(Измайлов) Филипп Филиппович (1794, Москва - 27.11.1861, там же; в ПБЭ: 1794-1863; по данным Ш. А. Гумерова, 1797-1863), секретарь канцелярии Святейшего Синода РПЦ (26 авг. 1831 - июль 1840), обер-прокурор Грузино-Имеретинской синодальной конторы Грузинского Экзархата РПЦ (6 янв. 1841 - 20 окт. 1856), автор автобиографических сочинений, содержащих сведения по истории РПЦ и Грузинской Православной Церкви (ГПЦ) 1-й пол.- сер. XIX в. Род. в семье московского свящ. Филиппа Ивановича Исмайлова, служившего в ц. свт. Николая на Болвановке (в семье было еще 5 дочерей). Чтению, письму, начаткам древнегреч. и лат. языков и др. наук обучался дома, в 8 лет был отдан в Славяно-греко-латинскую академию (1802-1814). Когда И. было 10 лет, умерла его мать; детей взяла на воспитание 17-летняя старшая сестра. С 15 лет И. давал частные уроки. Особое предпочтение отдавал точным наукам, в МГУ слушал курс лекций физика П. И. Страхова. Учился в Перервинской ДС (1814-1816), где играл в студенческом театре, и в МДА (1816-1820), к-рую окончил со степенью магистра.
Период жизни до 26 лет, «время воспитания и образования», И. описал в соч. «Взгляд на собственную прошедшую жизнь» (изд. в 1860), к-рое считалось «первым опытом автобиографии современного нам человека из духовного звания» (Троицкий. 1860. С. 538). В книге содержится яркое и подробное описание домашнего уклада жизни московского священника на рубеже XVIII и XIX вв., духовных учебных заведений, а также событий 1812 г. Уйти в ополчение или в кавалерию И. помешало запрещение митр. Московского Платона (Левшина; † 1812) вербовать учащихся духовных учебных заведений. Отец И. продолжал служение в Москве, детей отправил к родственникам во Владимирскую губ. И. рассказывает о жизни военного времени в подмосковных селах, в занятой французами Москве, в Троице-Сергиевой лавре, о разорении французами Москвы и ее восстановлении жителями города, о др. событиях. С симпатией И. отозвался о ректоре Перервинской ДС и ректоре МДА (1816-1819) еп. Калужском и Боровском Филарете (Амфитеатрове).
С 20 сент. 1820 г. И. преподавал физико-математические науки и франц. язык, а также занимал должность секретаря семинарского правления в Вифанской ДС. Впосл. в соч. «Из записок старого профессора семинарии» он рассказал о внутренней жизни семинарии, быте и учебе семинаристов, ярко описал характеры и личностные качества ректоров, инспекторов и профессоров. И. привел в порядок запущенную документацию ДС, а также досконально изучил касающиеся духовного ведомства отделы юриспруденции и уставы духовно-учебных заведений. По его словам, он стал «опытным секретарем, на котором может и должно обеспечиваться целое присутствие».
Ректора (1818-1826) архим. Никанора (Клементьевского; впосл. митрополит Новогородский и С.-Петербургский) И. характеризовал как человека, служить при к-ром было «легко и приятно»; с профессорами и учителями ректор «держал себя благородно и обращался больше товарищески, нежели как начальник: мы его... чтили за доброту души… При нем все, и учащие, и учащиеся, дышали свободно». Преподаватель словесности и нем. языка (1814-1830) И. И. Лилеев описан как образованный и умный человек, к советам и помощи к-рого И. нередко прибегал. Сокурсник по академии Т. И. Платонов преподавал в Вифанской ДС в 1820-1824 гг. и оказал влияние на И. Эконома ДС иером. Никандра (1814-1822) И. характеризует как строгого аскета, «любимого всеми», к-рый охотно помогал студентам, «ставя последнюю копейку ребром». Когда в 1822 г. иером. Никандр был назначен строителем московского в честь Сретения Владимирской иконы Божией Матери мон-ря, выяснилось, что у него почти нет личного имущества. Ректор отдал иеромонаху рясу, подрясник, камилавку и трость. В пустой сундук для имитации багажа семинаристы наложили поленьев, дабы иером. Никандр мог «явиться перед братиею начальником». Духовника семинарии, ранее бывшего духовным отцом митр. Московского Платона, И. описал как «бескорыстного и непритворной святости жизни» старца, к которому приходили со своими нуждами окрестные крестьяне и жители Сергиева Посада. «Готовый к близкой смерти», он спал в гробу, «но и тот часто выпрашивали у него люди бедные». Также И. привел неск. случаев из жизни инспектора Вифанской ДС (1823-1828) молодого иером. св. Феодотия (Озерова; впосл. архиепископ Симбирский) и эконома (1822-1834) иером. Иннокентия (Солнцева). В 1822 г. к И. переехала овдовевшая младшая сестра с дочерью и с сыном старшей сестры.
