие открытия, в частности синодиков XVII в. Кириллова Белозерского монастыря, где наряду с записью «рода» Д. включен «род старца Митрофана Иконника», свидетельствуют о поддерживавшихся длительное время тесных связях учителя и ученика, о сохранении памяти о симоновском старце, по крайней мере во 2-м поколении семейства (запись была внесена в протограф по инициативе одного из наследников Д. (Феодосия?); см.: Попов. 1975. С. 79).
Изображение указанного эпизода имеется в росписи 1644 г. ныне существующего Рождественского собора 80-х гг. XVI в. в житийном цикле святого на сев. стене в нижнем ярусе. Чудо о Д. представлено в 2 сценах: нарушение заповедей игумена и исцеление, где прп. Пафнутий изображен благословляющим склоненного перед ним художника в возрасте «средовека» (определение сопровождающих его юношей как сыновей Владимира и Феодосия сомнительно, поскольку в отличие от серии житийных сочинений о прп. Иосифе Волоцком Житие прп. Пафнутия о них не упом.).
Вскоре после основания Волоколамского мон-ря Д. получил заказ на создание иконостаса для первого деревянного Успенского храма. После возведения каменного собора (1485) и др. монастырских сооружений разобранный иконостас распределили между ними. В монастырских описях 1545 и 1572 гг. (1-я утрачена, 2-я - в РГАДА. Ф. 1192. Оп. 2. Д. 365) он именуется «старым». В его состав входили «праздники», «пророки» (по 2 образа на доске) и «сидячий» деисусный ряд. В описи 1591 г. Деисус определяется как «большои пояснои, в нем 9 образом» (ИРЛИ. Р. 4. Оп. 2; Меняйло. 1989. С. 58-61). Неясным остается состав местных икон и их дальнейшая судьба при постройке каменного храма Успения, а также царских врат 1479 г.
В 1481 г. Д. вместе с попом Тимофеем, Ярцем и Коней создал иконостас для освященного в авг. 1479 г. кафедрального Успенского собора Московского Кремля. Иконостас включал «Деисус большей с праздники и с пророки» (ПСРЛ. Т. 6. С. 233). Грандиозные размеры храма, предполагавшие соответствующий масштаб ансамбля, объясняют то внимание, с к-рым составитель летописи перечислил всех исполнителей самого большого (после иконного ансамбля для Успенского собора Владимира - ок. 1408, ГТГ, ГРМ) иконостаса XV в. Главенство Д. в записи не акцентируется и принимается на основании занимаемого им места в перечне имен (по аналогии с упоминанием исполнителей росписи 1405 Благовещенского собора Московского Кремля: Феофана Грека, «старца» Прохора с Городца, «чернеца» Андрея Рублёва). Выплаченная за работы в Успенском соборе сумма составила «сто рублев». Помимо иконостаса она могла быть предназначена для оплаты росписи нек-рых компартиментов в алтаре собора и для украшения нижнего яруса алтарной преграды. В отношении даты сохранившихся фрагментов росписи преграды единого мнения нет.
Поскольку офиц. заказчик соборного иконостаса архиеп. Ростовский Вассиан I (Рыло), выдающийся публицист и духовник вел. кн. Иоанна III (в качестве заказчика архиеп. Вассиан мог действовать от великокняжеского имени), скончался в марте 1481 г., можно предположить, что работы по созданию кремлевского иконостаса (несмотря на сообщение Софийской летописи) были начаты (или согласованы с заказчиком) в 1480 г.; возможно, расчеты с художниками производились преемником архиеп. Вассиана - архиеп. Иоасафом (Оболенским), поставленным на Ростовскую кафедру 22 июня 1481 г. (ПСРЛ. Т. 25. С. 329).
Известно, что, как и сыновья Д., иконописными специальностями владели сыновья Ярца и Кони - иконник Иван Дермоярцев (см. ст. Дермины) и «писец великого князя» Михаил Конин. Оба пользовались признанием современников. В описи Волоколамского мон-ря 1545 г. последний упомянут как автор «большой пядницы» - иконы «Достойно есть», некогда принадлежавшей Новгородскому архиеп. Макарию 1526-1542 (Вяземский. 1885; Лихачёв. 1897. С.353-355; Георгиевский. 1911. Прил. С. 3). Кроме того, документы упоминают представителей 3-го поколения: внука работавшего с Д. Ярца - Постника Дермина, или Постника Иванова Дмитриева (Антонова. 1967. С. 144-145). Т. о., допустимо говорить об оформлении в эпоху Д. потомственных профессий, о сложении семейных мастерских-артелей, особенно принимая в расчет обращение Иосифа Волоцкого к адресату «Послания иконописцу» (предположительно к Д.) как к «началохудожнику», а также существование (по меньшей мере в нач. XVI в.) категории художников-«писцов» вел. князя и «писцов» митрополичьих. Степень взаимодействия артелей неясна, но в свете ростовских контактов Д. представляется важным то, что упомянутый Постник Дермин поименован в документах «ростовцем».
