Граффи́ти, надписи, знаки или рисунки, сделанные острым предметом на твердом материале (камень, металл, глина, дерево, стены построек), входят в число объектов эпиграфики - комплексной историко-филологической дисциплины, изучающей надписи не на пергамене и не на бумаге. Г. относятся к частным, или неофиц., надписям. Наиболее разнообразными по содержанию среди слав. Г. являются надписи на стенах храмов, среди к-рых выделяют молитвенные тексты, богослужебные и библейские цитаты, записи о конкретных событиях или житейских ситуациях. Г. бывают нанесены и на др. предметы - на изделия из керамики и дерева (владельческие Г. или подписи мастера), на камни и др. Обладая 2 важными свойствами - точной географической локализацией и аутентичностью,- Г. являются важным источником по истории языка (книжного и разговорного) и местных книжных традиций (молитвенные, богослужебные, библейские Г., Г. с лит. аллюзиями), по истории местных церковных и светских институтов (летописные, поминальные, бытовые Г.), по истории народных представлений (фольклорные Г.).
Древнейшие слав. Г. выполнены как глаголическим, так и кириллическим алфавитом на фрагментах керамики, на стенах сохранившихся построек и скальных мон-рей и датируются рубежом IX и X вв. и 1-й третью X в. Территориально они связаны с Первым Болгарским царством - от Охрида до Добруджи, хронологически - с эпохой царя Бориса и его сына царя Симеона, с распространением (известным по греч. и лат. источникам) слав. христ. письменности в древних болг. столицах Плиске, Преславе и Охриде. Эти памятники - свидетельства усвоения балканскими славянами кирилло-мефодиевской традиции.
Датировка древнейших надписей в большинстве своем определяется показаниями археологической среды поселений и комплексов, в составе к-рых они были найдены, но часть их содержит прямую дату (6 надписей X-XI вв.), в т. ч. Г. (здравица) 931 г. на боковине сосуда для вина из раскопок в районе Преслава (Popkonstantinov K., Kronsteiner O. Starobulgarski nadpisi. Salzburg, 1994. Bd. 1. S. 48-50, 204-205. (Die Slawische Sprachen; 36)). На сегодняшний день Г. 931 г. и надпись 921 г., выбитая на стене скального мон-ря недалеко от г. Тырговиште, о смерти «раба Божия Антония» - это древнейшие датированные Г., сделанные на слав. языке слав. алфавитом (кириллицей).
Значителен объем недатированных кириллических надписей X и XI вв. К ним относятся Г. Павла Хартофилакса из Преслава на стене т. н. Круглой ц. X в., надгробная славяно-греч. надпись Анны, надпись из с. Теке-Козлуджа (ныне Избул, близ Шумена), двуязычная надпись из некрополя Большой базилики в Плиске, надпись «чергубиля» Мостича, надгробная надпись Тудоры («(гр)об см (Т)оудоры (ра)бы Божи(а)»), надгробная надпись из с. Цар-Асен, Г. на каменных блоках из с. Мурфатлар (Румыния), надпись из с. Крепча («съде почиваетъ отъцъ с(вя)тъ Анътоунии»), темничская надпись (с именами 40 мучеников), противобогомильское Г. Анании («иже… проч(ътет)ъ (еже нап)исах да проклънетъ еретика аще бо и не про(клънетъ) то д(а бу)детъ самъ прокля(тъ аще ж)е проклънетъ (ер)етика то (с)его Б(ог)ъ Г(оспод)ъ помилоуетъ † се же писа анани мо(нахъ)»), надписи на фрагментах керамических плит из Преслава, кириллические надписи на печатях Первого Болгарского царства. Особый интерес представляют Г. на оловянных амулетах X-XI вв. с апокрифическими заклинательными молитвами против нежита и трясовиц (Popkonstantinov, Kronsteiner. Starobulgarski nadpisi. Bd. 1. S. 113-119, 123-126. (Die Slawische Sprachen; 36)), к-рые свидетельствуют о сложном взаимодействии языческой и христ. традиций в народной культуре.
Использование в древнейших датированных надписях 921 и 931 гг. кириллического алфавита, содержание надписей - религ. и бытовое, территориальная приуроченность обеих надписей - Преслав и тяготеющие к нему скальные мон-ри - все это свидетельствует о быстром распространении слав. кириллической письменности после Преславского Собора 893 г. Находки болг. археологов в XX в. не только кириллических, но и глаголических надписей на территории Зап. и Вост. Болгарии показали, что глаголица продолжала использоваться в монастырских скрипториях и после Преславского Собора, оставаясь письмом литургическим, и лишь постепенно уступала место кириллице в этой сфере. Кириллическое письмо на территории Первого Болгарского царства в отличие от глаголического становилось все более многофункциональным, что объясняется, конечно, его происхождением и теснейшей связью с греч. письмом.
Древнеслав. эпиграфические памятники имеют важное значение для изучения фундаментальных проблем палеославистики - происхождения слав. письменности и слав. азбук, хронологии рукописных памятников, истории слав. языков. Начиная с П. Й. Шафарика, надписи из Болгарии, Сербии, Македонии включаются в корпус источников по истории, истории языка, письменной традиции славян на Балканах. Язык надписей может отражать особенности развития южнослав. диалектов, различные графико-орфографические системы (одноеровые, одноюсовые и др.), не всегда проявлявшиеся с той же полнотой в книжном письме. При отсутствии слав. рукописей ранее кон. X - нач. XI в. показания надписей более раннего времени (нач.- 1-й трети X в.) могут иметь определяющее значение. Так, содержание глаголических Г. (исключительно богослужебного характера), география их находок, связанная с древнейшими очагами слав. письменности, постепенное вытеснение из эпиграфической практики глаголицы являются дополнительными свидетельствами ее старшинства по отношению к кириллическому алфавиту.
