Энциклопедия издается по благословению Патриарха Московского и всея Руси Алексия II
и по благословению Патриарха Московского и всея Руси Кирилла
Как приобрести тома "Православной энциклопедии"
опубликовано: 16 июня 2021г.МЕЛЬНИКОВ
П. И. Мельников. Фотография А. О. Карелина. 80-е гг. XIX в.
Павел Иванович (Псевд. Андрей Печерский) (25.10. 1818, Н. Новгород - 1.11.1883, там же), писатель, историк. Род. в семье начальника жандармской команды, получил первоначальное домашнее образование. С 1829 по 1834 г. учился в Нижегородской гимназии, в 1834-1837 гг.- на словесном фак-те Казанского ун-та. В 1838 г. был направлен уездным учителем истории и статистики (позже - франц. языка) в г. Шадринск Пермской губ., но затем оставлен в Перми при местной гимназии. Ошибочно считалось, что это было наказанием за некую провинность. Подобная версия не находит подтверждений, напротив, вероятно, писатель сам вызвался поехать в Шадринск (Мелешков Н. М. К биографии П. И. Мельникова-Печерского // УЗ Горьковского гос. пед. ин-та им. М. Горького. 1972. Вып. 129. С. 127-134). Итогом поездки стали «Дорожные записки на пути из Тамбовской губернии в Сибирь», которые с 1839 по 1842 г. публиковались в ж. «Отечественные записки». Произведение представляет собой синтез этнографических, исторических, статистических сведений, собранных М. Его интересовали достопримечательности Арзамаса и Н. Новгорода, городской быт, история соляных промыслов и технология добычи соли на Каме, географические, экономические, природные, климатические особенности самых разных мест, старожилы, способные что-либо рассказать о давно ушедших событиях. Он изучал пермяцкий язык, фольклор, этнопсихологические и вероисповедные особенности самых разных народов (татаров, мордвы, пермяков и др.). В это время М. познакомился с журналистом А. А. Краевским и историком М. П. Погодиным, вел с ними переписку. С 1839 по 1846 г. преподавал историю в Нижегородской гимназии. В Н. Новгороде М. общался с В. И. Далем и позднее с Нижегородским архиеп. Иаковом (Вечерковым).
8 апр. 1841 г. М. был утвержден в звании корреспондента Археографической комиссии. Ему было поручено разобрать архивы присутственных мест и мон-рей Нижегородской епархии. Получив исходившее от имп. Николая I Павловича задание уточнить судьбу потомков К. Минина, писатель установил полное имя русского патриота (Козьма Захарьев Минин-Сухорукий) (см.: Мельников П. И. Где жил и умер Козьма Минин // Отеч. зап. 1842. Т. 23. Кн. 8. Отд. 2. С. 67-69; Он же. О родственниках Козьмы Минина // Там же. С. 70-73). После проведенной кропотливой архивной работы М. написал статьи для ж. «Отечественные записки»: «Нижний Новгород и нижегородцы в Смутное время» (1843. Т. 29. Кн. 7. Отд. 2. С. 1-32; в этой статье была продолжена тема Минина), «Исторические известия о Нижнем Новгороде» (1840. Т. 11. Кн. 7. Отд. 2. С. 1-30), «Лифляндский колокол XV ст. в Нижнем Новгороде» (1844. Т. 33. Кн. 3. Смесь. С. 42-44) и др. Нек-рые из них вышли отдельными изданиями: «Нижегородская ярмарка» (1846), «Духов монастырь в Нижнем Новгороде» (1848), «Балахна, уездный город Нижегородской губернии» (1850). М. по праву считается одним из основателей нижегородского краеведения. С 1 янв. 1845 по 14 мая 1850 г. состоял редактором неофиц. части «Нижегородских губернских ведомостей», где опубликовал статьи, посвященные нижегородской старине и знаменитым нижегородцам: «Иван Петрович Кулибин», «Гольштинское посольство в Нижнем Новгороде», «Городецкие церкви», «Легенда об основании Нижнего Новгорода», «Напрестольный крест в арзамасском Воскресенском соборе», «Памятники похода Иоанна IV на Казань по Нижегородской губернии», «Смерть Александра Невского в Городце», «Церкви, построенные в Нижнем Новгороде в XVIII ст.», «О числе церквей и белого духовенства в Нижегородской епархии», «Первое пребывание в Нижнем Новгороде Петра Великого», «Список архимандритов нижегородского Печерского монастыря», «Духов монастырь и церковь Святаго Духа в доме нижегородского военного губернатора» и др. Псевдоним Андрей Печерский, придуманный Далем, впервые появился в подписи под ст. «Концерты на Нижегородском театре» (Нижегородские ГВ. 1850. № 17).
