ЛЖИЦА

Л. в визант. богослужебном обиходе - λαβίς - основаны на образе из видения прор. Исаии в иерусалимском храме: «В год смерти царя Озии видел я Господа, сидящего на престоле высоком и превознесенном, и края риз Его наполняли весь храм. Вокруг Него стояли Серафимы; у каждого из них по шести крыл: двумя закрывал каждый лице свое, и двумя закрывал ноги свои, и двумя летал. И взывали они друг ко другу и говорили: Свят, Свят, Свят Господь Саваоф! вся земля полна славы Его! И поколебались верхи врат от гласа восклицающих, и дом наполнился курениями. И сказал я: горе мне! погиб я! ибо я человек с нечистыми устами, и живу среди народа также с нечистыми устами,- и глаза мои видели Царя, Господа Саваофа. Тогда прилетел ко мне один из Серафимов, и в руке у него горящий уголь, который он взял клещами (LXX: τῇ λαβίδι) с жертвенника, и коснулся уст моих и сказал: вот, это коснулось уст твоих, и беззаконие твое удалено от тебя, и грех твой очищен» (Ис 6. 1-7).

Сопоставление частицы Тела Христова с горящим углем из видения прор. Исаии встречается, напр., в толковании литургии Феодора Мопсуестийского († 428) (Commentary of Theodore of Mopsuestia on the Lord's Prayer and on the Sacraments of Baptism and the Eucharist / Ed. A. Mingana. Camb., 1933. P. 118-120, 260-261. (Woodbrooke Studies; 6)) и затем повторяется в наиболее популярном из визант. литургических комментариев, созданном в VIII в. и приписываемом свт. Василию Великому либо свт. Герману I К-польскому (изд.: Brightman F. E. The «Historia Mystagogica» and Other Greek Commentaries on the Byzantine Liturgy // JThSt. 1908. Vol. 9. P. 248-267, 387-397). С XV в. правосл. богослужебные книги предписывают священнику и диакону, причастившись, произнести стих Ис 6. 7 (Taft. 2008. P. 198-199).

Однако ни Феодор, ни Псевдо-Герман не отождествляют «клещи» (λαβίς) с Л. В частности, в комментарии Псевдо-Германа «клещами» назван не этот литургический предмет, который автору комментария, очевидно, еще не был известен, а рука священника, которая держит Св. Дары (Ibid. P. 261, 394). Поэтому и в древнем слав. переводе комментария Псевдо-Германа греч. слово λαβίς совершенно корректно передано как клѣщи (текст: Афанасьева Т. И. Древнеслав. толкования на литургию в рукописной традиции XII-XVI вв.: Исслед. и тексты. М., 2012. С. 238, 272 - вопреки мнению исследовательницы, к-рая ошибочно предлагает понимать клѣщи как Л.: Там же. С. 57); в последующей слав. литургической письменности для передачи λαβίς в смысле предмета богослужебного обихода, т. е. Л., выступает либо заимствованное из вседневной лексики слово лъжица/лжица (Словарь рус. языка XI-XVII вв. М., 1981. Вып. 8. С. 229), либо грецизм лавида/лавита (Там же. С. 157; см. также: Панова С. И. Диатаксис патр. Филофея Коккина в слав. книжной традиции XIV-XV вв.: Лингвотекстол. исслед.: Канд. дис. М., 2009. С. 172-173).

