ДАРВИН

За время плавания на «Бигле» Д. удалось собрать большое количество биологических, геологических и палеонтологических материалов, классификацией и подробным изучением которых он занимался много лет.

Во время путешествия Д. впервые серьезно задумался о роли пространственной изоляции в эволюции. На эту идею его натолкнуло изучение фауны Юж. Америки, явно возникшей в 2 этапа, причем древняя, раннетретичная, фауна по характеру эволюции отличалась от более поздней. Это позволило Д. предположить, что материки Сев. и Юж. Америка были долгое время изолированы друг от друга. В еще более яркой форме о роли пространственной изоляции в эволюции свидетельствовали наблюдения Д., сделанные им на Галапагосских о-вах, где он подробно исследовал дивергенцию «дарвиновских вьюрков», а также гигантских сухопутных черепах.

Помимо установления роли пространственной изоляции в эволюции Д. во время раскопок нашел интереснейшие данные об эволюции, реально имевшей место во времени. Анализ палеонтологических материалов, собранных в Андах и Уругвае, в частности останков вымерших гигантских ленивцев и нек-рых ископаемых беспозвоночных, обнаруженных в меловых отложениях, окончательно убедили Д. в том, что эволюция действительно имела место.

Представления об эволюции неоднократно высказывались и до Д. Наиболее четко они были сформулированы франц. натуралистом и философом Ж. Б. Ламарком. Его труд «Философия зоологии», содержащий в целостной форме представления автора об эволюции, вышел в свет в 1809 г., в год рождения Д. Поэтому основная заслуга Д. состояла не в развитии им эволюционной концепции, а в том, что он впервые серьезно задумался над главными факторами, к-рые движут эволюцией живых существ.

Важное влияние на мировоззрение Д. оказали взгляды Т. Мальтуса, сформулированные им в кн. «Опыт о законе народонаселения». Д. развил механистические, особенно в приложении к человеческому обществу, взгляды Мальтуса на борьбу за существование и сформулировал свою теорию естественного отбора. Д. выделял 2 формы борьбы за существование: внутри- и межвидовую. Более важную роль он отводил внутривидовой конкуренции и считал, что вид - это реально существующая целостность и что именно вид, а не более высокие таксоны, является главной единицей, участвующей в эволюционных преобразованиях. В отличие от Мальтуса Д. очень осторожно писал о роли естественного отбора в истории совр. человека - Homo Sapiens.

Д. не был «идеологом», т. е. человеком, подгоняющим свои заключения и выводы к постулатам одной идеи. Он постоянно размышлял об основополагающих эволюционных проблемах и модифицировал свою концепцию естественного отбора, исходя из новых данных и откликаясь на критику оппонентов. Естественно, с т. зр. совр. состояния биологической науки, Д. многого не знал. Так, напр., он не мог объяснить, как фиксируются в поколениях фенотипические изменения, возникающие у отдельных особей, к-рые и играли, по его мнению, главную роль в качестве материала для естественного отбора. Поэтому он не мог ответить на критику Ф. Дженкинса, утверждавшего, что отдельные отклонения от нормы (в совр. терминологии - мутации) при дальнейших многократных скрещиваниях будут разбавляться и исчезать в ряду поколений, как исчезает голубой цвет чернил при повторных растворениях. Д. легко мог бы ответить на это возражение, если бы был знаком с трудами Г. Менделя, показавшего в своих исследованиях на душистом горошке, что контрастные наследуемые признаки не растворяются в потомстве, а, следуя строгим законам наследственности, снова и снова выщепляются (сегрегируют) в следующих поколениях в определенных пропорциях. Но работа никому не известного чеш. мон. Менделя, вышедшая в свет в 1865 г., не привлекла внимания Д., и в конце жизни он был склонен рассматривать одновременные благоприятные изменения, происходящие сразу в большой группе особей, как основной материал для действия естественного отбора. Более того, развивая эту вполне ламаркистскую концепцию, Д. предложил «теорию пангенезиса», согласно к-рой с помощью гипотетических частиц «геммул» приобретенные за время жизни организма благоприятные свойства могут передаваться от органов тела половым клеткам.

Совр. эволюционное учение не сводится к дарвинизму. Наиболее популярная его версия, вобравшая в себя данные генетики, палеонтологии и др. активно развивавшихся в ХХ в. наук и получившая широкое распространение в мире,- синтетическая теория эволюции (СТЭ). СТЭ, естественно, шире дарвинизма и включает его как составной элемент, к тому же в трансформированном виде. Существуют и альтернативные СТЭ взгляды: теория номогенеза Берга, теория прерывистого равновесия, нейтралистская концепция и проч.

Все исследователи, предложившие в разное время альтернативные дарвинизму и СТЭ гипотезы для объяснения скорости и направления эволюционного процесса, не были «антидарвинистами». Несмотря на то что Д. ничего не знал ни о природе мутаций, ни тем более о роли ДНК в наследственности, он предположил, что формообразующий естественный отбор действует на базе небольших, благоприятных для организма изменений, и эта т. зр. доминировала как в ХIХ, так и в ХХ в., став неотъемлемой частью СТЭ.

