ГОББС

[англ. Hobbes] Томас (5.04.1588, Малмсбери - 4.12.1679, Хардуик), англ. философ и филолог, один из основателей рационалистической критики Библии. Его отец был сельским священником. Получив хорошее школьное образование в гуманистическом духе, Г. в 14 лет владел греческим и латынью и поступил в Оксфордский ун-т. Окончив его в 1608 г. со степенью бакалавра, он через нек-рое время становится воспитателем в семье сэра Уильяма Кавендиша, гр. Девонширского. Это место на долгие годы обеспечило ему достаток, возможность путешествовать по Европе и досуг, необходимый для научных занятий, к-рые первоначально были связаны с изучением и переводами античных авторов. Один из главных трудов этого периода - перевод «Истории» Фукидида - не в последнюю очередь связан с интересом Г. к политическим проблемам. Постепенно его интересы смещались в сторону естественных наук и философии. На философское развитие Г. оказало влияние его личное общение с Ф. Бэконом (критика аристотелизма, наука ради улучшения жизни человека), а также участие в работе парижского научно-философского кружка аббата М. Мерсенна, в к-рый входили Р. Декарт и П. Гассенди. После ознакомления с трудом Евклида геометрия стала для Г. образцом научного знания. Но поиски метода для задуманного им социально-философского проекта привели его после встречи с Г. Галилеем в 1636 г. к Галилеевой механике. Г. предполагал написать философскую трилогию, в основе к-рой заложена механистическая модель вселенной: Тело (общие законы движения), Человек (люди как тела, движимые внутренними и внешними силами), Гражданин (взаимодействие тел в социуме).

Т. Гоббс. Гравюра. 1681 г.

Т. Гоббс. Гравюра. 1681 г.

Политические события в Англии - революция и гражданская война - повлияли на порядок осуществления проекта трилогии: принципиальные положения 2-й и 3-й частей трилогии были изложены в трактате «Начала закона, естественного и политического» (The Elements of Law, Natural and Politic, 1640), а затем отдельным томом вышла 3-я ч. «О гражданине» (De cive, 1642), написанная уже в Париже, куда Г. вынужден был переехать из-за своих роялистских взглядов. Убедившись, что его книга не нашла отклика на родине, Г. принялся за написание нового трактата, теперь на англ. языке, где более подробно обсуждаются проблемы 3-й ч. его трилогии. Так появился главный труд Г. «Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского» (Leviathan, or the Matter, Forme, and Power of a Commonwealth, Ecclesiastical and Civil, 1651).

«Левиафан» неоднократно включался в списки запрещенных книг как в Англии, так и за ее пределами. 1-й рус. перевод (1864) был конфискован царской цензурой. В советский период фрагменты, посвященные толкованию Свящ. Писания, в переводе были опущены (изд. 1964).

В учении Г. материалистическое понимание природы сочеталось со своеобразным богословием, близким к деизму, согласно к-рому Бог понимается как «первичная и предвечная Причина всех вещей». Номинализм, к-рого придерживался Г., признавал подлинное существование за единичными вещами, связывая понятийное мышление с деятельностью человеческого разума, имеющей конкретное проявление в языке. Г. не принимал естественных языков, считая их искусственно созданными. Его концепция языка (концепция имен) - конвенциональная система, возникающая при взаимном соглашении: пользуясь одними и теми же словами, люди сообщают «друг другу свои понятия или мысли о каждой вещи... В силу их применения они называются знаками (signs)» (Левиафан // Соч. Т. 2. С. 23). Истина является не свойством вещей, а лишь суждений о них, напр. «предложение «человек есть живое существо» истинно только потому, что людям когда-то пришло в голову дать оба этих имени одной и той же вещи» (Там же. С. 97, 99). Нисколько не сомневаясь в первичности единичных предметов, порождающих в сознании многообразные идеи, Г. отрицал врожденные идеи, в т. ч. идею Бога как актуально бесконечного существа. Нельзя сказать, что в нашем уме существует идея Бога, поскольку идея - наше понятие, понятие же касается только конечного. «Бесконечное», согласно Г.,- наименование понятия, формируемого сознанием, оно не принадлежит самой вещи, а лишь свидетельствует о бессилии нашего ума (О гражданине // Соч. Т. 1. С. 435). Это совсем не означает, что Бог не существует.