Первым браком (1841-1848) М. был женат на Л. Н. Белокопытовой, дочери арзамасского помещика; их дети умерли в младенчестве. После смерти супруги женился на Е. А. Рубинской, брак венчал в 1853 г. отец критика Н. А. Добролюбова клирик нижегородской Верхнепосадской Никольской ц. свящ. А. И. Добролюбов.
В 1847 г. М. был назначен чиновником особых поручений при нижегородском губ. М. А. Урусове. В период 3-летней службы исполнил более 80 поручений, связанных с делами, касающимися старообрядцев. В 1850 г. М. при помощи Даля был причислен к МВД в качестве чиновника особых поручений. В 1852-1853 гг. руководил статистической экспедицией по изучению старообрядчества в Нижегородской губ., и в 1854 г. представил в МВД итоговый «Отчет о современном состоянии раскола в Нижегородской губернии», который стал одним из первых в России трудов по комплексному изучению старообрядчества на примере отдельно взятой губернии, затрагивающих статистические, религиозно-мировоззренческие, бытовые, экономические, географические, социальные аспекты. В нем М. предлагал жесткие меры к искоренению старообрядчества, называя его «язвой государственной», и обосновывал мысль о том, что старообрядцы поддержат любую власть, которая предоставит им свободу вероисповедания. Впервые отчет был опубликован в 1910 г. в «Сборнике в память П. И. Мельникова (Андрея Печерского)» и составил его 1-ю часть. В 1855 г. М. был произведен в статские советники и назначен чиновником особых поручений при МВД, в 1856 г. с семьей переехал в С.-Петербург. В 1857 г. в «Записке о русском расколе», подготовленной для вел. кн. Константина Николаевича Романова, в значительной мере отказался от мысли о том, что старообрядчество представляет собой гос. опасность. «Записка...» являлась секретным документом, тем не менее в 1860 г. была опубликована в 1-м т. «Сборника правительственных сведений о раскольниках», изданного в Лондоне В. И. Кельсиевым. В «Записке…» писатель предложил общую характеристику старообрядческих согласий, а также нек-рых сект (молокан и др.), писал о несовершенстве в законодательстве, которое касается единоверия, обосновал бесполезность и даже вред борьбы со старообрядчеством репрессивными методами и с помощью подлогов («Соборное деяние на еретика Мартина-армянина»). В заключение «Записки…» М. выдвинул особый критерий для классификации старообрядческих согласий, предлагая рассматривать их с позиций «вреда» и «безвредности» для гос. устоев и, основываясь на нем, строить гос. политику в отношении старообрядчества. Взгляды М. на старообрядцев отличаются двойственностью: отдавая дань их терпению, высоко оценивая патриотические устремления, он в то же время опасался, что они окажутся на стороне враждебных России сил.