Первые находки и публикации древнейших слав. надписей относятся ко 2-й пол. XIX в., в нач. XX в. слав. надписи стали объектом изучения исследователей в Русском имп. Археологическом ин-те в К-поле и связаны с трудами рус. византинистов и славистов - архим. Антонина (Капустина), Ф. И. Успенского, Н. П. Кондакова. Заслуга введения слав. средневек. эпиграфических памятников в круг историко-лингвистических источников на Балканах принадлежит болг. историкам и лингвистам И. Гошеву и И. Гылыбову. В изданном в 1961 г. Гошевым своде древнеболг. глаголических и кириллических надписей IX-X вв. представлены надписи на керамических плитах, мраморных колоннах, Г. на стенах исследованной в 1927 г. К. Миятевым Круглой ц. в Преславе, надписи на надгробиях и на печатях эпохи царей Симеона, Петра и Самуила. Исследование этого материала, в т. ч. древнейшего фрагмента глаголической азбуки-Г. на стене крещальни Круглой ц., позволило Гошеву предложить ряд новых чтений, ученый также высказал соображения относительно раннего периода развития слав. письма, его взаимоотношения с праболг. руническим письмом. Вслед за Э. Георгиевым (Георгиев Е. Славянская письменность до Кирилла и Мефодия. София, 1952) Гошев реконструировал предполагаемое слав. письмо до равноапостольных Кирилла и Мефодия. Мн. положения Гошева не выдержали испытания временем и новыми фактами. Так, исследование надписей Преслава и Круглой ц. (т. н. Преславский эпиграфический комплекс), предпринятое в 80-х гг. XX в. К. Попконстантиновым и А. А. Медынцевой, показало несостоятельность тезиса о слав. письме до равноапостольных Кирилла и Мефодия, было предложено более верное прочтение ряда надписей, в т. ч. глаголической азбуки на стене крещальни Круглой ц., уточнена методика эпиграфических исследований.
В посл. десятилетия XX в. Попконстантинов частично ввел в научный оборот эпиграфический комплекс из раскопок мон-ря IX - нач. XI в. в с. Равна (близ Провадии), посвященного Пресв. Богородице. Наличие на остатках стен разнообразных Г.: греч., слав. глаголических и кириллических, праболг. рунических надписей, надписей «смешанного» типа - греческо-кириллических (более 300), рисунков крестов, монограмм, изображений животных, фрагментов орнаментов, находящих аналогии в украшениях глаголических рукописей,- свидетельствует о существовании здесь в эпоху царя Симеона монастырского скриптория - одного из ранних центров слав. письменности периода «золотого» века древнеболг. книжности, в к-ром насельники мон-ря обучались не только грамоте (найдено неск. греч. и кириллическо-греч. абецедариев), но и переводческому делу (на это указывают греческо-кириллическая надпись, воспроизводящая 3-й ст. 53-го псалма, греч. надпись, цитирующая 13-16-й стихи 144-го псалма, и др.) (Попконстантинов К., Костова Р. Скрипторият в Равненския манастир: Още веднъж за украсата на старбългарските ръкописи от IX-X вв. // Средновековна християнска Европа: Изток и Запад: Ценности, традиции, общуване = Medieval Christian Europe: East and West: Tradition, Values, Communication. София, 2002. С. 719-725). В 1957 г. был открыт скальный мон-рь около с. Мурфатлар, где на остатках стен 6 церковных зданий и построек X в. обнаружено более 100 праболг. рунических и «руноподобных» знаков, кириллических, глаголических, греч. надписей и букв, а также ок. 1 тыс. рисунков. Все они относятся к христ. времени и свидетельствуют о распространении слав. письменности в полиэтнической (праболг., слав., греч.) монашеской среде.
К эпохе Второго Болгарского царства относится ряд ктиторских, надгробных надписей на плитах, надписи на крестах, Г. паломников, поминальные Г. на стенах скальных мон-рей в долинах рек Искыр, Русенски-Лом, в с. Иваново, надписи из Македонии и Сербии и др. Среди них есть надписи с датами - 1204, 1252, 1290/91, 1322, 1335, 1342, 1356, 1379, 1491 гг. Средневек. надписи из Боснии и Герцеговины представлены многочисленными надгробными надписями и поминальными надписями на каменных крестах XIV-XVI вв., большое число из них датировано.
По содержанию южнослав. глаголические Г. представляют собой фрагменты молитв: «Господи, помози рабу Божию имярек», «Господи, спаси (помилуй) раба Божия имярек» и т. п. Основной корпус кириллических надписей в зависимости от их содержания и структуры классифицируется С. Смядовским следующим образом: надгробные и поминальные надписи, ктиторские и строительные надписи, летописные надписи, надписи, имеющие характер приписок, владельческие надписи, varia (надписи, состоящие только из даты, случайные подписи, неидентифицированные надписи) (Смядовски. Българска кирилска епиграфика. С. 46-47). Поминальные и памятные Г. на церковных стенах могут включать инципиты молитв, цитаты из Псалтири, литургические фрагменты, подписи-автографы («имярек писал»). Г. исторического, или летописного, характера сообщают о военных событиях, о постройках или росписи храмов, о возведении оборонительных сооружений. В такого рода надписях, отражающих исторические события, с именами царей Иоанна Шишмана, Иоанна Александра, Иоанна Срацимира, как и в подобных надписях более раннего времени, ощутима связь слав. балканской эпиграфики с византийской (восходящей к античности) и праболг. традициями. Надписи XIV-XV вв. свидетельствуют о непрерывности слав. письменной культуры в эпоху османского владычества.