«...Прежде всего очевидно,- пишет Г.,- что Богу следует приписать существование. Ведь не может возникнуть какого-либо желания чтить того, кто, по нашему мнению, не существует» (Там же. С. 434-435). «Имя Бог» означает, по Г., «причину мира», те же, кто утверждают, что мир вечен и не имел причины, тем самым отрицают существование Бога (Там же. С. 435). Г. не считал возможным применять к Богу понятия частей и целого, ибо это свойства конечного; нельзя говорить, что Бог находится в каком-то месте, ибо это значило бы иметь определенные границы и размеры; нельзя полагать, что Бог находится в движении или покое, ибо это предполагает какое-то определенное место; нельзя приписывать Богу атрибуты претерпевания (раскаяние, гнев, сострадание и проч.), ибо понятие претерпевания есть выражение ограниченной силы, зависимости от другого. «...Разум диктует нам единственное имя, способное обозначить природу Бога,- существующий, или проще - то, что есть, и единственное, выражающее Его отношение к нам,- Бог, которое охватывает понятия царь, и господин, и отец» (Там же. С. 436-437). Тому, кто хотел бы отнести к Богу др. имена, пришлось бы воспользоваться или отрицательными (бесконечный, неисповедимый и т. п.), или в превосходной степени (величайший, могущественнейший и т. п.), или не требующими определения (добрый, справедливый и т. п.) (ср.: Человеческая природа // Соч. Т. 1. С. 559-560). Г., т. о., выступает против онтологического доказательства бытия Божия.

Религия не зависит от отдельного человека, она зависит от закона гос-ва, поэтому «следует не спорить о ней, а исполнять ее веления», нужно «благоговейно думать о Боге, любить, страшиться и почитать Его. Это то, что общо всем религиям»,- заключает Г. (О человеке // Соч. Т. 1. С. 260-261). Религии посвящен раздел трактата «О гражданине» (Там же. С. 427-505), в к-ром рассматривается ветхозаветное и новозаветное понимание Царства Божия; ветхозаветные пророчества о пришествии Христа; о том, что есть Церковь и каково ее отношение к христ. гос-ву («христианское государство и Церковь, образуемые одними и теми же людьми, есть совершенно одно и то же... И коль скоро речь идет о людях, мы называем их объединение государством, если же речь идет о христианах, то это же объединение называется Церковью» - Там же. С. 478; см. также: Соч. Т. 2. С. 357-359); о домостроительстве спасения; о вере. Дополнительные главы к «Левиафану», написанные Г. для собственного лат. перевода в форме вопросо-ответов, содержат подробный разбор членов Никейского Символа веры (напр., зачем нужно было употребить слово «единородный», в чем разница между рожденным и созданным и т. д.), согласование его со Свящ. Писанием, а также рассмотрение ересей (Соч. Т. 2. С. 547-583).

Г. определял человека как существо разумное, субъект морали. Подробно разбирал он понятие человеческой природы, т. е., по Г., его природных способностей - физических и духовных (Человеческая природа // Соч. Т. 1. С. 510-511). На 1-й план он выдвигал эгоистическую природу человека, подчеркивая при этом присущую ему закономерность самосохранения (О человеке // Там же. С. 237). Согласно Г., человек не только физическое тело, «он представляет собой также часть государства, иными словами, часть политического тела» (Там же. С. 220).

В своей теории гос-ва Г. исходил из того, что естественное состояние человечества - «война всех против всех» (Левиафан // Соч. Т. 2. С. 95, 99). Для того чтобы положить ей конец и прийти к миру, люди осознают необходимость заключения общественного договора, т. е. образования гос-ва. Гос. власть должна быть неограниченной, абсолютной; образцовой моделью гос-ва является монархия (Там же. С. 132-133, 144-154).