В 1481 г. по заказу брата вел. кн. Иоанна III удельного кн. Андрея Васильевича Угличского (или Меньшого) Д. написал иконы деисусного чина, предназначенные для вновь построенного и освященного собора Спасо-Каменного мон-ря на Кубенском оз. (Георгиевский. 1911. С. 25, 26). Наиболее ранняя опись мон-ря не позволяет идентифицировать этот несохранившийся ансамбль в системе декорации интерьеров Преображенского собора и др. монастырских храмов (Опись Спасо-Каменного монастыря 1628 г. 1985. С. 165 и сл.). Вряд ли это был «Деисус большей с праздники и пророки» - главный в соборе, поскольку его создание предполагало поездку исполнителей к месту работ, о чем неизвестно по документам. Т. о., можно предполагать, что заказанный Д. Деисус был небольшим (вопрос «заочного» создания икон для храмовых интерьеров, включая эпоху Д., остается неразработанным; сходным образом неясно место написания Д. икон для деревянного храма (1479) и для поздних сооружений Иосифова Волоколамского мон-ря: они могли создаваться как в Москве, так и в обители).
В 1482 г. Д. переписал «в той же образ» обгоревшую в пожаре к-польскую по происхождению и считавшуюся чудотворной икону Божией Матери «Одигитрия» (XIV в., из Вознесенского собора Вознесенского мон-ря в Московском Кремле; ныне в ГТГ), о чем сообщает Софийская летопись (ПСРЛ. Т. 6. С. 234).
По сохранившимся документам известно, что с 1484 или 1485 г. Д. и его сыновья приступили к оформлению интерьера нового, каменного Успенского собора Иосифова Волоколамского мон-ря, освященного в дек. 1485 г. (Житие прп. Иосифа игум. Волоколамского. 1886. С. 23; Зимин. 1950. С. 15, 16; Меняйло. 1989. С. 60, 61).
В 80-90-х гг. XV в. Д. неоднократно работал над монастырскими заказами. В общей сложности им было написано для обители, судя по данным волоколамской описи 1545 г., ок. 100 икон. Из них сохранилась лишь одна - Божией Матери «Одигитрия» из местного ряда (ЦМиАР). Опись дает представление и об организации работ группы художников, возглавляемой Д. Мастер имел в Иосифовом Волоколамском монастыре помощников и учеников, следов., регулярно посещал обитель. В Кратком монастырском летописце Иосифова Волоколамского мон-ря (РГБ. Ф. 178. Муз. № 1257. Л. 28, 2-я пол. 20-гг. XVI в.) и в Житии прп. Иосифа в редакции Саввы (Чёрного), еп. Коломенского, сообщается о работах в Успенском соборе мон-ря: «Съверши ея (церковь.- Г. П.) и подписа хитрыми живописцы в Русской земли Дионисием с его детьми Владимиром и Феодосием и старцем Паисиею, и с ними два братанича (племянника.- Г. П.) Иосифова: старец Досифей и старец Вассиан...» (Житие прп. Иосифа игум. Волоколамского. 1886. С. 23). В кон. 1510 - нач. 1511 г. прп. Иосиф написал окольничему Б. В. Кутузову: «...Церковь... Пречистыя с подписью и ыконами и с книгами и с ризами и сосуды боле тысячи рублев стала» (Послания Иосифа Волоцкого. 1959. С. 210). В обоих случаях неясно, к какому периоду относятся эти сведения. Существует предположение о более позднем создании росписи монастырского Успенского собора (ок. 1503) и ее принадлежности Феодосию (Меняйло. 1989. С. 62). Состав икон храма неоднократно пополнялся после 1485 г.
В отличие от Жития прп. Иосифа Волоцкого, написанного еп. Саввой (Чёрным) позже послания Б. В. Кутузову и перечислявшего, вероятно, всех участников «подписания» Успенского собора 1485 г., в описи 1545 г. названы авторы каждой из икон. Помимо Д., исполнившего основной объем заказа, это старец Паисий и Феодосий. Сын Д. Владимир и племянники прп. Иосифа Волоцкого Досифей и Вассиан Топорковы участвовали в работе, видимо, в качестве помощников. В отношении старшинства сыновей Д. традиц. опираются на порядок их упоминания (алфавитный?) в Житии прп. Иосифа Волоцкого, где Владимир назван 1-м. В пользу старшинства Феодосия может свидетельствовать его известность в 1-м и в нач. 2-го десятилетия XVI в.