По мнению таких ведущих специалистов, как амер. генетик Р. Фишер, именно «малые мутации» и лежат в основе любых эволюционных преобразований, включая видообразование. Однако по мере того как исследователи, используя совр. методы анализа, включая секвенирование, т. е. полное прочитывание геномов (ДНК) мн. организмов, начали описывать генетические системы, по к-рым виды отличаются друг от друга, то сразу же оказалось, что реальная ситуация часто не согласуется с теорией «малых мутаций». Так, ДНК шимпанзе и человека практически идентичны и отличаются менее чем на 1%. Предположительно во мн. случаях именно неск. «больших мутаций» с ярко выраженным адаптивным эффектом отличают близкие виды.

Еще в 40-х гг. XX в. нем. генетик Р. Гольдшмидт вслед за основателем теории мутаций Х. Де Фризом сформулировал представления о быстром, взрывном видообразовании. Согласно теории Гольдшмидта, в противовес гипотезе Д. о постепенном, градуальном видообразовании, виды возникают взрывообразно, сразу и быстро, в результате одновременного появления мн. особей внутри существующего вида, причем эти особи, «многообещающие уроды» по терминологии Гольдшмидта, резко отличаются по мн. признакам от исходных форм и скрещиваются преимущественно друг с другом.

Во многом сходные с Гольдшмидтом убеждения высказывал и отечественный эволюционист акад. Л. С. Берг. Он считал, что эволюция идет скачками, пароксизмами, мутационно. При этом число наследственных вариаций ограниченно и происходят они по определенным направлениям. В отличие от СТЭ, включившей в себя в качестве компонента дарвинизм и постулирующей медленную эволюцию, идущую за счет небольших постепенных изменений и «творческой роли» естественного отбора, отбирающего наиболее приспособленные формы, концепция Берга предполагает одновременное появление новых признаков сразу на громадной территории. Берг считал, что «эпидемический» характер видообразования имеет важнейшее значение в эволюции, в то время как функция естественного отбора заключается лишь в поддержании нормы и отбраковке «неудачных вариантов». Представление о быстром, взрывном видообразовании легко объясняет высокую скорость эволюции некоторых групп организмов и отсутствие промежуточных форм при образовании новых таксонов, которое отмечали Д. и мн. др. исследователи.

При всем разнообразии совр. научные концепции не отрицают эволюционного процесса как научно доказанного факта и естественного отбора, открытого Д., как важнейшего, хотя и не единственного фактора эволюционных преобразований. Проблема заключается лишь в поисках средств использования совр. достижений естествознания для раскрытия конкретных и реальных путей эволюции животных и растений.

Решающую роль в переосмыслении факторов и скорости эволюции в последнее десятилетие сыграло секвенирование полной последовательности ДНК таких организмов, как мушка дрозофила, мышь и человек. То, что переживают сейчас молекулярные биологи, прочитывающие все новые и новые геномы различных организмов, можно сравнить с переживаниями археологов, перед которыми открылась бесконечная цепь холмов-могильников, в каждом из к-рых находится подробная история целой цивилизации, о которой до этого времени существовали лишь смутные догадки и разрозненные факты. Секвенирование мн. геномов, в т. ч. геномов близких видов, таких как человек и шимпанзе, показало, что на долю «нормальных», структурных генов, контролирующих морфофизиологические свойства организма, приходится всего лишь неск. процентов генома. Вся остальная ДНК «занята» различными мобильными генетическими элементами, способными перемещаться по геному, а также ретровирусами и разнообразными видами повторов, функции которых неизвестны. Эти данные требуют осмысления и по-новому ставят вопрос как о скорости и направленности эволюции, так и о главных движущих факторах эволюционных преобразований.

В наст. время уже ни у кого из биологов не вызывает сомнения, что хранилища генетической информации (геномы) всех организмов постоянно изменяются, обмениваются информацией друг с другом и эволюционируют. Естественный отбор, о решающей роли к-рого в эволюции впервые писал Д., несомненно, является важнейшим фактором во всех этих преобразованиях, приводящих в итоге к максимальной адаптации вида к окружающим условиям внешней среды. Тем не менее полемика вокруг дарвинизма не прекращается.

Позицию католич. Церкви в отношении дарвиновской теории эволюции выразил папа Пий XII в энциклике «Humani Generis» (1950), где сказано, что Церковь допускает научное учение, согласно к-рому «человеческое тело могло произойти от ранее существовавших живых существ». При этом в том же документе подчеркивается, что «католическая вера обязывает нас считать, что души создаются только Богом». 22 окт. 1996 г. папа Иоанн Павел II, высказываясь о теории эволюции в обращении к Папской академии наук, подтвердил эту позицию. По сообщениям средств массовой информации («La Croix», «Le Figaro»), папа Бенедикт XVI, выступая против дарвинизма в сент. 2006 г. на закрытом коллоквиуме по теме «Сотворение и эволюция», высказал ту же т. зр., что и в апр. 2005 г. (до его избрания папой Римским), что человек является не «случайным и бессмысленным продуктом эволюции», но «продуктом замысла Божия». Дискуссии между креационистами и эволюционистами идут и в Православии, однако официальных заявлений Церкви по этому вопросу нет.