В 20-х гг. XIX в. Российское Библейское общество приступило к переводу ВЗ. В Вифанской ДС был образован комитет по работе над переводом кн. Исход; И. занимался сличением перевода, сделанного преподавателем Вифанской ДС с древнеевр. языка, с текстом Библии на франц. языке; работа была отправлена в МДА и затем в комиссию духовных уч-щ. С 1826 г. И. читал в Вифанской ДС курс философии и курс психологии, для к-рого написал учебник на лат. языке.
Во время ректорства (1826-1828) игум. Платона (Березина) И. заболел и подал прошение об отставке с тяготившей его секретарской должности. Не найдя взаимопонимания с новым ректором, он обратился к митр. Московскому свт. Филарету (Дроздову), и тот предложил И. принять постриг, чтобы И. имел более широкий выбор рода деятельности. И. отказался. 29 дек. 1826 г. он был уволен с должности секретаря; в 1827 г., оставив церковную карьеру, получил чин 8-го класса. При ректоре (1828-1830) архим. Смарагде (Крыжановском; впосл. архиепископ Рязанский) И. уволился из уч-ща (19 сент. 1828).
По рекомендации свт. Филарета И. поступил на службу домашним учителем к ген. П. М. Капцевичу, у которого жил «сначала как воспитатель сына, а потом как друг дома». Генерал был знаком с обер-прокурором Синода (1817-1833) кн. П. С. Мещерским. По протекции последнего И. был принят в синодальную канцелярию и 3 янв. 1829 г. приступил к делам. И. продолжал заниматься с сыном генерала, и обер-прокурор давал ему особые поручения, к-рые можно было исполнять дома. В соч. «Из воспоминаний секретаря при Святейшем Синоде» (1882) И. подробно описал здание 12 коллегий на Васильевском о-ве С.-Петербурга, где размещался Синод, структуру канцелярии и делопроизводства. Во время 1-го доклада в присутствии И. так волновался, что «ни одного шагу не мог сделать без благоговения», чувствовал себя «в каком-то молитвенном состоянии, как бы в церкви» (Из восп. секретаря. 1882. С. 73-74). В ведении И. находились дела 21 епархии РПЦ, а также дела ГПЦ и высшей духовной цензуры. Он описывал трудности, с к-рыми столкнулся: от скончавшегося предшественника ему досталось 1,5 тыс. необработанных дел при ежемесячной нагрузке 150-200 дел (Там же. С. 76).
И. охарактеризовал 3 обер-прокуроров, при к-рых ему довелось служить в Синоде. Отметил благочестие и кротость кн. Мещерского, при к-ром «стройность и благочиние» на заседаниях Синода не нарушались, чего не удалось сохранить его преемникам. 26 авг. 1831 г. И. был назначен на должность секретаря синодальной канцелярии, 8 янв. 1832 г. получил чин надворного советника.
Обер-прокурора С. Д. Нечаева (1833-1836) И. называл «нелегким» человеком, своевольным, властолюбивым и грубым. При нем, по замечанию И., начались «неурядицы», которые впоследствии привели к изменениям в синодальном правлении, к увеличению власти обер-прокурора и умалению роли архиерейского собрания. В Синод стали поступать жандармские доносы на архиереев и членов Синода, большинство из них оказывались ложными; «канцелярия подозревала, что в них участвует сам обер-прокурор, имея целию унизить духовное правительство в России» (Там же. С. 77). Особое место в записках И. отводит описанию интриг Нечаева против свт. Филарета; некоторые подробности этого дела известны только из записок И.
И. рассказал об обстоятельствах вступления в должность обер-прокурора гр. Н. А. Протасова (1836-1855), который окончательно преобразовал высшее духовное правление России. По наблюдению И., при нем «Синода совсем почти не видно», у архиереев «осталась одна судная власть, а церковная администрация вся перешла в руки людей светских, и Синод в делах административных имеет голос разве только совещательный… Синода он не уничтожил, но из обер-прокурорства сделал настоящее министерство» (Там же. С. 81). Власть обер-прокурора превратилась практически в абсолютную; при этом решение дел затягивалось из-за бюрократической волокиты, увеличилось количество доносов.
И., «воспитанный в страхе и уважении к духовному начальству», занял позицию Синода, за что регулярно подвергался обструкции по службе. Так, в связи с 15-летием службы (1835) И. в 1836 г. имел право на получение знака отличия, Синод единогласно проголосовал за представление его к ордену св. Владимира 4-й степени, но Протасов отказал ему в награде. 7 июля 1836 г. И. был утвержден старшим секретарем Синода, 28 окт. 1837 г. получил чин коллежского советника (Там же. С. 85).