Интерьеры храмов Иосифова Волоколамского монастыря к времени составления самой ранней описи (1545) претерпели изменения, что затрудняет анализ деятельности Д. по их оформлению. Находившиеся там иконы могли менять местоположение (иконы «старого» иконостаса из деревянного храма 1479 оказались в сменившем его соборе 1485, со «старым» и «новым» приделами, в ц. «под колоколы» в честь Смоленской иконы Божией Матери (1495) и в трапезной палате с теплой Богоявленской ц. (1503-1506)). Часть икон были вкладными и могли появиться в обители в разное время, не все из них имеют четкую датировку.
С периодом наибольшей близости Д. к Волоколамскому мон-рю в 80-90-х гг. XV в. связано появление приписываемых прп. Иосифу Волоцкому текстов: «Послание иконописцу» и «Слова о почитании икон» («Слово на новоявльшююся ересь новогородскых еретиков, глаголющих, яко не подобает кланятися иже от рук человечьскых сътвореным вещем», «Сказание от божественных писаний, како и которыа ради вины подобаеть христианом покланятися и почитати божественыа иконы...», «Слово на ересь новоградскых еретиков, глаголющих, яко не подобает писати на иконах Святую и Единосущную Троицю...»). Они отразили взгляды основателя обители и наиболее образованной части церковных деятелей на духовные основы и теорию иконописания. Самым вероятным адресатом «Послания...» принято считать Д. Предположение тем более правомерно, что в начале текста «Послания...» имеется фраза: «И тебе же ключимо сие написание того ради, яко самому ти началохудожнику сущу божественных и честных икон живописанию». В 80-90-х гг. XV в. подобные слова могли относиться только к Д. (Казакова, Лурье. 1955. С. 121; Прил. С. 320-373; Голейзовский. 1965. С. 219-238). Л. А. Успенский считал «Послание...» компилятивным и приписывал его преподобным Нилу Сорскому и Иосифу Волоцкому. Вопрос о редакторе сочинения остается открытым, наиболее вероятно, им был прп. Иосиф или близкое к нему лицо (см.: Успенский. 1967. С. 260).
Неясна степень причастности Д. или его мастерской к созданию храмовой иконы «Положение ризы и пояса Пресвятой Богородицы во Влахерне» (ок. 1485; ЦМиАР) для небольшой деревянной Ризоположенской ц. в с. Бородава близ Ферапонтова монастыря. Ее заказчик - Ростовский архиеп. Иоасаф (Оболенский). Уникальный по иконографии образ, возможно, работы мастера из окружения Д. (наряду с иконами деисусного чина (1481) Спасо-Каменного мон-ря) мог стать причиной известности творчества художника в монастырях Белоозера. Существует мнение, что автором иконы мог быть ростовский иконописец московской выучки (Попов. 2005).
После 1485 г., в 80-90-х гг. XV в., Д. расписывал монастырскую ц. Спаса в Чигасах в Москве. О ней сообщается в известии о пожаре в столице 1547 г.: «Подпись у церкви тоя чюдна была Дионисиа иконописца» (ПСРЛ. Т. 13. С. 152). В тот же период, возможно в одну из поездок в Иосифов Волоколамский мон-рь, создавалась роспись Воскресенского собора в Волоколамске, на «дворе» местного удельного князя. Плохая сохранность не позволяет определить степень участия в работе над ней Д., предположение о более поздней датировке не выглядит безусловным. После смерти удельного кн. Бориса Васильевича (1494), сына Василия II, его наследник Феодор владел Волоцким уделом (до 1513). Испытывая серьезные финансовые затруднения, он до крайности обострил отношения со всеми окрестными мон-рями, прежде всего с Волоколамским (о чем неоднократно упом. прп. Иосиф Волоцкий), и в 1507 г. мон-рь добился перехода в юрисдикцию вел. князя. Вклады кн. Феодора Борисовича в мон-рь минимальны, внесенная в синодик память о нем, «доколе монастырь Пречистые стоит» с «кормом», традиционна для вкладчиков из числа «боярских детей». Маловероятно, что покровительствовавший художнику игумен Волоколамского монастыря мог дать благословение на работы по заказу враждебно относившегося к обители князя. Тем более что редчайшая иконографическая программа росписи Воскресенского храма - с циклом Вселенских Соборов на алтарной преграде - предполагала одобрение церковного начальства уровня прп. Иосифа Волоцкого. Известен лишь один период (ок. 1510) оживления художественной жизни в уделе по инициативе супруги князя - кнг. Анны. С ее именем связано неск. произведений церковного шитья (место их создания неизв.), среди к-рых - пелена «Рождество Богородицы» в окружении клейм жития Богородицы (ГТГ; Николаева. 1970. С. 365-385; Дионисий «живописец пресловущий». 2002. Кат. 58).