Первые лит. опыты (отрывки из незавершенного романа «Торин», «О том, кто такой был Елпидифор Перфильевич и какие приготовления делались в Чернограде к его именинам», «О том, какие были последние приготовления у Елпидифора Перфильевича и как собирались к нему гости», 1840) отмечены влиянием Н. В. Гоголя. К лит. работе писатель вернулся только в 1852 г., опубликовав в ж. «Москвитянин» повесть «Красильниковы», однако вскоре, несмотря на доброжелательные отзывы, на неск. лет оставил лит. деятельность. В 1857 г. вышли рассказы «Дедушка Поликарп», «Поярков», «Медвежий угол», «Непременный», повесть «Старые годы», в 1858 г.- рассказ «Именинный пирог», повесть «Бабушкины россказни», в 1861 г. рассказ «Гриша», посвященный духовным исканиям юноши старообрядца. В них звучат гоголевская тема маленького человека с протестом против чиновничьих беззаконий, темы семьи, исторической памяти и преемственности, патриархальной и новой России. С янв. по июль 1859 г. М. издавал и редактировал газ. «Русский дневник».
Первоначально подход к изображению старообрядчества в художественных произведениях («Поярков», «Гриша») отличался резким его высмеиванием. Старообрядческие характеры сатирически деформированы, окарикатурены, для их художественного воплощения используются негативные авторские характеристики, шаржирование и другие приемы. Мир старообрядчества показан утрированно, акцент сделан на одностороннем подчеркивании негативных явлений. Все это позволило публицисту Н. П. Гилярову-Платонову поставить М. и известного лит. скандалами писателя Ф. В. Ливанова на одну ступень. «Авторитет Мельникова для меня немногим выше, чем авторитет Ливанова. Если Ливанов готов был видеть (да и искал) в каждой без исключения ветви раскола гнездо обыкновенных уголовных преступлений против общего права, то Мельников, рекомендуя правительству невинность верующих в пришествие антихриста, считает даже такую секту, как странники, не более чем дармоедами»,- писал он в ст. «Логика раскола» (Гиляров-Платонов Н. П. Сборник соч. М., 1899. Т. 2. С. 196). Отзыв Н. С. Лескова о мельниковских рассказах, посвященных старообрядчеству, также резко отрицателен: «Живого раскола, его духа, его современного быта, его стремлений, нравов и, главное, нравов,- мы вовсе не знаем. Мельниковский «Гриша» - это безобразие, безобразие в отношении художественном и урод по отношению к правде. «Гриша» никак не может считаться хорошим, т. е. верным, очерком раскольничьего мира» (Лесков Н. С. С людьми древлего благочестия // Собр. соч.: В 30 т. М., 1996. Т. 3. С. 569). Действительно, в «Отчете о современном состоянии раскола…» встречаются эпизоды, в которых тщательно и детально описан старообрядческий быт (домашнее убранство, особенности одежды, речи и др.) и к-рые могли бы использоваться в художественном произведении, в тех же рассказах, например для характеристики героя, его семьи, для усиления эффекта правдоподобия. Но М. не реализовал в рассказах свои богатейшие наблюдения, хотя сочетание сатирической и бытоописательной задач (как у М. Е. Салтыкова-Щедрина в очерках «Матушка Мавра Кузьмовна» и «Странник» из цикла «Губернские очерки») было вполне возможным.
В нач. 1862 г. на страницах газ. «Северная пчела» М. опубликовал цикл статей под общим названием «Письма о расколе», где предпринял попытку обосновать новые подходы к изучению старообрядчества, признавая его немаловажное значение для развития страны, ее промышленности. В 1-м письме писатель констатировал, что «русская литература в 200 лет произвела более сотни книг, относящихся к расколу, не говоря о журнальных статьях последнего времени… Многочисленные сочинения полемического содержания касались не сущности дела, но лишь случайных, внешних его признаков, которые иногда не заключали в себе ровно ничего существенного. Еще менее выяснили раскол сочинения исторические… Вопрос о расколе представляется до сих пор столь неясным, столь запутанным, что для надлежащего разъяснения его путем анализа потребно еще много материалов, много времени и много специалистов. Это совершенно нетронутая почва» (Мельников П. И. Письма о расколе // Собр. соч. 1976. Т. 8. С. 5). Писатель провозгласил совершенно особый принцип изучения: «Не в одних книгах надо изучать раскол. Кроме изучения его в книгах и архивах, необходимо стать с ним лицом к лицу, пожить в раскольнических монастырях, в скитах, в колибах, в заимках, в кельях, в лесах и т. п., изучить его в живых проявлениях, в преданиях и поверьях, не переданных бумаге, но свято сохраняемых целым рядом поколений; изучить обычаи раскольников, в которых немало своеобразного и отличного от обычаев прочих русских простолюдинов; узнать воззрение раскольников разных толков на мир духовный и мир житейский, на внутреннее устройство их общин и т. п.» (Там же. С. 13).