Будучи верующим христианином, Г. осознавал, что жизнь христ. гос-ва в отличие от идеального государства-модели сопряжена с рядом проблем, главной из к-рых является сосуществование 2 законов - земного, гос., и небесного, Божия. Г. стремился рационалистически решить эту проблему, его целью было обосновать существование «рационального христианства» (Rogerson. P. 148). Поэтому в «Левиафане» наряду с разделами «О человеке» и «О государстве» появился разд. «О христианском государстве», значительная часть к-рого посвящена вопросам истолкования Свящ. Писания. Для Г. важно выяснить, какова природа авторитета божественного закона, изложенного в Писании, каким образом Библия может функционировать как закон в христ. гос-ве (Ibidem). В частности, для Г. было важно то, что Библия рассказывает о существовании общества, жившего по Закону. Т. о., Библия для Г. прежде всего источник права, а также источник по истории гос-ва и права. Ученый-гуманист Г. рассматривает Библию как текст, имеющий свою историю и своих авторов. Поэтому в центре библейской критики у Г. стоит вопрос об авторстве книг Библии. Гуманистический принцип исследования также определяет скептическое отношение к сообщениям традиции об авторстве. Библейской критике, «отцом» к-рой многие считают Г., посвящена 33-я гл. «Левиафана» - «О числе, древности, цели, авторитете и толкователях книг Священного Писания» (Левиафан // Соч. Т. 2. С. 293-303). Здесь Г. последовательно разбирает проблемы, связанные с авторством книг ВЗ и НЗ, а также проблемы возникновения канона библейских книг. При этом он руководствуется «светом, исходящим от самих книг» (Там же. С. 294), т. е. рационалистическим анализом внутренних свидетельств книг Библии. Впервые в европ. традиции изучения Библии Г. высказывает мысль о том, что Пятикнижие в его окончательной форме составлено не Моисеем, а каким-то автором, жившим позднее (Там же. С. 294-295). Моисей является автором только тех частей Закона, о к-рых прямо говорится, что они составлены им, напр. Втор 11-27. Именно этот текст, как считает Г., видимо следуя блж. Иерониму Стридонскому (Hieron. In Ezech. 1. 1), на к-рого он нередко ссылается, был найден Хелкией и послан царю Иосии (4 Цар 22. 8-10). Для критики Г. негативное решение вопроса об авторстве Моисея не является чем-то уникальным по отношению к др. разделам Писания. Г. предлагает задуматься о смысле традиц. заглавий библейских книг и обращает внимание на то, что «в заглавиях книг часто указывается как автор, так и тема» (Левиафан. С. 294). Мн. тематические заглавия были ошибочно поняты как указания на авторство той или иной книги. Так, выражения «Пятикнижие Моисея», «Книга Иисуса Навина», «Книга Руфи» и т. п. говорят не об авторстве книг, а о содержании, т. е. о главных героях этих книг, при этом авторы мн. книг Библии остаются для нас неизвестными. Свои сомнения в традиц. авторстве Г. подкрепляет рядом аргументов, опираясь на текст Свящ. Писания. Наиболее характерны для его аргументации указания на те места в тексте Писания, к-рые свидетельствуют об исторической дистанции между автором и описываемыми им событиями. Как правило, в них содержатся временны́е указания: «до сего дня» (Втор 34. 6; Нав 4. 9; 5. 9; 1 Цар 30. 25), «доныне» (2 Цар 6. 8), «до дня переселения жителей той земли» (Суд 18. 30). Как общий принцип принимается также то, что исторические книги написаны после событий, о к-рых они повествуют. Так, книги Царств и Паралипоменон написаны, по мнению Г., после Вавилонского плена, поскольку «история царей доведена в них до этого времени» (Левиафан. С. 296). Такого рода аргументация была использована впосл. Б. Спинозой. Г. признает, что Иов не вымышленное лицо, но предлагает рассматривать Книгу Иова не как исторический документ, содержащий стенографический отчет диспута Иова и его оппонентов, а как морально-философский трактат в стихотворной форме («в гекзаметрах»), к к-рому «прибавлена» историческая рамка в прозе (Там же. С. 297). Книга Притчей содержит изречения, собранные как самим Соломоном, так и др. авторами (Агуром, матерью Лемуила), но объединены они были неизвестным автором, «жившим после них всех» (Там же. С. 298). Канон ВЗ получил законченную форму, по мнению Г., после возвращения евреев из Вавилонского плена и до Птолемея Филадельфа, при к-ром был сделан перевод Семидесяти. Собирателем канона Г. предлагает считать Ездру, опираясь на указание в 3 Ездр 14. 21-22, 46 слл. о восстановлении Ездрой священных текстов (Там же. С. 298). Не останавливаясь подробно на вопросах авторства книг НЗ, Г. указывает лишь на предположение о том, что каноны апостолов, содержавшие первые списки книг ВЗ и НЗ, были собраны сщмч. Климентом Римским и что Библия впервые была рекомендована христ. Церквам как истинные творения пророков и апостолов Лаодикийским Собором (Там же. С. 299; см. правила 59 и 60 Лаодикийского Собора ок. 343).

Высказанные Г. сомнения в традиц. авторстве книг ВЗ тем не менее не дают оснований сомневаться в авторитете книг Библии, к-рые являются «верными записями того, что было сделано и сказано пророками и апостолами» (Там же. С. 300).