Первый литургический комментарий, к-рый понимает слово λαβίς в смысле специального предмета богослужебной утвари, т. е. Л.,- это компилятивный текст, составленный из фрагментов комментария Псевдо-Германа, «Протеории» Николая и Феодора Андидских и неизвестных источников, сохранившийся в неск. греч. рукописях XIII-XVI вв. и надписанный именем Софрония Иерусалимского (Bornert R. Les commentaires byzantins de la Divine liturgie du VIIe au XVe s. P., 1966. P. 210-211. (ArchOC; 9)). Л. здесь предлагается понимать как «то, о чем сказал пророк Исаия: «Прилетел ко мне один из Серафимов…»» (PG. 87. Col. 3985), т. е. как образ ангельских клещей, при этом комментатор одновременно дает и совершенно иное толкование: «Обозначает же [Л.] и Деву [Марию], ибо, как и Она, имеет в Себе небесный Хлеб» (Ibidem; компилятор не заметил противоречия с повторяемой им ниже мыслью Псевдо-Германа, что клещам из видения прор. Исаии соответствует рука священника: Ibid. Col. 3988). Соотнесение Л. с Богоматерью содержится и еще в одном компилятивном комментарии, сохранившемся в слав. рукописи РГБ. Троиц. 11, XIV в., и вошедшем в качестве составной части в популярную на Руси «Толковую службу» (текст: Афанасьева Т. И. Древнеслав. толкования на литургию. М., 2012. С. 332; исследовательница делает вывод о зависимости этого комментария от толкования Псевдо-Софрония: Там же. С. 83, однако это маловероятно; скорее обе компиляции зависят от несохранившегося 3-го текста).

Но еще задолго до XIII-XIV вв., к к-рым относятся рукописи, содержащие упомянутые комментарии, термин λαβίς в смысле Л.- одного из священных сосудов, к-рые запрещается изымать из церковного употребления для иных целей,- встречается среди постановлений К-польского Собора 861 г. (Двукр. 10). В кон. 1053 - нач. 1054 г. представители Римской Церкви отправили в К-поль полемический трактат «Диалог», написанный вероятнее всего кард. Гумбертом (Бармин А. В. Полемика и схизма: История греко-лат. споров IX-XII вв. М., 2006. С. 137-140), где, в частности, порицалась византийская практика вкушения Тела Христова с помощью ложки (cum cochleare; см.: Там же. С. 141; Taft. 2008. P. 288-290). Примерно тогда же изображение Л. начинает появляться в визант. иконографии (Taft. 2008. P. 301-302).

Тем не менее в греч. богослужебных рукописях Л. (λαβίς) стала регулярно упоминаться наряду с др. литургической утварью только с XII в. (Ibid. P. 297-298). Тогда же Л. как богослужебный предмет впервые засвидетельствована и в рус. источнике - «Вопрошании Кирика» (РИБ. Т. 6. Кол. 28).

Л. как обязательного элемента визант. литургической утвари связано с широким использованием различных ложек в церковной практике древности. До наших дней дошло большое количество ранневизант. серебряных ложек; начиная уже с V в. на нек-рых из них изображен крест, есть христ. надписи (см.: Hauser S. R. Spätantike und frübyzantinische Silberlöffel: Bemerkungen zur Produktion Luxusgütern im 5. bis 7. Jh. Münster, 1992. (JAC. Erg.-Bd.; 19)). Они были обнаружены в составе кладов, связанных с деятельностью церковных структур (каков, напр., клад из Капер Кораона, содержащий помимо прочего 14 серебряных ложек VI-VII вв.: Mundell Mango M. Silver from Early Byzantium: The Kaper Koraon and Related Treasures. Baltimore (MD), 1986), или хранятся или хранились в церковных сокровищницах, в т. ч. на Западе (Leclercq. 1914; Braun. 1932; Taft. 2008. P. 303-306). Нек-рые исследователи, обнаружив христ. символику на подобных артефактах или включение их в состав церковного имущества без достаточных на то оснований, интерпретировали эти предметы в качестве евхаристических Л. (только по надписи «на счастье» в сочетании с хризмой одна из ложек VI (?) в. из визант. коллекции Государственного Эрмитажа была совершенно произвольно идентифицирована как Л. «для причащения венчающихся» молодоженов: Залесская В. Н. О нек-рых новых приобретениях визант. торевтики VI в. в собр. Эрмитажа // АДСВ. 2004. Вып. 35. С. 81-90).