И. описал одно из дел ГПЦ, имеющее важное значение для истории Грузинского Экзархата РПЦ и касающееся вопроса об имущественном положении Церкви и рус. церковного правления в Грузии. В 30-х гг. XIX в. в Грузию были направлены 2 сенатора «для обревизования края». Они отметили, что ГПЦ «владеет огромными имениями, а управляет ими дурно; экзарх и контора копят только деньги и накопили большие суммы, а между тем древние соборы разрушаются и гражданское ведомство имеет много крайних нужд» (Из восп. прокурора. 1883. Т. 1. № 1. С. 69). Министр внутренних дел (вероятно, Д. Н. Блудов), намереваясь основать в Грузии приказ общественного призрения, представил имп. Николаю I утвержденный имп. Александром I Павловичем в 1811 г. доклад Синода с росписью доходов и расходов ГПЦ, где в т. ч. было указано, что на богоугодные заведения должно ежегодно выделяться 3 тыс. р. серебром, а также, после кончины заштатных архиереев и настоятелей мон-рей, средства из Пенсионного фонда. Министр предложил взыскать с церковного управления в Грузии эти средства с учетом процентов и выделить из них необходимую сумму на устройство приказа общественного призрения. По поручению Синода, не имевшего этих средств, И. пересмотрел все груз. отчеты и дела начиная с 1811 г. и выяснил, что экзарх Грузии митр. Варлаам (Эристави) в нач. 10-х гг. XIX в. произвел ошибочные расчеты доходов и расходов ГПЦ. Сведения были представлены имп. Николаю I, к-рый приказал отменить ежегодный перевод в казну суммы, определенной указом 1811 г. В Тифлисе было учреждено попечительство о бедных духовного звания, содержавшееся на деньги из груз. церковных доходов (1300 р. серебром); также государь постановил передать накопленный с 1811 г. капитал в 500 тыс. р. министру внутренних дел. По поручению Синода, считавшего сумму преувеличенной, И. вторично пересмотрел документацию и выяснил, что в состав накопленного капитала вошли суммы, не подлежащие передаче в др. ведомство (свечной налог, денежные вклады на поминовение, выручка за метрические листы и т. п.). И. были пересчитаны все доходы Грузинского Экзархата с 1811 г., из исходной суммы были исключены непрофильные средства, в результате чего министру было передано ок. 200 тыс. р., а остаток был восстановлен на счету ГПЦ (Там же. С. 70-72).
Отношения И. с Протасовым ухудшались, секретарь подвергался необоснованным нападкам со стороны обер-прокурора. И. неск. раз подавал прошение об увольнении, но директор духовно-учебного управления, высоко ценивший способности И., всякий раз убеждал его остаться. В февр. 1840 г. открылась вакансия обер-секретаря Синода. Коллеги не сомневались, что должность достанется И., но 24 марта был назначен др. чиновник, незнакомый с делами духовного ведомства. И. тотчас подал прошение об увольнении «и с тех пор в Синод ни ногой» (Из восп. секретаря. 1882. С. 88).
Однако увольнения И. не получил. Спустя 2 месяца Протасов обратился к нему с просьбой помочь разобрать запущенные дела по Грузинскому Экзархату. И. отмечал, что «о состоянии Грузии или Грузинской Церкви знали очень недостаточно как в Св. Синоде, так и в канцелярии обер-прокурора; всех лучше знал я» (Из восп. прокурора. 1883. Т. 1. № 1. С. 68-69). В Грузино-Имеретинской синодальной конторе должность обер-прокурора временно занимал старший секретарь. Протасову стали поступать доносы на экзарха архиеп. Евгения (Баженова) и руководство Тифлисской ДС. Для рассмотрения дел был составлен комитет из чиновников, подчиненных обер-прокурору. Проекты резолюций комитета Протасова не устроили, и он обратился к И., к-рый разобрался в ситуации.
Вскоре И. было предложено занять должность обер-прокурора Грузино-Имеретинской синодальной конторы. Он видел, что управление Грузинским Экзархатом не упорядочено, особенно в экономической части. И. изучил документы из архива Синода, касающиеся должности обер-прокурора, и выяснил, что не исполнялось поступившее в Синод в 20-х гг. XIX в. распоряжение имп. Александра I, в котором определялись права и обязанности обер-прокурора. Также он заметил, что в 1837 г. (после того как имп. Николай I посетил Кавказ и отметил, «как трудно жить и служить в Закавказье») работавшие в Грузии получили содержание, намного превышающее выплаты тем, кто трудился во внутренних областях России, но по духовному ведомству таких изменений произведено не было. Описывая финансовое положение Грузинского Экзархата, И. отмечал, что в Грузии духовенство всегда содержалось на доходы с церковных имений; «содержание, с избытком достаточное» было бы возможно и сейчас, но «Синод не позаботился и заботу возложил на экзархов; прокурор не имел инструкции; контора действовала, как архиерейская консистория, а экзархи, обеспечив одних себя в содержании, не думали, да и не умели обратить на этот предмет должного внимания. Церковные имения управлялись сами собою: кто хотел, тот и запускал в них руку,- и светский, и духовный» (Там же. С. 73-74).