Эпиграфика Др. Руси представлена разнородными текстами на разнообразном материале - надписями на поминальных или памятных крестах и крестах-тельниках, на произведениях мелкой пластики, на предметах прикладного искусства, на иконах, на фресках. Значительное место среди древнерус. надписей занимают многочисленные и варьирующиеся по содержанию Г. на стенах храмов. За исключением кириллических надписей X в.: на корчаге (керамическом сосуде) из Гнёздова под Смоленском - слово «горухша» (в разных вариантах его прочтения производное либо от глагола «горети», либо от имени собственного Горун, Горунша) - и на ручке амфоры из древней Тмутаракани (совр. ст-ца Тамань Краснодарского края) - слово «бат»,- все известные к наст. времени рус. эпиграфические памятники относятся к христ. эпохе. Древнейшие надписи свидетельствуют о том, что на Руси в торговой и, возможно, государственно-адм. сферах элементы кириллической письменности использовались до принятия христианства.
IX-X вв. датируются найденные на территории Др. Руси предметы с отдельными буквенными знаками. Все эти находки сделаны при раскопках торгово-ремесленных и военно-адм. центров, возникавших в VIII-IX вв. в ключевых точках великих водных путей средневековья, пересекавших Вост. Европу,- на пути с Балтики на Восток, «из варяг в греки» (Ст. Ладога, Рюриково городище, Гнёздово, Б. Тимерево). В княжеско-жреческой и торгово-военной среде этих центров с их полиэтническим (слав. и неслав.) населением использовались знаки различных алфавитов (сканд. рунического, греч., слав. кириллического, на юге - куфического) первоначально, по-видимому, как магические знаки и знаки собственности.
После Крещения ситуация на Руси качественно меняется - начинает активно распространяться кириллическая письменность и церковнослав. книжная культура: возникают церковные и монастырские скриптории с профессиональными книжниками и писцами, грамотность проникает и в др. социальные слои, о чем свидетельствуют владельческие надписи и подписи мастеров - литейщиков, ювелиров, древоделов, бочаров, косторезов и камнерезов, живописцев, иконников и др. Ряд надписей XI-XII вв. имеет дату: надпись на Тмутараканском камне 1068 г., Г. 1052 и 1054 гг. в киевском Софийском соборе, надпись 1161 г. на напрестольном кресте прп. Евфросинии Полоцкой, надписи 1171 г. на Борисовом камне, надпись 1379 г. в новгородской ц. Спаса на Нередице и др. Время нанесения недатированных надписей определяется на основании комплексного - палеографического, лингвистического, археологического - анализа.
Рубежом X и XI вв. датируются кириллические надписи на монетах - златниках и сребрениках князей равноап. Владимира и Ярослава: «Владимир на столе а се его сребро», «Ярославле сребро» (Сотникова М. П. Древнейшие рус. монеты X-XI вв.: Кат. и исслед. М., 1995. С. 7). К древнейшим памятникам рус. христ. эпиграфики можно отнести найденную в 2000 г. деревянную книгу 1-й четв. XI в. (Новгородская Псалтирь), состоящую из 3 дощечек - цер. На восковых табличках, заполнявших деревянные страницы, воспроизведены тексты псалмов на церковнослав. языке, отражающем ранний этап его рус. извода (Зализняк А. А., Янин В. Л. Новгородский кодекс 1-й четв. XI в.- древнейшая книга Руси // ВЯ. 2001. № 5. С. 3-25). Хотя воск и не является твердым материалом, однако орудием письма по нему служили те же металлические или костяные писала, к-рыми наносились тексты на штукатурку или на бересту древних стен. Поэтому приемы письма по воску, бересте и стене имеют много общих черт, отличающих их от письма по пергамену или бумаге. К XI в. относится Г. на деревянном цилиндре из Новгорода, служившем пломбой для мешка при распределении княжеских доходов: «мецъницъ мѣхъ въ тихъм…гѣ полъ цътвъръ» (Зализняк А. А. Древненовгородский диалект. М., 2004. С. 276, № 5). Это один из самых ранних текстов, отразивших одноеровую (с «ъ») графику и древненовгородское диалектное явление - «цоканье».