В «Письмах…» был сделан краткий обзор гос. политики в отношении старообрядчества в XVIII в., подвергнуты критическому анализу сочинения того времени, направленные против старообрядцев,- «Обличение неправды раскольнической» архиеп. Феофилакта (Лопатинского), «Розыск о раскольнической брынской вере» и др. и, в частности, принципы классификации старообрядческих согласий. М. писал о неопределенности самого термина «раскольники», который подразумевает и собственно старообрядцев самых разных согласий, и сектантов (молокан, хлыстов и др.), не имеющих в отличие от старообрядцев ничего общего с национальной рус. историей. «Только одно невежество наше ставит их в одну группу с раскольниками». «Все эти секты - не наши, не русские; они развились и возникли не на русской народной почве, а занесены к нам в разные эпохи из чужих краев и привились русскому народу как нечто чуждое и доселе. У них нет никаких преданий, ни исторических, ни догматических, ни обрядовых, между тем как предание всегда нераздельно со всяким верованием русского человека. У них нет преданий, связанных с историческими преданиями русского народа» (Там же. С. 54).
В «Письмах...» содержится скрытая полемика с И. П. Липранди, утверждавшим, что старообрядчество - своего рода «пятая колонна» и представляет опасность для стабильности гос-ва, и провозглашен отказ от собственных ранних установок. «Рассчитывать в будущем на какую-либо политическую деятельность раскольников, как гражданской партии, как status in statu, значит не понимать ни бывшего, ни тем еще менее современного духа раскола… Что бы ни предстояло России в будущем, раскольники, по духу своих верований, не только неспособны быть политическими деятелями, но даже и орудием таких деятелей» (Там же. С. 60). Ответом на подобный тезис стала работа Н. И. Субботина «Раскол как орудие враждебных России партий» (М., 1867).
С 1862 г. М. опубликовал в «Русском вестнике» цикл статей о старообрядчестве: «Из истории Преображенского кладбища» (1862. № 2. С. 747-797), «Старообрядческие архиереи» (1863. № 4. С. 599-656; № 6. С. 429-506) и «Исторические очерки поповщины» (публиковались с 1864 по 1867, позднейшее название - «Очерки поповщины»). В том же журнале в 1868 г. были опубликованы «Очерки мордвы» и повесть «Княжна Тараканова и принцесса Владимирская».