Намереваясь принять предложение, И. просил Протасова четко определить круг полномочий и обязанностей обер-прокурора Грузино-Имеретинской синодальной конторы; увеличить штат конторы; уравнять содержание чиновников духовного ведомства с содержанием светских. Протасов предложил И. самому написать инструкцию для обер-прокурора и составить справку о положении дел в Грузинском Экзархате. Сокращенный проект И. был утвержден императором. 20 июля 1840 г. имп. Николай I подписал назначение И. на должность обер-прокурора Грузино-Имеретинской синодальной конторы.
В дорожных воспоминаниях И. приводит биографические сведения о своем сокурснике, настоятеле Отроча в честь Успения Пресв. Богородицы муж. монастыря архим. Платоне (Казанском), которого он посетил в Твери; рисует портрет и дает краткое жизнеописание свт. Игнатия (Брянчанинова), который, по утверждению И., под рук. архим. Платона освоил почти весь курс богословских наук (Там же. С. 81-82).
В окт. 1840 г. И. выехал из Москвы. Он описывает «необыкновенное нищенство» в Туле и Орле из-за неурожая: «...толпы бледных и с опухшими лицами крестьян, не десятками, а сотнями окружали нас у гостиницы». Люди уходили из домов, питались листьями и корой; И. видел много умерших, оставленных на дороге (Там же. С. 83-85). В Орле И. посетил знакомого ректора Орловской ДС Климента; в Курске - еп. Курского и Белгородского Илиодора (Чистякова), И. редактировал его книгу проповедей в С.-Петербурге; в Харькове - еп. Смарагда (Крыжановского), а также однокурсника протоиерея кафедрального собора (не назван) и своего ученика проф. И. В. Платонова. Рождество И. встретил во Владикавказе, а 6 янв. 1841 г., на Богоявление, молился в тифлисской ц. Квашвети. И. поразили ветхость облачений священнослужителей, неопрятность «нечесаных и в лохмотьях церковников», грязные лампады и подсвечники в храмах (Там же. № 2. С. 260-284).
В тот же день И. вступил в должность обер-прокурора. Главноуправляющий на Кавказе Е. А. Головин, военный губернатор и члены синодальной конторы встретили его радушно. И. занялся разбором приостановленного «Дела о возмущении семинарии против начальства». Семинаристы, устроив бунт, забрали у эконома деньги и сами тратили их на продукты для учащихся. И. учредил следственную комиссию, в состав к-рой вошли член синодальной конторы из грузин, выборный священник и И. Он привел в порядок семинарию: прекратил экономическое своеволие учеников, назначил внеочередные экзамены и принял их у студентов. На следствии выяснилось, что семинаристы и груз. преподаватели были недовольны рус. инспектором, к-рый вел себя как «самовластный паша», грубо и жестко, несмотря на приказы ректора, а экзарх игнорировал жалобы. В Синод была отправлена бумага, подписанная 70 студентами и 3 учителями, в к-рой сообщалось о деятельности инспектора. Инспектора временно отстранили, а студенты начали своевольничать. И. писал, что с т. зр. юриспруденции было бы справедливо «направить осуждение на экзарха», но это было невозможно по политическим причинам. Также нельзя было наказать учеников, можно было т. о. потерять всех студентов - по его признанию, семинария только «стала входить в норму русских семинарий… грузины не терпели нашей школы» и вначале родителям выплачивались деньги за то, что они отдавали детей в ДС. И. ограничился наказанием инспектора (Там же. № 4. С. 709-710).
В канцелярии синодальной конторы никто не вел учета дел, архив отсутствовал, не было настольных и докладных реестров, для финансовой отчетности существовал лишь общий реестр, хозяйством занимался расходчик из писцов, внутренние распоряжения давались не через экзекутора, а «через кого попало». И. учредил архив, устроил казнохранилище, назначил казначея и определил экзекутора, пригласил 5-6 писцов из семинаристов, установил время присутствия; дела были разобраны, ок. 4 тыс. сдано в архив, 1900 текущих дел занесены в реестры, и по ним составлены именные ведомости. Ок. 800 незаконченных дел представляли собой тяжбы по церковным имениям, они были запущены в производство.
И. разбирал запутанное дело о передаче церковных имений в казну. Духовное ведомство в Грузии содержалось на доходы с крестьян и с церковных оброков, из казны пособие не выплачивалось. Церковные владения были обширными, но «управление ими... не было устроено; управлялись они по-прежнему через архимандритов и протоиереев, под наблюдением экзарха и конторы. Св. Синод… имений хорошо не знал и предоставлял распоряжаться ими экзархам, как умели и как хотели» (Там же. С. 703). И. писал, что в С.-Петербурге «давно ходили вести», что груз. имения расхищались духовенством и экзархом. Граф А. Х. Бенкендорф «или кто-то из министров» направил в Синод предложение ввести церковные имения в казну, а на содержание духовного ведомства Грузии отпускать средства из гос. казначейства. Все члены Грузино-Имеретинской конторы, по описанию И., самостоятельного голоса не имели, поэтому проголосовали, как и экзарх, против предложения. И. удалось добиться отсрочки дела. Поняв, что в трудных делах ему «предстоит бороться с одним экзархом», И. предложил на вакантное место 5-го члена конторы назначить обер-священника отдельного Кавказского корпуса, подведомственного лишь Синоду и обер-священнику армии и флота. 10 июня 1841 г. на эту должность был назначен обер-свящ. Михайловский (Барсов Т. В. Об управлении рус. военным духовенством. СПб., 1879. С. 152).