В 1499 или 1500 г. Д. с «чадами» отправился в длительную поездку на Белоозеро, возможно, по приглашению вернувшегося «на покой» в Ферапонтов мон-рь архиеп. Иоасафа, заказчика иконы для Ризоположенской ц. Пребывание Д. в Белозерском крае определяется по датам, указанным на обороте центральной деисусной иконы из иконостаса Троицкого собора Павлова Обнорского мон-ря (ГТГ) и на откосе сев. портала в соборе Рождества Богородицы Ферапонтова мон-ря. 1-ю дату сообщает надпись, выполненная чернилами черного цвета и позднее, в процессе монтирования оклада или поновлений (на протяжении 1-й пол. XVI в.?), вырезанная под ней: «В лет(о) ЗИ [7008] писанъ Деисоусъ и праздники и пророци Денисьева письмени» (Антонова. 1952. С. 6-11, 14-15; Дионисий «живописец пресловущий». 2002. Кат. 7). 2-я надпись содержит дату начала работ над росписью: «В лет(о) 70[10]-е м[е]с[я]ца августа въ 6 на Преображение Г[о]с[под]а...» - и ее завершения: «А кончана на 2 лет[о] м[е]с[я]ца сентявреа въ 8 на Р[о]ж[е]ство прес[вя]тыа Вл[а]д[ы]чица нашыа Б[огороди]ца Мариа...» В тексте на обороте иконы «Спас в силах» из Павлова Обнорского мон-ря указание на «лето 7008» предполагает при сентябрьском летосчислении возможность работ с сент. 1499 до авг. 1500 г.
Маршрут Д. на север из Москвы или Волоколамского мон-ря неизвестен. Если предположить, что 1-м пунктом посещения в вологодско-белозерских землях был Павлов Обнорский мон-рь, расположенный в верховьях р. Обноры, то, возможно, художник с «чадами» ехал туда через центр Ростовской епархии. В Ферапонтов мон-рь он попал скорее всего через Вологду. Вероятно, тогда же Д. посетил Спасо-Прилуцкий мон-рь, где с ним могли вестись переговоры о создании житийной иконы основателя обители.
Помимо работ в Павловой Обнорской обители Д. исполнил и нек-рые заказы Кириллова Белозерского монастыря. Последнее устанавливается на основании художественно-стилистических признаков (по крайней мере для одного сохранившегося произведения - нагробной иконы прп. Кирилла Белозерского). О тесных связях Д. и его семьи с обителью свидетельствуют записи родословия художника в 3 сохранившихся местных синодиках нач. XVI и XVII в.
Главным заказом и итогом деятельности Д. и его мастерской в белозерский период, очевидно, были росписи собора Рождества Пресв. Богородицы в Ферапонтовом монастыре. О др. монументальных работах художника на Белоозере или в вологодских окрестностях сведения отсутствуют. В силу неполной сохранности чтение даты летописной надписи на откосе сев. портала собора в Ферапонтовом мон-ре вызывало разногласия. В наст. время вопрос определения срока начала работы - «В лет[о] 7010-е» или «7008-е» - можно считать решенным в пользу последней даты, поскольку в надписи для «и восьмеричного» в отличие от «i десятеричного» отсутствует необходимое пространство. Изначально буквенное обозначение даты выглядело как «·3·I», в пересчете на совр. исчисление не 1500, а 1502 г. (см. прорись: Попов. 1972. С. 284; он же. 1975. С. 75-76). 2-я фраза летописи - «А кончана на 2 лет[о] м[е]с[я]ца сентябреа въ Р[о]ж[де]ство Прес[вя]тыа вл[а]д[ы]чица наша Б[огороди]ца Мариа...» - до недавнего времени осмысливалась с позиций совр. (январского) летосчисления как 8 сент. 1503 г. (или, при условии чтения начальной даты 7880/1500, как 1501). Ошибка в подходе выявлена и проанализирована реставратором Н. И. Федышиным, указавшим, что все работы по росписи относятся к периоду от Преображения до Рождества Пресв. Богородицы, по ст. ст. между 6 авг. и 8 сент. (Федышин. 1985. С. 38-46). Время, затраченное на подготовительные работы (обмазка стен и т. п.) или написание иконостаса, в хронологических расчетах надписи на портале, видимо, не учитывается.