С развитием в XI в. на Руси церковного каменного зодчества появляются Г. на стенах храмов. Многочисленные Г. XI-XV вв.- надписи и рисунки - сохранились на древних участках церковных стен в Киеве, Новгороде, Ст. Ладоге, Полоцке, Галиче Волынском, Пскове, Владимире, Ст. Рязани. В Киеве Г. обнаружены в Софии Св. соборе (более 300), в Михайловской ц. киевского Выдубицкого Всеволожа во имя арх. Михаила муж. мон-ря (ок. 20), на стенах Зверинецких пещер (см. Зверинецкий во имя арх. Михаила мон-рь) и Ближних пещер Киево-Печерской в честь Успения Пресв. Богородицы лавры, в Успенском соборе Киево-Печерской лавры (13), в ц. Спаса на Берестове (22), в Кирилловской ц. (27). Многочисленны Г. в новгородских храмах - в Софии Св. соборе (более 250), в Георгиевском соборе Юрьева новгородского мон-ря (более 20) и в соборе Рождества Пресв. Богородицы в Антония Римлянина в честь Рождества Пресв. Богородицы мон-ре (ок. 5), в ц. Спаса на Нередице (ок. 100), в ц. Феодора Стратилата на Ручью (ок. 100), в ц. Благовещения на Мячине (в Аркажах), в ц. свт. Николая на Липне (более 10), в ц. Успения Пресв. Богородицы на Волотовом поле (более 10). Г. встречаются на стенах храмов и в др. древнерус. городах: в Спасо-Преображенской ц. Евфросиниева полоцкого жен. мон-ря (ок. 15), в ц. Рождества Пресв. Богородицы псковского Снетогорского мон-ря, в др. древнерус. храмах. Топография Г. показывает, что практически любая поверхность стен, столбов и лестничных башен могла служить «писчим материалом» для грамотных людей из самых разных социальных слоев.
Обычно нанесение Г. на стену храма во время богослужения имело молитвенную функцию, поэтому наиболее распространенными являются краткие молитвенные надписи с формулой «Господи, помози рабу Своему имярек»: «Г(оспод)и помози рабоу Своемоу Петрови» (XII в., киевский Софийский собор - Высоцкий. Средневековые надписи. С. 31, № 106); «Г(оспод)и помози рабоу Своемоу Нѣжятѣ Иваничоу» (XI в., новгородский Софийский собор - Медынцева. Древнерус. надписи. С. 67); «Г(оспод)и помози рабоу Своему Матфѣю» (XIII в., ц. Спаса на Нередице - Рождественская. Древнерус. надписи. С. 87). Новгородский архиеп. св. Мартирий в 90-х гг. XII в. оставил автограф в новгородском Софийском соборе: «Г(оспод)и помози Мартирию архиепископоу» (Рыбаков. Рус. датированные надписи. С. 34. Табл. XXIV). Авторы Г. молились за своих архиереев, о чем свидетельствует, в частности, надпись XI в. в новгородском Софийском соборе: «П(о)мози Г(оспо)д(и) ар(ъх)иепискупу отъцу нашьму. Аминъ» - предположительно это молитва о Новгородском архиеп. св. Нифонте (Медынцева. Древнерус. надписи. С. 112).
Встречаются эмоционально окрашенные молитвенные Г., напр., надписи в киевском Софийском соборе: «Ох мне, не осуди меня, святой Онуфрий, направь меня на путь истинный, спаси душу грешную», XII в.; «Ох мне, грешнику, недостойному рабу Твоему, помилуй, Господи, и отведи меня от муки вечной, избавь… и от напасти. Аминь», XI в. (Зализняк. К изучению древнерус. надписей. С. 269, 271; перевод). К Киевскому митрополиту относится одна из самых выразительных покаянных надписей XII в.: «О Господи, неужели бесы страшнее этого зла и печали - разгневать владыку!» (киевский Софийский собор - Зализняк. К изучению древнерус. надписей. С. 249-251; перевод).
Часты Г. с формулой «имярек писал»: «Оръкадъ псалъ» - автограф Новгородского еп. св. Аркадия (1158-1163) в новгородском Софийском соборе (Медынцева. Древнерус. надписи. С. 107; Зализняк. К изучению древнерус. надписей. С. 285); «Стефанъ п(ь)салъ» (XI в., там же - Медынцева. Древнерус. надписи. С. 53); «Иване п(ь)салъ лѣвою р(оукою)» (XII-XIII вв., Георгиевский собор Юрьева мон-ря - Рождественская. Древнерус. надписи. С. 69) и др. Обе формулы («Господи, помози...» и «имярек писал») часто бывают представлены вместе. Напр., воевода кн. Всеволода Ярославича Ставр Городятинич оставил в кон. XI или в нач. XII в. на стене киевского Софийского собора 2 Г.: «Г(оспод)и помози рабу Своему Ставърови недостоиному рабу Твоему» и «пс(а)лъ Ставъръ Городятиничь» (Высоцкий. Древнерус. надписи. С. 56-57, № 18).
Большинство молитвенных Г.- автографы, так же как и надписи типа «имярек писал». Их авторы часто называют себя привычными в быту нехрист. именами - Витомир, Воинег, Дадята, Нежата, Перенег, Радко, Сводька, Своята, Святонег, Сновид, Фарьман, Хотко, Чудил и др.,- пишут о себе, что они «грешные», «недостойные», «лютые» («Саватий писал грешный паче всех человек», «А се Созон писал лютый», «Фока писал грешный, тать погребный»), «богатые грехами, убогие добрыми делами». Новгородец XIII в. Сновид Степанич, варьируя эту формулу, написал на стене Георгиевского собора, что он «богат грехами», но «убог кунами», т. е. деньгами (Рождественская. Древнерус. надписи. С. 69-71).