И. убеждал экзарха передать имения в казну, чтобы пресечь распространение молвы о расхищении церковных доходов, «позорящей духовенство». Собрав «лучшее грузинское духовенство, из князей и дворян», И. выяснил, что имения издревле жертвовали Церкви из казны груз. цари и что волнений из-за передачи их обратно в казну, но уже российскую, быть не должно. И. убедил экзарха и составил план проекта о преобразовании управления церковными имениями в Грузии, синодальная контора одобрила его и отправила в Синод (Из восп. прокурора. 1883. Т. 1. № 4. С. 705).
Работая над проектом, И. собирал сведения о владениях ГПЦ. Экзарх архиеп. Евгений учредил в Тифлисе Комитет о гуджарах (грамотах); в его состав вошли И. и 3 члена синодальной конторы. Комитет просуществовал 2 года и занимался упорядочиванием жалованных грамот и др. документов, выданных церквам и мон-рям; переводом их на рус. язык и сверкой старых переводов; выяснением степени сохранности текстов; установлением подлинности документов; выявлением утерянных грамот. И. писал, что самым громким делом в период его работы в комитете было дело о Руставском гуджаре, согласно к-рому Руставской епархии ГПЦ принадлежали имения, приносившие доход свыше 10 тыс. р. серебром в год. И. «стоило большого труда и самой осторожной, скрупулезной работы, чтобы оправдать Руставский гуджар», он «распутал все узлы неразгаданного документа», что было не под силу чиновникам Тифлисской губ., Совету Главного управления Грузии и учрежденным специально для рассмотрения этого дела комитетам из светских и духовных лиц (Там же. С. 704).
И. удалось смягчить обвинение в расхищении церковных доходов, выдвинутое против духовенства. Он доказал, что вина за получение небольших доходов с богатых церковных имений лежит в основном на светском правительстве, а духовное правительство «виновато… в беззаботности о возможном улучшении церковных имений и о выгоднейшем способе управления ими». Монахи, по его замечанию, неэкономны: начало их экономии - бережливость, а не производительность. Экзархи также стремились к накапливанию капитала в казначействе и не давали средств даже на неотложные нужды Церкви. Управляющие имели низкое содержание (40-70 р. в год), поэтому часть доходов утаивали на обеспечение своей жизни. Светское правительство не способствовало упрочению благосостояния Церкви. Так, военное начальство практически бесплатно пользовалось значительными церковными покосами; гражданское начальство, разбирая споры Церкви с частными лицами, всегда вставало на сторону последних (Там же. С. 707-708). И. обнаружил растраты (напр., по ц. Квашвети - 1,7 тыс. р.) и «висящие суммы», которые были направлены в синодальную контору и не дошли до нее.
Пытаясь повысить доходы ГПЦ, И. досконально изучил имущество Грузинского Экзархата. Он выяснил, что в постоянном владении Церкви на тот момент находилось более 100 тыс. р. в билетах и ок. 50 тыс. р. наличными, хранившимися в церковном казначействе (И. нашел эти суммы). Церкви принадлежали ок. 25 тыс. крестьян; 80 тыс. пахотной, сенокосной, усадебной и садовой земли; пастбища в Караягской степи (ок. 160 верст по окружности); 6 тыс. кв. саж. земли в Тифлисе; минеральная баня в Тифлисе; нефтяные источники; рыбная ловля на р. Куре в Тифлисе и на 30 верст ниже по течению; 20 садов в Тифлисе, сдаваемых в аренду; лавки; мельницы; доход от продажи свечей (Там же. С. 713-714). До 1841 г. все имущество приносило до 48 тыс. р. серебром в год. По мнению И., осуществившего необходимые расчеты, сумма могла быть в 4 раза больше. Он стал искать причины низкого дохода. Изучил камеральное описание, составленное в 1818 г. экзархом архиеп. Феофилактом (Русановым), и выяснил, что подать была определена как постоянная, без учета роста цен; доход с учетом перерасчета мог бы составлять ок. 100 тыс. р. Цены на сено, к-рое скашивало военное начальство на церковных землях, также были установлены по состоянию на нач. XIX в. и более не повышались; кроме того, учет производился военным начальством, а не церковным, и часто имели место расхищения средств. По подсчетам И., Церковь могла бы получить с покосов до 40 тыс. р. в год, равно как и с пастбищ в Караягской степи, где паслось 100-150 тыс. овец и 20-30 тыс. голов крупного рогатого скота. И. предложил отдать степь на откуп; на торгах была установлена сумма 1,5 тыс. р. в год. Крестьяне, жившие в селах по границам степи и прежде свободно пользовавшиеся пастбищами, подали в суд; тяжба длилась неск. лет. И. отметил несовершенство законодательства, по к-рому тяжбы с Церковью во внутренних областях России разбирались как тяжбы с гос-вом, в то время как в Грузии подобные дела рассматривались как споры между частными лицами, т. о., право Церкви на владение имуществом трактовалось как помещичье, а не как казенное. В результате синодальная контора проиграла мн. исков: сроки апелляции были сокращены по сравнению со сроками, которые были установлены по тяжбам, касавшимся казны; малейшая отсрочка давала решению законную силу (Там же. С. 715-717). В Тифлисе 1 тыс. кв. саж. церковной земли была отдана под застройку частным лицам; общая арендная плата составляла ок. 40 р. в год; 4 тыс. кв. саж. оставались свободными и в 1844 г. едва не перешли в пользу города как пустующие. И. предложил разбить свободную землю на участки и раздать с торгов, Церковь стала получать с них ок. 1,7 тыс. р. в год. Благодаря усилиям И. доходы Экзархата ежегодно индексировались и составили к 1853 г. более 73 тыс. р.