В действительности все эти ложки совершенно не обязательно использовались именно для причащения (см. подробное обсуждение этого вопроса в ст.: Taft R. F. Byzantine Communion Spoons: A Review of the Evidence // DOP. 1996. Vol. 50. P. 209-238, вошедшей в состав монографии: Taft. 2008). Они вполне могут являться просто пожертвованиями (т. е. иметь сугубо материальную ценность, вне связи с богослужением); представлять собой евлогии; использоваться в к.-л. паралитургических действах либо в сугубо технических целях: напр., для изъятия из вина, приготовленного к литургии, частиц осадка и проч. (см.: Taft. 2008. 273-278). В списке инвентаря церковной утвари храма Св. Софии, составленном в 1396 г., упоминается «одна лжица для мира» ([λαβίς] μία ἡ τοὺ μύρου: Miklosich, Müller. 1862. T. 2. P. 566), т. е. для размешивания св. мира в чине мироварения либо для зачерпывания св. мира для таинства Миропомазания (Taft. 2008. P. 306). На Западе, где употребление Л. для причащения не засвидетельствовано (хотя возможно, что ее роль в определенный момент играла фистула - трубочка для принятия Св. Крови: Braun. 1932. S. 250-251), ложки могли использовать для вложения фимиама в кадило либо для доливания воды в евхаристическое вино (Ibid. S. 265), что также встречалось и на Востоке.

В популярной правосл. лит-ре распространено мнение, что практика причащать мирян с помощью Л. была установлена свт. Иоанном Златоустом после случая с женщиной, исповедовавшей ересь Македония и обманом пытавшейся воздержаться от причащения в правосл. храме, в результате чего частица Тела Христова превратилась в камень (напр.: Вениамин. Новая скрижаль. 189916. С. 222). Это событие описано в источниках (Sozom. Hist. eccl. VIII 5; Niceph. Callist. Hist. eccl. XIII 7), однако в древности с появлением Л. его никто не связывал. По всей видимости, появление Л. и этот случай впервые увязал униат. свящ. Петр Аркудий († 1633) (см.: Taft. 2008. P. 271), к-рый в соч. «Семь книг о согласии Восточной и Западной Церквей в совершении семи таинств» пересказывает текст Никифора Каллиста Ксанфопула и предполагает следующее: «Возможно, из этого факта (с причащением женщины-македонианки.- Авт.) и возник обычай греков… причащать весь народ под двумя видами, каковые смешиваются и раздаются с помощью лжицы» (Petri Arcudii… Libri VII de concordia Ecclesiae Occidentalis et Orientalis in septem sacramentorum administratione. P., 1672. P. 386). Это сочинение получило большую известность, а в еще более знаменитом тексте «Евхология» Жака Гоара († 1653) уже прямо говорится об «изобретении» Л. свт. Иоанном Златоустом со ссылкой на предположение Аркудия и «подтверждение» близкого к униатам правосл. церковного деятеля Паисия Лигарида († 1678) (Goar. Euchologion. P. 130). Сочинения Аркудия и Гоара оказали большое влияние на киевских и московских богословов 2-й пол. XVII в.; можно предположить, что именно на них опирался свт. Димитрий Ростовский († 1709) в комментарии к Житию прп. Феоктисты от 9 нояб., где он также увязал появление Л. с именем свт. Иоанна Златоуста и привел ту же ссылку на Никифора Каллиста Ксанфопула, что и Аркудий (Димитрий (Туптало), свт. Книга житий святых. К., 1689. Т. 1. Л. 294 об.). Популярность Четьих-Миней свт. Димитрия обеспечила широкое распространение мнения о том, что Л. была изобретена свт. Иоанном Златоустом, это мнение еще более утвердилось в связи с тем, что его имя носит самая известная правосл. литургия.

Обычай причащения с помощью Л. до VII в. в источниках не засвидетельствован, а первые упоминания VII-IX вв. сохранились об использовании «ложек» (κοχλιάριον) при причащении священников, а не мирян (Taft. 2008. P. 283-287). Только к XII в., как было отмечено, Л. начинает регулярно упоминаться в визант. богослужебных книгах, и даже тогда в некоторых местах причащение мирян еще совершали без ее использования (Ibid. P. 293-294). Т. о., практика причащать мирян с помощью Л. входила в визант. богослужебный обиход постепенно и окончательно утвердилась только к XIII в.