В большинстве случаев киевляне, как и новгородцы, писали о себе в 3-м лице и использовали в формуле «имярек писал» перфект на «-л». В южнослав. Г. этого типа нормой является употребление местоимения «азъ» и глагола в форме аориста 1-го лица: «Азъ Иво грамматикъ писа сия слова»; «Азъ Радъ писахъ» и т. п. Среди киевских надписей встречается неск. Г., в к-рых употреблены местоимение и согласованная с ним форма аориста 1-го лица, что вызвано, по-видимому, покаянным содержанием надписей. Таковы надписи XIII в.: «Се азъ греш(ь)ныи Никола (на)псахъ мъляся Г(оспод)у и Б(о)гу Своему да (и)збавить мя (бе)щисльныхъ (гре)хъ моихъ»; надпись 2-й пол. XII - 1-й пол. XIII в.: «Артемиос помилоу мя грѣшьника Ио(анна) азъ твоя стихѣра (ко)нархиса(х)» (прочтение и перевод обеих надписей принадлежат А. А. Турилову: Турилов. Заметки. С. 31). По замечанию исследователя, последняя надпись представляет «автограф одного из первых известных по имени древнерусских канонархов».
В киевском и новгородском Софийских соборах обнаружены глаголические и смешанные кириллическо-глаголические молитвенные Г. (в Киеве - 3, в Новгороде - 10), датируемые XI в. и представляющие собой фрагменты молитвенных формул («Господи, помози, спаси, помилуй» - Медынцева. Грамотность в Др. Руси. С. 25-32). Глаголические буквы в составе кириллических надписей 1-й пол. XII в. обнаружены в Георгиевском соборе Юрьева мон-ря (Рождественская Т. В. Надписи с глаголическими буквами из Георгиевского собора Юрьева мон-ря в Новгороде // Slavia Orthodoxa: Език и култура: Сб. в чест на проф. д. ф. н. Р. Павлова. София, 2003. С. 338-345). Исключительно молитвенный или богослужебный характер глаголических Г. свидетельствует об особой, богослужебной функции глаголицы (показательно, что нет глаголических берестяных грамот). В Др. Руси знакомство с глаголицей являлось частью подготовки профессиональных книжников.
Важными с т. зр. слав. библейской текстологии и исторической литургики представляются Г. с выдержками из Свящ. Писания и церковных служб, сохранившиеся во мн. древнерус. храмах. В киевском Софийском соборе надпись на фресковой композиции «Жертвоприношение Авраамово», XII в. (№ 172, по нумерации Высоцкого), содержит один из древнейших в слав. традиции отрывков из ветхозаветных текстов. Согласно атрибуции Турилова, текст соответствует стихам 7-8 с утраченной частью 6-го ст. гл. 22 кн. Бытие и близок (не совпадая буквально) ко 2-й паремии в 5-ю субботу Великого поста (Турилов. Заметки. С. 37-40). Многочисленные богослужебные Г. сохранились в новгородских храмах: в Софийском соборе («аз(ъ) ж(е) въз(в)еселюся, Господи» - Пс 103. 14), в ц. Спаса на Нередице (фрагменты великопостной службы 6-го часа, нач. XIV в., ирмосы службы на Успение Пресв. Богородицы, XV в.), в ц. Феодора Стратилата на Ручью (фрагменты запричастного стиха, XV в.) (Рождественская. Древнерус. надписи. С. 84-85, 89-90, 114-115). На столбе жертвенника в ц. Успения на Волотовом поле нанесены фрагменты священнических возгласов всенощного бдения, стихира («Днесь церковная завеса на обличение беззаконных раздирается и солнце лучи своя скрывает, Владыку зря распинаема») и тропарь («Яко овча на заколение веден был еси, Христе Царю, и яко агнец незлобивый пригвоздился еси кресту от беззаконных мужей, грех ради наших, Человеколюбче!») утрени Великой пятницы, нач. XV в. Стихира и тропарь службы Великой пятницы имеют знаки нотации, в них использованы фиты,- видимо, надписи сделаны кем-то из певчих. На фрагментах древней штукатурки из раскопок нач. XX в. ц. ап. Климента в Ст. Ладоге сохранился текст песнопения «Ныне силы небесные с нами невидимо служат» из литургии Преждеосвященных Даров, кон. XII - нач. XIII в. (Рождественская. Эпиграфические памятники. С. 16-17).
Стихира и тропарь из ц. Успения на Волотовом поле (нач. XV в.) соответствуют богослужению по Студийскому уставу, использовавшемуся в Русской Церкви до рубежа XIV и XV вв., когда совершался переход от Студийского устава к Иерусалимскому. Данные Г. свидетельствуют в поддержку гипотезы о распространении в Новгороде Иерусалимского устава не ранее 30-х гг. XV в. (Бобров А. Г. Книгописная мастерская Лисицкого монастыря // КЦДР. 1991. [Вып.]: XI-XVI вв. С. 91 и сл.). Студийскому уставу также соответствует более ранняя надпись из Ст. Ладоги (кон. XII - нач. XIII в.).
На столбе ц. Спаса на Нередице (Новгород) сохранилась запись XIV в.: «непоусечь пясу». Данное Г. представляет собой сочетание начальных слогов древнерус. названий дней недели: не - неделя (воскресенье), по - понедельник, у - уторник (с диалектной меной «в» на «у»), се - середа, чь - четверток, пя - пяток, су - суббота (Рождественская. Древнерус. надписи. С. 78-79). Автор Г., опытный книжник, воспроизвел на стене обычные в церковнослав. богослужебных рукописях сокращения дней недели, на к-рые полагались те или иные евангельские чтения. В отличие от рукописей в Г. отсутствуют титла.