Цикл «Очерки поповщины» явился своеобразным продолжением «Писем о расколе», где писатель среди прочего обосновывал необходимость широкой публикации исторических документов, касающихся старообрядчества, а также беспристрастного «систематического описания раскола» («прежде всего нужны факты, факты и факты»). Темами «Очерков...» стали история старообрядчества начиная с XVII в. и его попытки приспособиться к вызовам действительности. В каждой главе раскрыта определенная конкретно-историческая ситуация и описана реакция старообрядчества на нее, следует рассказ о тех или иных исторических личностях (об этом можно судить по названиям глав: «Зарубежные старообрядцы: Искание архиерейства в Молдавии», «Епископ Епифаний», «Афиноген», «Анфим», «Искание архиерейства в конце XVIII столетия» и т. д.). Проблематика «Очерков…» строится на изучении жизнеспособности старообрядчества, которая, по мнению автора, невозможна при условии строгого соблюдения церковных установлений - их незыблемость провозглашает старообрядчество,- и успехов просвещения. Старообрядчество рассматривалось в «Очерках...» в целом с позиций «просветительского неприятия». Их общая идея сводится к обоснованию исторической и нравственной несостоятельности старообрядчества вообще, что определяет отбор образов, фактов, ситуаций и их интерпретацию. Своеобразие «Очерков...» - в глубокой проработке множества архивных и малодоступных документов, законодательных актов. Здесь впервые были опубликованы документы, не потерявшие своей актуальности. «Очерки поповщины» были одной из первых попыток создания систематического, хотя небеспристрастного, свода сведений о старообрядчестве с XVII до сер. XIX в. (вплоть до Рогожского собора 1832 г., постановившего учредить архиерейскую кафедру за границей).
В 1868 г. на страницах «Русского вестника» были опубликованы очерк «Тайны секты» (№ 5. С. 5-70) о хлыстовстве, ст. «Счисление раскольников» (№ 2. С. 403-442), посвященная истории статистики вообще и, в частности, статистики старообрядчества. М. охарактеризовал и подверг резкой критике особенности проведения переписи «раскольников» начиная со времен царя Петра I Алексеевича, обосновав и показав, почему получаемые результаты никогда не были точными и всегда искажались как духовными, так и светскими властями. В 1869 г. в «Русском вестнике» вышел очерк «Белые голуби» - «рассказы о скопцах и хлыстах» (№ 3. С. 311-416; № 5. С. 244-294). Впосл. в ЧОИДР публиковались подготовленные М. «Материалы для истории хлыстовской и скопческой ересей» (1872. Кн. 1. Смесь. С. 45-174; Кн. 2. С. 35-205; Кн. 3. С. 25-324; Кн. 4. С. 15-139; 1873. Кн. 1. С. 1-262). За обращение мн. раскольников в Православие М. получил орден св. Анны 3-й степени.
От убеждения, что старообрядчество должно неизбежно исчезнуть при «успехах просвещения», М. постепенно пришел к выводу, что оно способно придать новый импульс развитию России. Своеобразным этапом в становлении этой идеи стали реакция на покушение на имп. Александра II Николаевича 4 апр. 1866 г. и состоявшаяся нек-рое время спустя командировка М. в Москву. К тому времени М. вышел в отставку в чине действительного статского советника. Во время поездки он стремился выяснить настроения старообрядцев после неудачного покушения на императора и собрать сведения о проходившем в Москве соборе, в частности об «Окружном послании» И. Г. Кабанова и связанных с ним волнениях. Поездка и встречи со старообрядцами снова укрепили писателя в мысли, что старообрядчество - сила, не причастная к политической борьбе, но сохраняющая первоосновы национального менталитета и духовности, преданная религ. идее и монархии,- способно оказать позитивное влияние на общество. «А восстановление русского духа, старобытной нашей жизни все-таки от будущих старообрядцев, которые тогда не раскольники будут»,- писал М. в черновой записке министру внутренних дел П. А. Валуеву о результатах командировки (РНБ. Ф. 478. Оп. 1. № 23. Л. 4). Раскольники для него - те, кто отказываются идти на сближение с офиц. Православием. Старообрядцы - хранители «исконного духа» Руси допетровской, которые, отбросив «предрассудки» и влившись в паству господствующей Церкви, призваны преобразить и ее, и страну в целом, укрепить ее основы. В 1866 г. из-за разногласий с Валуевым писатель подал в отставку, был переведен в распоряжение московского генерал-губернатора и осенью того же года переехал из С.-Петербурга в Москву, затем в с. Ляхово Нижегородской губ. Здесь М. приступил к работе над романами «В лесах» и «На горах», к-рые стали вершиной его художественного наследия. В романе «В лесах», в частности, помещено «Сказание о невидимом граде Китеже», по к-рому эта легенда известна и в наст. время.