Создание росписи в соборе Ферапонтова мон-ря за один сезон, в пределах лета и осени 1502 г. (7010-7011), соответствует положению, занимаемому на то время лицами, упоминаемыми в летописи на портале. В данном случае важны 2 из них: поименованный вел. князем преемник вел. кн. Иоанна III Василий Иоаннович (впосл. Василий III), 14 апр. 1502 г. офиц. «посаженный» отцом «на великое княженье Володимирское и Московское и всеа Руси самодеръжцем», и Ростовский архиеп. Тихон, оставивший кафедру в янв. 1503 г. «за немощью» (ПСРЛ. Т. 39. С. 175). Срок работы над росписью четко соотносится с историческим контекстом, и присылка иконы «Прп. Димитрий Прилуцкий с житием» из Москвы в Вологду в 1503 г., как и участие в ее создании (средник) Д., вполне реальны (Вздорнов. 2002. С. 16-22). Существует версия о полном соответствии срока работ количеству т. н. дневных швов штукатурки - их 34, как и затраченных на роспись дней (Рыбаков. 1987. С. 285). Версия требует дополнительной аргументации, поскольку (как и в случае с иконами из Иосифова Волоколамского мон-ря) члены артели Д. могли трудиться над неск. участками одновременно, а появление самих «швов» могло определяться параллельной работой над соседними композициями.
В традиц. для подобных летописей завершении-молитвословии («А писци Деонисие иконникъ съ своими чады. О Владыко Хр[и]с[те], всех Ц[а]рю, избави их[ъ], Г[оспод]и, мук вечныхъ») ряд исследователей отметили особую просительную интонацию, что послужило поводом для рассуждений о неких «семейных» обстоятельствах (Чураков. 1959. С. 99-113) или даже о безвозмездном создании Д. живописного ансамбля (Шалина. 2005. С. 182-183). Под формулировкой «съ своими чады» могут подразумеваться не только сыновья, но и ученики мастера. Роспись, разграниченную на 3 основные «манеры», из к-рых «лучшую» (верхние участки храма, наружная роспись) допустимо отождествлять с работой Д., едва ли возможно рассматривать в рамках исключительно «семейного» творчества (Лелекова, Наумова. 1985, 1988, 1989).
Росписи отличает тончайшее гармоническое начало, просветленность колорита и образов, смягченная ритмика. Ферапонтовские фрески дают наиболее полное и многогранное представление о стиле Д., развивающем традиции мастеров круга прп. Андрея Рублёва в сторону большей эстетизации и идеализации форм: фигуры за счет обобщенности трактовки как бы теряют свою телесную природу, пребывая в безмерном и бесплотном мире, пронизанном божественным сиянием. В творчестве Д. органично переплелись достижения московской иконописи и поствизант. художественного мира.
Вопросы о сроках создания иконостаса для Рождественского собора в Ферапонтове в соотношении со сроками работы над росписью, а также о первоначальном составе икон в наст. время далеки от разрешения. Наиболее вероятно, что иконостас состоял только из деисусного и местного рядов. В 1-м случае работе Д. и его мастерской, безусловно, можно приписать 12 центральных икон (13-я, «Спас в силах», не сохр.; из примыкающих к центральному ядру 2 икон столпников по крайней мере икону «Прп. Симеон Столпник» (ГРМ) можно включить в ту же группу, проблематичнее атрибуция парной ей иконы «Прп. Даниил Столпник» (КБМЗ), но и этот образ при условии существенной его чинки во время ремонта и дополнений иконостаса в 1530 или 1553 допустимо связывать с тем же кругом авторов). Из первоначальных икон местного ряда сохранились икона Божией Матери «Одигитрия» (типа Седмиезерской) и «Воскресение - Сошествие во ад» (ГРМ), остальные иконы, в частности пророческий ряд, написаны, видимо, вскоре после 1502 г. (Дионисий «живописец пресловущий». 2002. С. 113-151. Кат. 11-34). Неясным остается вопрос о времени возникновения в иконостасе утраченного праздничного ряда из 33 икон, наиболее правдоподобно его появление в XVII - 1-й пол. XVIII в. Оптимальной представляется версия о создании под рук. Д. только деисусного (в полном соответствии с иконографически-содержательным замыслом) чина и серии местных икон (Попов. 1975. С. 103-104; Малкин. 2005. C. 368-378; Шаромазов. 2005. С. 225-235).