Помимо богослужебных и библейских текстов в Г. зачастую цитируются (прямо или косвенно) лит. произведения. Неск. таких надписей XI-XIII вв. сохранилось в киевском Софийском соборе. Так, в Г. кон. XI в. приведен текст из подборки переводных изречений «Разумы Варнавы неподобного», к-рая входила в состав распространенного на Руси сб. «Пчела»: «мати не хотячи дѣтичя бѣжаеть Г(оспод)ь не хотя человѣка бѣдами кажетъ оумъ истоупивъ своего чину въсѣмъ грѣхомъ обьчь боудетъ аминь» (Мать не по злой воле наказывает дитя; Господь не по злой воле человека наказывает бедами. Разум, вышедший за свои пределы, станет причиной всех грехов. Аминь - Рождественская Т. В. Лексико-семантический анализ древнерус. надписи XI в. из Софии Киевской // Русская историческая лексикология и лексикография. 1988. Вып. 4. С. 98-105). Сходное изречение встречается под 1214 г. в Летописце Переяславля Суздальского (ПСРЛ. Т. 38. Л., 1989. С. 165). Киевская надпись свидетельствует о том, что слав. перевод «Разумов Варнавы неподобного» был хорошо известен в Киеве уже в кон. XI в. В Г. XIII в. пересказывается фраза из «Слова о послушании» - поучения, входившего в Скитский Патерик и включавшегося в рукописной традиции в Пролог под 10 апр.: «седя во послушянии о(ть)ца своего лучии есте живущаго во пустыни» (Пребывающий в послушании своего отца (духовного) лучше того, кто живет в пустыне). Эта надпись старше известных слав. списков Скитского Патерика (Турилов. Заметки. С. 35-36). Лит. происхождение имеет и Г. XIII в. (№ 183, по нумерации Высоцкого): «что створю нѣ веде комъ приближю ся» (Что сотворю, не знаю. Ох мне, к кому приближусь (прибегну?)). По предположению Турилова, здесь могли быть процитированы как тропарь 6-го гласа на утрене во вторник, так и молитва свт. Кирилла Туровского прор. Иоанну Предтече на утрене во вторник. А. А. Зализняк указал почти точную параллель с Житием прп. Нифонта в «Выголексинском сборнике» кон. XII в. (Зализняк. К изучению древнерус. надписей. С. 42-43).
Г. с лит. аллюзиями встречаются в новгородских храмах. На стене Мартириевской паперти новгородского Софийского собора сохранилась надпись нач. XIII в.: «и рекоу о доуше моя чемоу лежиши чемоу не востанеши чемоу не молиши ся Господу Своемоу дьн(ь)ви… зъло видючи а добра не видючи чюжемоу доброу завидоуючи а сама добро не творячи». Этот текст с аллюзиями на покаянные каноны преподобных Андрея Критского и Романа Сладкопевца не находит точных параллелей с текстами богослужебных сборников, но, видимо, имеет отношение к жанру покаянных стихов, рус. рукописная традиция к-рых датируется не ранее рубежа XV и XVI вв. В надписи из Мартириевской паперти мог отразиться один из ранних этапов сложения этого жанра (Рождественская Т. В. Об одной древнерус. надписи XIII в. из Софийского собора в Новгороде // Русь и юж. славяне: Сб. ст. к 100-летию со дня рожд. В. А. Мошина (1894-1987). СПб., 1998. С. 234-239). В ц. Спаса на Нередице сохранилась надпись XIII в. «Авгарь» (Рождественская. Древнерус. надписи. С. 88), свидетельствующая о знакомстве новгородцев с древнерус. версией легенды о царе Авгаре, к-рая послужила основой для развития иконографии Нерукотворного образа Спасителя, широко представленной в росписях храмов и в иконописи Др. Руси. Изображение Нерукотворного образа Спасителя над конхой центральной апсиды хорошо просматривалось с того места у юго-зап. столба, где находился человек, написавший имя легендарного царя. В ц. Успения на Волотовом поле среди многочисленных рисунков-Г. найдено изображение 2 всадников, рядом с одним процарапана надпись - «Макидоньски» (XV в.). По-видимому, композиция имеет лит. источники - сведения об Александре Македонском распространялись на Руси с домонг. времени через хронографы и «Пчелу», с XV в.- через Сербскую Александрию (Рождественская Т. В. Новонайденные надписи-граффити и рисунки из церкви Успения Богородицы на Волотовом поле в Новгороде (в печати)).
На стенах мн. древнерус. храмов обнаружены фрагменты кириллической азбуки. Для истории рус. письма исключительный интерес представляет открытая С. А. Высоцким на стене киевского Софийского собора кириллическая азбука XI в. необычного состава - она содержит 27 букв, из к-рых только 4 славянские (б, ж, ш, щ). Высоцкий считал эту азбуку ранним вариантом письменности, использовавшимся в христ. общинах на Руси до христианизации страны. Др. исследователи (Т. А. Иванова) видели в ней ученический и не вполне удачный опыт овладения кириллицей. В. Л. Янин, рассмотрев эту азбуку в контексте азбук на бересте (см. Берестяные грамоты), назвал ее «азбукой неполного состава». В совокупности с др. азбуками в берестяных и эпиграфических источниках азбука из киевского собора свидетельствует о вариативности кириллической азбуки в ранний период рус. письменности и о приспособлении слав. алфавита к восточнослав. фонетической системе.