Дилогия М. посвящена жизни и быту лесного и нагорного Поволжья, внутреннему укладу народа, старообрядческих скитов. Определяя замысел, он писал, что стремился «изобразить быт великороссов в местностях при разных развитиях, при разных условиях общественного строя жизни, при разных верованиях и на разных ступенях образования». Своего положительного героя писатель искал в среде, наиболее устойчивой к новым веяниям эпохи, живущей по «дониконовским предписаниям», далекой от городского космополитического уклада. Образы купцов, зарождающейся торговой буржуазии, связаны с проблемой дальнейшего развития страны. Бытовая тема оказалась невозможной без разработки темы семьи. Семья интересовала писателя как прочная база для развития личности. Нарушение семейных устоев и правил, по М., ведет к «падению». Уникальна жанровая природа дилогии, сочетающая признаки семейного, авантюрного, бытового романа, специфическое использование фольклора и самых разных фольклорных жанров. Своеобразие дилогии состоит в том, что писатель сумел показать неизвестный, обособленный старообрядческий мир, о котором было известно лишь по тенденциозным публикациям. Эта «отечественная Атлантида» представлена убедительными человеческими характерами. В нач. ХХ в. критик Л. М. Багрецов заметил, что персонажи «живут полной жизнью людей, занимающих определенное общественное положение, вступающих в отношения семейные - людей с известным умственным складом, характером, наклонностями, одним словом - с известной индивидуальностью». М. отходит от устоявшихся шаблонов негативного изображения старообрядчества, которым следовал некогда и сам, хотя иногда сохраняет «чиновничью насмешливость» (выражение Лескова) по отношению к старообрядцам. Двойственное отношение к старообрядчеству выразилось и в неоднозначности ряда героев дилогии. М. совершенно подорвал существовавшие в XIX в. принципы художественного изображения старообрядчества, обозначив в старообрядческой среде положительный идеал. Более того, он нашел и обрисовал в этой среде национальный идеал.
Последние годы жизни М. провел в имении Ляхово. Процесс публикации романа «На горах» затянулся из-за болезни, приведшей к параличу. Утратив способность писать, М. диктовал жене заключительные главы романа «На горах» и начало романа «Царица Настасья». М. был похоронен на кладбище нижегородского в честь Воздвижения Креста Господня женского монастыря. После 1917 г. могила была перенесена на т. н. Бугровское кладбище и к 2016 г. располагается неподалеку от нижегородского старообрядческого Успенского храма РПСЦ. Существуют сведения, согласно к-рым прах с изначального места захоронения перенесен не был и памятник на Бугровском кладбище - кенотаф. В 2013 г. сотрудниками справочно-библиографического отдела НГОУНБ был подготовлен подробный библиографический указатель, посвященный жизни и творческому наследию писателя.