Д. вернулся из Белозерья не позднее нач. 1503 г. (что подтверждается сообщением о прибытии из Москвы в Вологду иконы «Прп. Димитрий Прилуцкий»), упоминания следующих лет касаются детей Д. и его учеников.
На воззрения Д. и художников его круга не могли не повлиять взгляды прп. Иосифа Волоцкого на иконописание, являющееся, по мнению последнего, неотъемлемой частью «внешнего делания», орудием в общественной и духовной борьбе. Идеальный облик художника обрисован прп. Иосифом в духовной грамоте, в ее 10-м слове - «Отвещание любозазорным и сказание вкратце о святых отец, бывших в монастырях, иже в Рустей земли сущих». Идеализация художественного наследия с ориентацией на традиции прп. Андрея Рублёва в равной мере характерна для «собирателя» рублёвских икон прп. Иосифа и для Д., ученика и возможного преемника великого мастера старца Митрофана (Флоря. 1966. С. 278-280). С наибольшей полнотой взгляды волоколамского игумена отразились в приписываемых ему «Послании иконописцу» и «Словах о почитании икон» 80-90-х гг. XV в. Помимо адресованного Д. обращения показательны интонации почтительности и уважения («Дръзнух написати и послати твоему боголюбию...») к уже немолодому («жезл, им же подъпираешься») и дружески настроенному («възлюбленный [...] мой брате», «любимиче») адресату. В этот период (ок. 1484/85-1495) художник неоднократно работал в Иосифовом Волоколамском мон-ре. Сформулированные прп. Иосифом взгляды наряду с общими и традиц. положениями ставили перед художниками, в первую очередь перед Д. и его помощниками, практические задачи. Столичное искусство посл. четв. XV - нач. XVI в. в обстановке «еретического нападения» становилось все более зависимым от общественной жизни. Не случайно тематика ферапонтовских росписей 1502 г. перекликалась с Соборным приговором и противоеретическим поучением митр. Зосимы, изложенными на Соборе 1490 г. (Казакова, Лурье. 1955. С. 382-386). Перечисление распространенных в кругу Д. сюжетов указывает на характерные изменения. Во время работ в Иосифовом Волоколамском мон-ре Д. создал икону «Страшный Суд» (редко встречается в рус. иконописи до кон. XV в.), неск. икон «Шестоднев» (обращение к этой теме наряду с «Апокалипсисом» и «Символом веры» было продиктовано, в частности, спорами о рае, о 7-й тыс. лет и «конце времен», о природе Богоматери и Христа). Особо показателен интерес к теме Шестоднева, наиболее полно отражавшей полемические вопросы религиозно-общественной жизни кон. XV в. Появление в местном ряду Успенского собора Иосифова Волоколамского мон-ря необычной «большеи стоячеи» иконы ап. Иоанна Богослова связано с волновавшим умы современников Д. ожиданием конца света.
Особое место в творчестве Д. и его мастерской занимает цикл житийных икон духовных устроителей Русской земли, митрополитов Московских Петра и Алексия, преподобных Сергия Радонежского, Павла Обнорского, Кирилла Белозерского.
Центральным образом творчества Д. был образ Богоматери. Кроме икон 1482 и 1485 гг. (ГТГ, ЦМиАР) и росписей в храме в Ферапонтове им было написано огромное количество изображений Божией Матери. По сведениям 1545 г., иконы «Одигитрии» и «Пречистой» преобладали над др. образами, исполненными художником в стенах Иосифова Волоколамского мон-ря. Д. писал местные иконы и небольшие пядницы, самостоятельно или при помощи учеников и помощников. Предпочтение отдавалось торжественному образу «Одигитрия», сменившему во 2-й пол. XV в. камерный тип «Умиление». Царственный образ «Путеводительница» утверждал неоднократно встречавшуюся в посланиях прп. Иосифа мысль о Царице, «яко солнце сияюще в Руской земли». Получили распространение идеи о новом царстве Богоматери - Московском гос-ве; их реальность была обозначена окончанием строительства кафедрального собора в Московском Кремле в 1479 г., совпавшем с основанием Успенской обители прп. Иосифа, в монументальной и иконной живописи приобрели популярность циклы Акафиста Богоматери и Вселенских Соборов.
Д., мн. годы находившийся в центре духовной и политической жизни Москвы, не мог оставаться равнодушным к происходившим событиям в связи с Собором 1490 г., уходом с кафедры в 1494 г. митр. Зосимы, раздорами при царском дворе кон. 90-х гг. XV в. и т. д. Возможно, нестроения в общественной и церковной жизни послужили причиной отъезда художника на Белоозеро.