Достаточно многочисленны древнерус. Г. летописного характера, содержащие известия о важных событиях в жизни города и храма. Сообщения нек-рых Г. находят соответствия в летописях: о смерти 20 февр. 1054 г. св. кн. Ярослава (Георгия) Владимировича Мудрого (Зализняк. К изучению древнерус. надписей. С. 269), о кончине 23 авг. (кон. XI в.) Белгородского еп. св. Луки (Высоцкий. Древнерус. надписи. С. 45-46), о приезде в 1122 г. «из Грек» в Киев митр. Никиты (Высоцкий. Средневек. надписи. С. 38-39; уточненное чтение: Зализняк. К изучению древнерус. надписей. С. 271-272), о погребении 14 апр. (1093) кн. Всеволода (Андрея) Ярославича (все перечисленные Г.- в киевском Софийском соборе), о кончине 22 мая (1299) Новгородского архиеп. Климента (ц. Спаса на Нередице, Новгород), о поставлении в 1326 г. на кафедру Новгородского архиеп. св. Моисея (ц. Николы на Липне, Новгород) (Рождественская. Древнерус. надписи. С. 74, 102). Информация др. Г. уникальна: о заключении мира на Желяни, о покупке кнг. Бояней земли, о посещении собора князьями и членами их семей (киевский Софийский собор, Георгиевский собор Юрьева мон-ря), о начале живописных работ в новгородском Софийском соборе («почяли дѣлати на с(вя)тааго Костантина и Елены»), об организации братчинного пира по случаю завершения строительно-ремонтных работ. Исключительный интерес представляет Г. XI в. в новгородском Софийском соборе, принадлежащее Николе - «пришельцу из Киева-града от своего князя Ярослава»,- к-рый идентифицируется с известным по летописям боярином кн. Ярослава Мудрого Микулой Чудином (Медынцева. Древнерус. надписи. С. 56-57, 97, 114-124). Возможно, о поставлении Киевского митр. св. Илариона сообщает Г. XI в. в киевском Софийском соборе: «м(е)с(я)ца априля въ 9 д(ь)нь поставлено бы(сть) вл(а)д(ы)ка» (Высоцкий. Древнерус. надписи. С. 37-38).
В Г. названы также имена тех, кто не делали надписей самостоятельно, но чье присутствие в храме было достойно упоминания,- это прежде всего князь, члены его семьи, ближайшее окружение. Имена эти известны и по др. письменным источникам. Так, с персонажами «Слова о полку Игореве» Высоцкий отождествил названных в надписи XII в. в киевском Софийском соборе князей Игоря, Святослава, Олега, вдову кн. Владимира Андреевича Дорогобужского, к-рые присутствовали в храме «на празъдникъ» (Высоцкий. Киевские граффити. № 307; исправленное чтение см.: Янин. Эпиграфические заметки. С. 30). На стене лестничной башни Георгиевского собора Юрьева мон-ря Г. 1-й пол. XII в. (нижняя дата надписи ограничена 1119 - временем закладки собора) сообщает о том, что «князь был на Федоров день Мстислав». Речь идет о сыне Владимира Мономаха св. Мстиславе (Феодоре) Владимировиче, к-рый, будучи с 1125 г. вел. князем киевским, присутствовал в новгородском соборе на богослужении в день памяти своего небесного покровителя (Рождественская. Древнерус. надписи. С. 59-62). Судя по расположению Г. на стене при выходе на лестничную площадку, ведущую на хоры, где во время богослужения стояла княжеская семья, автор Г. (как свидетельствует орфография, новгородец) мог входить в ближайшее окружение князя.
Среди Г. летописного характера отметим 2 юридических документа - надпись XII в. в киевском Софийском соборе о покупке кнг. «Всеволожей» Бояней земли стоимостью 70 гривен собольих (Высоцкий. Древнерус. надписи. С. 60-71, № 25) и надпись 1-й пол. XIII в. из ц. вмч. Пантелеимона в Галиче, сделанную «в княжение Мстиславле» о предъявлении иска некоему «ляху» и о закрытии князем судебного разбирательства (Рождественская. Древнерус. надписи. С. 126-134). К летописным близки поминальные Г., сообщающие о смерти неизвестных по др. источникам лиц с указанием дня и месяца, а иногда и года: «въ лѣ(то) 6762 (1254) м(е)с(я)ца генваря 29 прѣставися рабъ (Бо)жии Коузма Ивановичь» (ц. Спаса на Нередице, Новгород) (Рождественская. Древнерус. надписи. С. 103) и т. п.
В новгородском Софийском соборе сохранились надписи кон. XII - 1-й пол. XIII в., отражающие характерное для Др. Руси взаимодействие между христ. и языческим мировоззрениями (Г. фольклорного характера). На стене Мартириевской паперти собора тонкой иглой процарапан текст: «яко седите пироге в печи гридьба въ корабли пелепелка пари въ доуброве постави кашу постави пироге ту иди» (Как сидит пирог в печи, (так и) гребная дружина (т. е. гребцы) в корабле. Перепелка, лети в дуброву! Поставь кашу, поставь пирог, туда иди!). Содержание этого ритмизованного текста может быть понято в контексте языческого погребального обряда, где «пирог в печи» - покойник, «корабль» - похоронная повозка, «пирог и каша» - ритуальная пища, «перепелка» в верховьях «дубравы» - покидающая тело душа. И названные предметы, и лексика, их обозначающая, имеют аналогии в слав. похоронном обряде. Видимо, такого рода Г. запрещалось «резать» на стенах, поскольку эта надпись на стене зачеркнута, ниже написано: «Отсохните же, руки!» - рядом процарапан покаянный стих (Рождественская. Эпиграфические памятники Др. Руси. С. 24-25). Еще одна надпись кон. XII - 1-й четв. XIII в. в лестничной башне собора представляет собой заклинание автора-христианина против беса, к-рый назван «духом», «ворогом», «сатаной» (Зализняк. К изучению древнерус. надписей. С. 242-246). На стене лестницы, ведущей на хоры, в новгородской ц. Феодора Стратилата на Ручью неск. раз процарапан текст: «Пойду бобром возле реки», палеографически датируемый XV в. и несомненно связанный с фольклорной традицией (Медынцева А. А. Древнерус. надписи из церкви Федора Стратилата в Новгороде // Славяне и Русь: [Сб. ст.]. 1968. № 5). Эти Г.- свидетели тому, что устная традиция языческого обряда получала письменную фиксацию, а письменная христ. культура подвергалась фольклоризации.