К кон. 1842 г. проект И. об управлении церковными имениями в Грузии был окончательно готов. И. предлагал произвести передачу церковных имений в казну 3 способами: взять имущество и составить штаты на содержание Церкви и ведомства; перевести имущество в казенное управление и числить как церковное, излишек обращать в пользу Церкви; перевести имущество Церкви в казну и оценить, выдавать духовному ведомству проценты (последний способ был отмечен И. как наиболее выгодный для Церкви). По подсчетам И., в 1853 г. в церковный фонд поступило бы 1,875 млн р. (за крестьян - 1,75 млн р.; за землю - 500 тыс. р.; за прочее - 300 тыс. р.). Проценты с этой суммы составили бы 75 тыс. р. в год, доход с продажи свечей - 7 тыс. р.; чистого дохода (25 тыс. р.) было бы более чем достаточно на содержание Экзархата (Там же. С. 718-720). Однако Протасов не дал разрешения И. приехать в С.-Петербург для разъяснения проекта, из-за чего, по словам И., «Церковь потеряла весьма много», передача имений в казну затянулась до 1853 г., доходы Экзархата оказались более скромными.
В 1841 г. И. получил чин статского советника. 12 нояб. 1844 г. архиеп. Евгений был переведен на Астраханскую кафедру; на место экзарха был назначен архиеп. Могилёвский Исидор (Никольский), прибывший в Тифлис в нач. февр. 1845 г. И. отметил, что «управление духовною частью в Грузии новым экзархом… облегчило» его работу; он считал архиеп. Исидора человеком «благоразумным, ревностным к службе и заботливым о духовной пользе края». Обретя в его лице единомышленника, И. принялся за упорядочение церквей и мон-рей Грузии. И. поражали «бедность приходских церквей, упадок монастырей и разрушение древних исторических соборов… несмотря на богатые владеемые или недвижимые имения» (Там же. Т. 2. № 5. С. 72; № 6. С. 244). В Имеретинской епархии, по его подсчетам, было ок. 600 церквей; имущество приносило доход до 18 тыс. р.; кутаисский кафедральный собор (Баграта храм) был разрушен, богослужения проводились на паперти. В Гурийской епархии (см. Гурийско-Мингрельская епархия) насчитывалось до 40 церквей, доходов хватало только на содержание епископа. В Мингрельской епархии - ок. 170 церквей; Самегрело (Мегрелия, Мингрелия), по описанию И., «состоит на ленных правах и имеет своего владетеля, потомка царей Мингрельских, от которого зависит выбор и содержание епархиального начальника. Влияние экзархов на Мингрельскую епархию ничтожно»; церкви бедны, духовенство необразованно (были священники, не умевшие ни читать, ни писать). Ведомство Осетинской духовной комиссии, по оценке И., составляли новообращенные горцы; в ведомстве насчитывалось ок. 150 церквей, существовавших за казенный счет (Там же. № 5. С. 72-73).