Архив
М. состоит из неск. частей. Немногочисленные (22 единицы), но весьма важные документы, поступившие, как и материалы др. писателей, из Литературного музея и использованные П. С. Усовым, биографом М., хранятся в РГАЛИ (Ф. 321. Оп. 1). Среди них особо следует выделить «Формулярный список о службе чиновника особых поручений VI класса при МВД Мельникова 10 августа 1838 - 14 июня 1855 г.», известный документ, концентрированно отражающий всю многоплановость деятельности писателя и отношение к ней: 17 июня 1835 г. М. был утвержден в звании члена-корреспондента Археографической комиссии; Высочайшим повелением ему поручено исследование о потомках К. Минина; за ревностное сохранение дома Нижегородской гимназии при угрозе пожара с 11 на 12 окт. 1842 г. получил благодарность от министра народного просвещения; практически одновременно занимал должности редактора неофиц. части «Нижегородских губернских ведомостей», действительного члена и правителя губ. статистического комитета, действительного члена Рус. географического об-ва, члена-корреспондента Имп. Московского об-ва сельского хозяйства; утвержден чиновником особых поручений при Нижегородском военном губернаторе, в рамках этой должности выполнял «большей частью секретные и важнейшие» дела, в т. ч. расследование об иноке Варлааме, о пожаре в Семёнове в 1847 г.; досматривал суда, идущие с низовьев Волги, в целях предотвращения холеры, причем так осторожно, что не дал повода для беспокойств на Нижегородской ярмарке в 1847 г.; разбирался с беспорядками в с. Пурех, возникшими при выносе чудотворного Животворящего Креста, составил подробное описание раскольничьих скитов и содействовал их обращению в единоверие; в Городце М. отрыл колокол при моленной, отыскиваемый с 1826 г.; своими увещаниями приостановил распространение раскола в Сергачском у. Министр гос. имуществ утвердил М. членом комитета и распорядителем Нижегородской сельскохозяйственной выставки; Высочайшим повелением, объявленным в предписании МВД от 17 мая 1849 г., утвержден членом Комиссии для разбора древних актов; проводил исследования городских хозяйств в Нижегородской губ.; во время пребывания вел. князей Николая Николаевича и Михаила Николаевича в Н. Новгороде, находясь при них для объяснения местных достопримечательностей, поднес им свои книги «Нижегородская ярмарка», «Духов монастырь» и «собственноручную рукопись Гермогена, патриарха Московского, о явлении Богородицы в Казани, за что удостоился получить бриллиантовый перстень». Также независимо от всех возложенных на него поручений в Нижегородской губ. «назначен начальствующим статистической экспедиции в той же губернии» (Там же. Д. 1. Л. 1-21). В письмах к нижегородскому военному губ. Урусову М. сформулировал свои задачи как чиновника: «Я понимаю должность мою так, что я должен быть Вашим ухом, Вашим глазом» (Там же. Д. 2. Л. 1). Соглашался со словами имп. Екатерины II: «В случае общего несчастия не довлеет о казне рассуждать», причем был убежден в этом «не как должностной человек, а просто, как человек и как русский» (Там же. Л. 1 об.).
Судя по письмам, М. был не просто ревностным и честным чиновником, но по-настоящему увлеченным исследователем, не боящимся никаких испытаний. М. можно назвать пионером исследований, посвященных старообрядчеству, и ему не раз приходилось самому давать определения отдельным согласиям и ветвям старообрядчества. Так, в «Отчете о современном состоянии раскола в Нижегородской губернии» (1854. Ч. 6) он делит спасовцев на «церковщиков» и «перекупыванцев» (РГАЛИ. Ф. 321. Оп. 1. Д. 4. Л. 2 об.). Первое из названий отражает практику нек-рых спасовцев принимать чины крещения и венчания в великороссийской Церкви, второе, видимо, основано на самоназвании и указывает на перекрещивание приходящих в согласие. Такое разделение спасовцев с др. названиями, в указанных М. регионах сохранялось и в 90-х гг. ХХ в., что было отмечено археографическими экспедициями МГУ.
В сочинениях М. встречаются и др. названия, также сохранившиеся до наст. времени,- нетовцы, глухая нетовщина. Некоторые выделенные писателем согласия спасовцев - «дрождники», «Петрова крещения» (Там же. Л. 47) требуют дальнейшего изучения и идентификации. Для названия поморцев М. употребляет широко распространенное и в наши дни название «перекрещенцы». Детальное описание всей старообрядческой ситуации в губернии, структуры согласий, характеристики главных деятелей старой веры - все это позволяет оценить М. прежде всего как исследователя и религиеведа, чьи труды отражают уровень развития научного знания своего времени.
Целый блок документов М.: «Инструкция по командировке в Москву для негласного сбора сведений о раскольничьем соборе» (2 апр. 1866), «Докладная записка с изложением содержания 4 писем о деятельности раскольничьего собора в Москве» (20 апр.- 14 сент. 1866) и «Докладная записка по поводу письма [писателя] от 4 июня с предложением передать материалы о раскольниках в МВД» (20 сент. 1866) - подводит определенные итоги еще одной секретной миссии писателя.