Согласно совр. правосл. традиции, по завершении причащения служащего духовенства части Тела Христова помещают в св. потир и оттуда, уже напоенные Кровью Христовой, подают причастникам-мирянам с помощью Л. (Георгиевский. 1951. С. 79-80). В случае причащения младенцев или больных, к-рые не в состоянии проглотить частицу Тела Христова, им Л. вливают в уста неск. капель Св. Крови. В старообрядческой практике причастники-миряне сначала получают в Л. часть Тела Христова, а затем вновь в Л. им подают неск. капель Крови Христовой. Для причащения духовенства в совр. правосл. практике Л. обычно не используется, хотя, напр., на Афоне встречается обычай причащать неслуживших священников и диаконов вместе с мирянами с помощью Л.

Первоначально Л., однако, вполне могла использоваться при причащении не мирян, а именно духовенства - как для принятия Тела и Крови Христовых вместе, так и для принятия только Крови Христовой. В частности, Ульрих фон Рихенталь, автор хроники Констанцского Собора (1414-1418), описывая правосл. литургию, совершённую в присутствии митр. Киевского Григория Цамблака, удивленно сообщает, что правосл. священнослужители, причащаясь, не подносили к устам св. потир, имевший большие размеры, но отпивали из него с помощью Л. (Taft. 2008. P. 299-300).

В богослужении нехалкидонитов Л. также не всегда связана с причащением мирян: у коптов и эфиопов и духовенство и миряне причащаются Тела и Крови Христовых раздельно, но при этом и священнослужители и миряне принимают Св. Кровь с помощью Л. У сиро-яковитов Л. применяется только для причащения Св. Крови священнослужителями, тогда как мирянам омоченные в Св. Крови частицы Тела Христова подаются без Л. В восточносир. традиции Л. обычно не употребляется, но может применяться для причащения детей (Drower. 1956. P. 147-195; Hanssens. 1960; Taft. 2008. P. 266-269).

В правосл. традиции Л. помимо причащения используется при потреблении Св. Даров диаконом или священником в конце литургии с учетом того, что правосл. чин литургии после причащения мирян предписывает помещать в чашу абсолютно все частицы, включая поминальные; потребить (проглотить без остатка) Св. Дары без использования Л. невозможно, после этого Л. омывается водой.

Л. также необходима, когда Св. Дары заготовляют впрок. Согласно Служебнику, при приготовлении преждеосвященного Агнца священник должен после его освящения изобразить на нем крест с помощью Л., омоченной в Св. Крови (Служебник. М., 2006. С. 227-228; на практике Агнец, как правило, вместо этого обильно напояют Св. Кровью, часто также с помощью Л.). В рус. практике совершения литургии Преждеосвященных Даров Л. вместе с копием используется и при поставлении преждеосвященного Агнца на дискос в начале службы - чтобы не касаться Его руками. Еще с помощью Л. напояют Св. Кровью частицы запасных Св. Даров, заготовляемые для причащения больных и умирающих.

В правосл. традиции Л. считается неотъемлемой частью т. н. евхаристического набора - комплекта священных сосудов для совершения Евхаристии. В частности, прежде чем начать проскомидию, священник должен подготовить все эти сосуды и прочитать тропарь Великой пятницы     Согласно рус. традиции, во время чтения этого тропаря священник поочередно целует каждый из священных сосудов, так что на Л. приходятся заключительные слова:  ï         Затем в ходе литургии Л. вместе с копием перекладывается на св. престол. При соборном совершении литургии в ходе торжественной процессии великого входа Л. и копие один из священников может перенести с жертвенника на св. престол, где они могут быть положены с 2 сторон креста, символизируя тем самым копье сотника Лонгина и губку с уксусом, к-рую воины поднесли к устам распятого Христа (Ин 19. 30, 34).