Когда попечением И. сумма доходов Экзархата достигла более 100 тыс. р. в год, появилась возможность отреставрировать кафедральные соборы, мцхетский Светицховели и тифлисский Сиони (см. Тбилисский Сиони) а также Алавердский во имя вмч. Георгия мон-рь и собор в честь Преображения Господня в мон-ре Самтавро в Мцхете. Наружные работы в Светицховели (стоимостью 30 тыс. р.) были проведены при экзархе архиеп. Евгении. Вопрос о живописи, «обезображенной во время последнего нашествия персов» (разорение Вост. Грузии и Тбилиси иран. шахом Агой Мухаммад-ханом в 1795), решался при экзархе архиеп. Исидоре. Синодальная контора предложила уничтожить ее и расписать стены заново, однако имп. Николай I приказал «исправить и поддержать как монумент старины». По воспоминаниям И., реставрировать росписи никто не брался, лишь в нач. 50-х гг. XIX в. церковный живописец Малахов, выполнивший аналогичные работы в Пицундском (Бичвинтском) соборе во имя ап. Андрея Первозванного, согласился на реставрацию; ему было выделено 5 тыс. р. Однако живописец, уехавший в Москву на поиски материалов и помощников, неожиданно умер, и «предприятие… кончилось ничем» (Там же. С. 78-79). В Самтавро, по сведениям И., проживали свыше 10 «произвольных подвижниц» (в то время в Грузии не было действующих жен. мон-рей), к-рыми управляла «благоразумной и строгой жизни» старица Дария, а после ее кончины - ее воспитанница кнж. Самегрело Дария (Дадиани; в мемуарах И. приводит сведения из ее биографии). И. указал, что строения Самтавро были отреставрированы на сумму ок. 15 тыс. р.; освящена келлия, построенная на месте, где в IV в. подвизалась св. равноап. Нина. Экзарх архиеп. Исидор постриг подвижниц и их руководительницу в монашество, назначил мон. Дарию настоятельницей монастыря; служил в обители причт из Светицховели. Синодальная контора составила штат, по к-рому на содержание мон-ря выделялось ок. 800 р. ежегодно; также обители были переданы огород и сад в Мцхете, приносившие доход свыше 1 тыс. р. в год (Там же. С. 79-82). На реставрационные работы в Алавердском соборе, «уважаемом не только христианами грузинского и армянского племени, но и непокорными горцами-язычниками и магометанами», было истрачено свыше 10 тыс. р. Тифлисский Сиони снаружи был обложен плитами алетского камня желтого и голубовато-серого цветов, была поставлена решетчатая ограда и сделан подъезд к церкви, крыша перебрана, вызолочен крест, установлен одноярусный иконостас, обновлена роспись. Наместник Кавказа кн. М. С. Воронцов, узнав, что для росписи собора недостаточно средств, выделил 3 тыс. р. и дал ссуду, а также предложил пригласить в качестве живописца кн. Г. Г. Гагарина, прибывшего в Тифлис по вызову Воронцова для росписи основанного в Тифлисе театра. Император одобрил предложение Воронцова и разрешил Гагарину годовое путешествие по Европе «для приискания образцов древней церковной живописи». Общая стоимость работ в Сиони составила 40 тыс. р. (Там же. С. 82-84).
По инициативе И. были восстановлены и др. груз. монастыри. Узнав о монастыре Марткопи от одного из чиновников синодальной конторы, побывавшего на празднике в день Нерукотворного образа Спасителя и наблюдавшего «необыкновенное стечение народа, грузин и армян», поклонявшегося Нерукотворному образу и мощам прп. Антония Марткопского, И. посетил полуразрушенный монастырь и договорился с населением окрестных деревень о помощи в восстановлении обители. Тут же была открыта подписка на пожертвования, собрано более 400 р. серебром, крестьяне обещали бесплатно доставлять к монастырю, расположенному в горах, строительные материалы. Возвратившись в Тифлис, И. внес предложение о восстановлении монастыря в синодальную контору, и экзарх, «всегда готовый на доброе дело», выдал 3 сборные книжки: местному архимандриту, чиновнику и крестьянину из расположенного вблизи Марткопи с. Норио. В Тифлисе было собрано ок. 3 тыс. р. серебром. Губ. архитектор, согласившийся безвозмездно руководить реставрационными работами, объявил, что восстановить древний собор невозможно; за неск. лет был выстроен новый, проложена дорога от мон-ря в Тифлис. Марткопи стал любимой обителью И.: тяжело перенося тифлисскую жару, он с 1849 г. каждое лето жил в мон-ре и приезжал в Тифлис лишь в присутственные дни. Он исследовал историю мон-ря и составил «Сказание о нерукотворной копии с Нерукотворного образа Спасителя» (Там же. № 6. С. 231-235). В мемуарах И. рассказал об обстоятельствах возобновления мон-ря Кватахеви: потомки захороненных там князей Тархан-Моурави, жившие в это время в России, получили разрешение императора восстановить обитель; на выделенную синодальной конторой сумму ок. 30 тыс. р. церковь и монастырские строения были отреставрированы; синодальная контора выделила обители земли из числа церковных имений. И. описал одну из святынь мон-ря - деревянное блюдо, которое, по грузинскому преданию, Господь использовал во время Тайной вечери. И. упоминал и о других христианских святынях, хранящихся в Грузии: о хитоне Господнем, о копии, которым на кресте был пронзен Иисус Христос, о камне от Гроба Господня, о частицах Животворящего Креста, о кресте св. равноап. Нины и др. (Там же. С. 235-236).