Из известных по документам и связываемых с именем Д. можно назвать сохранившиеся фрагменты росписи собора Пафнутиева Боровского мон-ря (Дионисий «живописец пресловущий». 2002. С. 252-261. Кат. 69-81), остатки росписи алтарной преграды Воскресенского собора в Волоколамске с фрагментами иконографии IV и V Вселенских Соборов (Попов. 1977. С. 237-244) и росписи собора Рождества Пресв. Богородицы Ферапонтова мон-ря. Сложнее решается вопрос с датировкой и атрибуцией росписи алтарной преграды кремлевского Успенского собора (часть исследователей связывает их не с работами в 1481, а с общей росписью храма в 1513-1515). Среди икон - «Одигитрия» из Иосифова Волоколамского монастыря (1485, ЦМиАР; с большими утратами, важна как документированное произведение - Дионисий «живописец пресловущий». 2002. Кат. 1, 4), безусловно Д. по манере исполнения принадлежат образы из иконостасов Павлова Обнорского и Ферапонтова мон-рей (ГТГ, ГРМ, КБМЗ), «Успение» из местного ряда Успенского собора в Дмитрове (ЦМиАР; Дионисий «живописец пресловущий». 2002. Кат. 36), ростовая нагробная икона «Прп. Кирилл Белозерский» (ГРМ), поясные житийные иконы «Прп. Сергий Радонежский» в Троицком соборе Троице-Сергиевой лавры (ок. 1492) и «Прп. Димитрий Прилуцкий с житием» (ок. 1503, ВГИАХМЗ), по-видимому, более раннее (80-90-е гг. XV в.) произведение мастерской - житийный ростовой образ прп. Сергия Радонежского в Успенском соборе Московского Кремля (Лифшиц, Попов. 2006. Ил. 20, 21). Вероятно, Д. неоднократно работал в Успенском соборе - митрополичьем храме Московской Руси, поэтому представляется возможным связать с ранним периодом его творчества сохранившиеся фрагменты царских врат и датировать их ок. 1481 г. (ГРМ; Толстая. 2005), с его завершающим этапом - парные житийные иконы «Митр. Петр» (ГММК, Успенский собор) и «Митр. Алексий» (ГТГ; Дионисий «живописец пресловущий». 2002. Кат. 2, 3). Датировка последних ок. 1481 г. сомнительна.
Сведения о деятельности Д. в области рукописной иллюстрации подтверждены стилистическим анализом и атрибуцией. Очевидно, что художник такого масштаба и такой известности, как Д., не мог не получать заказы на украшение миниатюрами книг ведущих московских скрипториев. Так, ему возможно приписать миниатюры по крайней мере 2 Четвероевангелий раннего этапа (ГИМ. Увар. собр. 484, кон. 60-х (?) - 70-х гг. XV в.; НБ МГУ. 2 Аg. 78, нач. 70-х гг. XV в.). Остальные следует рассматривать как продукцию его мастерской; первоклассным миниатюристом был Феодосий (Дионисий «живописец пресловущий». 2002. С. 224-251. Кат. 59-68).
Материалы о художниках, с к-рыми в 1470-1500 гг. сотрудничал Д., более отрывочны, но достаточно красноречивы. Это учитель старец Митрофан (судя по данным кирилловских синодиков, Д. поддерживал отношения с ним до конца жизни), поп Тимофей, Ярец, Коня. Не менее важным для художника было сотрудничество с мастерами из числа волоколамских иноков, например со старцем Паисием, имя к-рого упоминается только в монастырских документах. В числе «учеников» («учениц») Д. в некоторых случаях, по-видимому, подразумеваются также «чада» художника, и наоборот, в др. случаях под «чадами» - ученики (летопись на портале собора Рождества Пресв. Богородицы Ферапонтова мон-ря). При этом в описи Иосифова Волоколамского мон-ря 1545 г. лишь изредка употребляется обезличенная форма («иного мастера») и точно именуются исполнители обширного иконного собрания. Сведения описи о характере деятельности мастеров и репертуаре заказных и вкладных икон уникальны своей подробностью и обозначенной ранней датой документа, древнейшего среди сохранившихся.