«Записка П. И. Мельникова о необходимости создания монографий по истории раскола в России» [автограф] (16 нояб. 1866) может оказать неоценимую помощь в изучении его творческой лаборатории. Писатель не только изложил свои представления о буд. труде по истории старообрядчества, но и в дальнейшем практически реализовал их в выдающемся соч. «Очерки поповщины», являющемся источником ряда сведений, напр., о несохранившемся знаменитом Лаврентьевом мон-ре, а также в «Письмах о расколе» и др. трудах. История беспоповских согласий старообрядчества и сект осталась в трудах М. освещенной фрагментарно. В «Записке...» писатель отмечал: «Приступать к полной истории раскола неудобно. Полная история возможна лишь тогда, когда собраны будут все известные материалы архивов едва ли не всех городов. Прежде полной истории надобно иметь монографии (по отдельным центрам и согласиям.- Е. А.). С помощью архива МВД, рукописей Публичной библиотеки и печатных книг можно было бы приступить к первоначальному этапу работы. По поповщине: 1. История иргизских монастырей; 2. История ветковско-стародубских монастырей; 3. Рогожское кладбище; 4. История Курженского собора; 5. История Екатеринбургской общины; 6. История поисков архиерея. По беспоповщине: 1. Преображенское кладбище; 2. Покровская (Монинская община); 3. История поморских монастырей; 4. История филипповцев; 5. Самосожигатели; 6. Морельщики; 7. Душители и др.; 8. Бегуны; 9. Споры о браках; 10. Спасовцы; 11. Самокрещенцы. По сектам: 1. Молокане и духоборцы; 2. Решетники; 3. Десное братство. По сектам пророческим: 1. Скопцы; 2. Хлысты; 3. Секты в высшем обществе. Работу можно будет поручить: статским советникам Мельникову и Артемьеву, профессорам МДА, в том числе г-ну Н. И. Субботину и магистру Аристову. Трудно определить необходимое время. Надо попробовать по 15-20 печатных листов в год» (Там же. Л. 1). Части согласий (5, 6, 7) не существовало. Это заблуждение исследователей старообрядчества ХIХ в. Душителями необоснованно называли странников (у М.- бегунов), крестившихся только перед смертью и якобы пытавшихся насильственно приблизить конец, но эти факты не подтверждаются.
Др. объемный комплекс документов М. находится в РНБ. Материалы писателя хранятся в его личном фонде № 478, напр., его записная книжка 60-х гг. с географическими, археологическими и фольклорными записями и зарисовками, а также «Записка П. И. Мельникова о раскольничьих епископах А. Славском (Андрее Лысом) и Андрее Славском (Андрее Шапошникове)» [автограф] (24 марта 1866), содержащая важные сведения о деятелях белокриницкого согласия, сформировавшегося за границей России. В фонде № 73 (В. А. Бильбасов и А. А. Краевский) имеется краткая записка, составленная М.: «О важной услуге, оказанной Рогожскому кладбищу свящ. И. М. Ястребовым». Переписка М. с А. И. Артемьевым находится в личном фонде последнего (№ 37).
Наиболее крупный массив документов сохранился в собрании А. А. Титова, к-рый в 1883 г. приобрел рукописи и бумаги писателя (Ф. 775). Рукописные источники объединены, возможно, самим М. в 199 сборников, в к-рых имеются различные материалы по истории старообрядчества, народному быту, сектантству, фольклору, историко-географическим трудам последователей старой веры. Собрание включает письма разных лиц, как собранные самим писателем, так и переданные ему из собрания МВД и коллекций др. историков. Печатная часть материалов этой коллекции находится в Отделе редких книг Нижегородской научной б-ки.