И. удалось решить тянувшийся несколько десятилетий вопрос об устроении домов для экзарха и синодальной конторы: дома были куплены в Тифлисе и обустроены за 36 и 20 тыс. р. серебром соответственно, что вышло в 2 раза дешевле, чем их постройка (Там же. С. 237-244). 4 марта 1849 г. И. был награжден орденом св. Анны 2-й степени.
Как только завершилась передача церковных имений в казну, И. подал прошение об отставке. Оформление затянулось из-за смены после смерти Протасова обер-прокуроров Святейшего Синода и кратковременного пребывания на посту исполняющего должность обер-прокурора А. И. Карасевского. Спустя 8 месяцев, после вторичного прошения и ходатайства бывшего коллеги И. архиеп. Симбирского свт. Феодотия (Озерова), И. было разрешено оформить отпуск и покинуть Грузию. В июне 1856 г. он выехал из Тифлиса. И. писал, что не мог проститься с экзархом хладнокровно: «Я любил его искренно, и у меня пробились слезы, когда я стал принимать благословение», а тот в свою очередь благословил И. как сына и выделил средства на дорогу. Во время служения в Грузии И. был также близок с митр. Имеретинским и Гурийским Давидом (Церетели) († 1853); митрополит всегда стремился помочь И. в житейских делах, а И. по скромности старался отказаться от его помощи. И. «поразил до самозабвения… добрый и деликатный поступок» митр. Давида: в день отъезда И. принесли 100 р., к-рые митрополит завещал ему передать, когда тот будет уезжать из Грузии. До Душети И. провожал его помощник, позже известный груз. историк П. Иоселиани (Там же. № 7. С. 448-453).
8 июля 1856 г. И. прибыл в Москву и на следующий день подал офиц. прошение об отставке. Свт. Филарет (Дроздов), архиеп. Казанский Григорий (Постников; впосл. митрополит Новгородский и С.-Петербургский) и учитель И. в ДА проф. В. И. Кутневич обещали хлопотать о пенсии для И. 20 сент. 1856 г. обер-прокурором Синода был назначен гр. А. П. Толстой. И. часто бывал у него, и они беседовали о системе российского духовного управления. В нач. окт. 1856 г. И. прибыл в С.-Петербург, 20 окт. получил увольнение.
На протяжении службы И. на его иждивении находились вдовые сестры и племянницы. После отставки он «собрал своих родных в одну семью» в Москве. Работал над книгой воспоминаний, последнюю часть которой, «Из воспоминаний прокурора…», завершил 26 февр. 1861 г., за 9 месяцев до кончины. Последними его словами перед смертью были строки из евхаристического канона: «Милость мира, жертву хваления». И. погребен на московском католич. Введенском кладбище, рядом с могилой отца (Там же. С. 455-461).
сохранились не полностью. Первая часть, «Взгляд на собственную прошедшую жизнь», издана отдельной книгой в 1860 г.; 2-я - «Из записок старого профессора семинарии» - опубликована в ж. «Православное обозрение». Поясняя причину, побудившую его написать мемуары, И. указывал: «Ко всякой эпохе моей жизни прикосновенны многие немаловажные обстоятельства. За отсутствием гласности они погибли бы в реке забвения» (Взгляд на собственную прошедшую жизнь. 1860. С. 4). Источниковедческое значение сочинений И. высоко ценил Н. С. Лесков, считая их «записками редкостного интереса». Писатель безрезультатно пытался издать 3-ю и 4-ю части мемуаров - «Из воспоминаний секретаря при Святейшем Синоде» и «Из воспоминаний прокурора Грузино-Имеретинской синодальной конторы»; затем на их основе создал несколько очерков, ставших по существу художественно-литературной обработкой 3-й части: «Синодальные персоны», «Картины прошлого», «Синодальный философ», «Сеничкин яд», «Борьба за преобладание» и др. Некоторые очерки были опубликованы в 6-м т. Собрания сочинений Лескова, уничтоженном цензурой (хранится в Музее книги РГБ; изд. в кн.: Лесков. 1958. Т. 11; 1989. Т. 6). Лесков писал, что рассказы И. «внушают большое доверие к автору,- человеку, который... представляется очень добрым, тепло верующим и совестливым. Но, несмотря на всю непритязательность и скромность… они в некоторых случаях заставляют отдать им полное предпочтение перед тем, что начертано рукою более или менее фразистых некрологистов и тенденциозных историков» (Лесков. 1989. Т. 6. С. 395-396). Опубликовать 2 последние части мемуаров И., снабдив их комментариями, удалось Ф. А. Терновскому в ж. «Странник» в 1882-1883 гг. Воспоминания И. неоднократно использовались в работах по истории и в жизнеописаниях видных деятелей МДА (см.: Смирнов С. К. История МДА до ее преобразования, 1814-1870. М., 1879; У Троицы в Академии, 1814-1914. М., 1914) и Вифанской ДС. В историографии Грузинского Экзархата они малоизвестны.