Деятельность Феодосия отвечала переломному периоду общественного развития, эпоха великих художников, «нарочитых философов», подобных Феофану Греку, завершилась с Д., названным в одной из редакций Жития прп. Иосифа Волоцкого «мудрым». Иконописание превратилось в наследственное занятие, едва ли не низведенное со степени возвышенно-духовного служения (каким оно предстает в оценках современников XIV-XV вв.) до рядового ремесла. Характерно нарастающее упоминание в источниках о художниках с пояснениями - «писец великокняжеский» или «митрополичий». Имена и личности художников теряются в коллективном творчестве. Решения Стоглавого Собора (1551) и включение иконописцев в состав Оружейной палаты завершили процесс, начавшийся в 10-20-х гг. XVI в. Феодосий, как сын прославленного мастера (его имя непременно упом. с приложением «Денисьев»), занимал особое положение в художественной среде: состоятельный человек, видный вкладчик Иосифова Волоколамского монастыря, доверенное лицо прп. Иосифа Волоцкого. Имя Феодосия, обсуждавшего с прп. Иосифом богословские и животрепещущие религиозные проблемы, фигурирует в переписке волоцкого игумена, где он характеризуется активным сторонником борьбы с ересью жидовствующих (Послания Иосифа Волоцкого. 1959. С. 187, 207, 268). Авторитет Феодосия в монастырской среде ок. 1510-1511 гг. и позднее был настолько значительным, что заслонил память о Д. (в надгробном слове прп. Иосифу, написанном еп. Саввой (Чёрным), Д. упом. после Феодосия, как отец его). Феодосий - единственный представитель семьи, внесенный в монастырский синодик: «Феодосиа Иконника, Деонисиева сына, по его смерти написати в повседневное поминание. Да не выгладити, доколе манастырь Пречистые стоить. А за то Феодосей церковь подписывал, да купил деревню...» (Синодик Иосифо-Волоколамского мон-ря. 2004. С. 162-163; этому предшествовало поминание Никиты Тараканова: «А дал на то Никита краски иконные, и теми красками церковь подъписали...» - Там же. С. 160).
Сотрудничество в 1507 г. с известным переводчиком, организатором писцового дела, переписчиком и декоратором рукописей Михаилом Медоварцевым над оформлением Четвероевангелия для И. И. Третьякова-Ховрина в келье мон-ря Николы Старого, а также работы в великокняжеском соборе в 1508 г. расширили связи художника. Феодосий стал известен не только и даже не столько как художник: он «философствует» среди бояр и иноков, не кистью, а словом. Его общественная позиция отчетливее выявляется по письменным источникам, анализ которых вскрывает стремление Феодосия обособиться от ремесленных кругов.
помимо упоминаний наряду с Феодосием в Житии прп. Иосифа и летописчике Игнатия Зайцева (Житие прп. Иосифа игум. Волоколамского. 1886. С. 23; Зимин. 1950. С. 15-16) фигурирует в описи Волоколамского мон-ря 1545 г., но лишь однажды, при описании интерьера теплой Богоявленской ц. при трапезной: «Деисус стоячеи. 9. иконъ на гладком золоте. Письмо Володимерово Денисьева сына да ученика их Тучкова» (Георгиевский. 1911. Прил. С. 7). Дата строительства комплекса - между 1503 и 1508 гг. Опись ранней ц. Одигитрии «под колоколы» (1495) называет среди проч. местных образов «Пречистое Успение. На гладком золоте. Письмо Денисьевых детей и учениковъ его» (Там же. С. 8), но кого именно - остается неясным, подобно упоминанию «чад» ферапонтовской летописи 1502 г.
Круг работавших с Д. в Иосифовом Волоколамском мон-ре художников был обширным, и в нек-рых случаях составители описи 1545 г., затрудняясь назвать их поименно, прибегали к выражению «иного мастера»; так, при описании икон трапезной палаты в одном случае сказано: «Деисус над налоем. 6. икон. Денисьева письма. А седмая икона Спасовъ образ не его письма» (Там же). Учениками Д. были (кроме упоминаемого описью Петра Тучкова, судя по иконописному подлиннику краткой редакции, вошедшего позже в число великокняжеских «писцов») племянники прп. Иосифа Волоцкого Досифей (Топорков) и Вассиан (Топорков). Оценка степени художественной подготовленности «братаничей» прп. Иосифа, участвовавших в украшении Успенского собора Волоколамского мон-ря, невозможна даже на гипотетическом уровне, поскольку нельзя исключать, что их упоминание в Житии прп. Иосифа Волоцкого еп. Саввой (Чёрным), преемником Вассиана по Коломенской кафедре, могло быть данью уважения. Факт их обучения «художеству» можно расценить как продолжение традиций Московской кафедры, заложенных св. Петром, митр. Московским. Кистью владели современники прп. Иосифа и его «братаничей» митрополиты Симон и Макарий.