С рубежа XIV и XV вв. становятся многочисленными «бытовые» Г. на стенах храмов, в к-рых запечатлевались факты церковного и повседневного быта. Примерами могут служить надписи с обращением к клиру: «О попы, священники, уклоняйтесь от пьянства!» или «Братие, не лазайте попусту вниз» (ц. Феодора Стратилата на Ручью, стена лестницы на хоры), Г. с жалобой на некоего Иосава, к-рый избил автора надписи, когда они возвращались «с торга» (там же), или надпись кон. XIII - нач. XIV в. в новгородском Софийском соборе с эмоциональным обращением к архиерею: «охъ тъщьно вл(а)д(ы)ко нѣту поряда дьякомъ а дѣи не плачю охъ женатымъ дьякомъ» (Ох, тошно, владыка! Нет порядка дьякам! А как же мне не плакать! Увы женатым дьякам!) (Медынцева. Древнерус. надписи. С. 173-174, № 247; уточненное чтение: Зализняк. К изучению древнерус. надписей. С. 278-279).
Многочисленны и разнообразны на стенах храмов и рисунки-Г. Наиболее распространены изображения крестов, зачастую сплошь покрывающие участки древней штукатурки. Крест символизировал и замещал собой молитвенный возглас или покаянную формулу.
Авторами и персонажами Г. на стенах древнерус. храмов являлись представители разных социальных слоев: Новгородский архиепископ, священники, попович («Моисей п(ь)сал попович», XII в., Георгиевский собор Юрьева мон-ря), пономарь, «проскурница», жена «писца иконного», дьяк («Феодор п(ь)сал, дьяк святого Георгия, на Рождество», XIII в., Георгиевский собор Юрьева мон-ря), князь, отрок, княжеский дружинник (в древнейших Г.- XI-XII вв.- свой социальный статус указывали только представители духовенства или дружинники). В новгородском Софийском соборе сохранились автографы художников Стефана, Сежира и Олисея, принимавших участие в росписи собора (Медынцева. Древнерус. надписи. С. 32-61). Подавляющее число Г. сделано мужчинами.
Графико-орфографические особенности Г. показывают, что большинство авторов владели приемами книжного письма и нормами церковнослав. языка. Ряд надписей выполнен орнаментированными почерками, часто сопровождается рисунками крестов, человеческих фигур (монахи, воины, всадники), животных (лошади, зайцы), элементами орнамента. По-видимому, их авторы - профессиональные писцы и миниатюристы. Нек-рые Г. оставлены людьми грамотными, но не слишком искушенными в книжном письме («Далята писал слова», XII в., новгородский Софийский собор; «Лазорь писал грамоту», нач. XIV в., ц. Спаса на Нередице). Язык древнерус. Г. традиционен, в ряде случаев, преимущественно в новгородских храмах, в надписях нашли отражение диалектные черты, «бытовые» графические системы. Однако явления древнерус. речи значительно в меньшей степени отразились в Г. на церковных стенах, чем в берестяных грамотах, что вполне объяснимо: этому препятствовала специфика жанра надписи на церковной стене, функционально и тематически связанного с богослужением, молитвой и покаянием (см. др. т. зр.: Висоцький С. О. Киïвська писемна школа: X-XII ст. (До iсторiï укр. писемностi). Львiв и др., 1998. С. 185-190; трактовка автором языковых явлений как диалектных и соответственно мн. прочтения не выдерживают критики с лингвистической т. зр.).
В России интерес к древним рус. надписям возник в кон. XVIII в. Начало их научному изучению было положено находкой в Тамани т. н. Тмутараканского камня с надписью 1068 г. о том, что кн. Глеб измерял по льду ширину Керченского прол., а также находкой в окрестностях Чернигова (Украина) гривны кн. Владимира Мономаха с надписью на ней. С сер. XIX в. началось систематическое собирание и изучение древнерус. надписей на различных предметах - на керамических изделиях, на крестах-мощевиках, на окладах книг и икон, на церковной утвари и т. п. Как научная дисциплина эпиграфика («вещевая палеография») развивалась в недрах палеографии, занимающейся изучением истории письма по рукописям. Постепенно сведения о надписях начали включаться в курсы славяно-рус. палеографии (И. А. Шляпкин, В. Н. Щепкин, Е. Ф. Карский). Возможности памятников эпиграфики как источников для изучения истории рус. языка впервые были определены акад. И. И. Срезневским.
Подавляющее большинство древнерус. памятников зодчества пострадало от поздних перестроек, разрушений в 20-30-х гг. XX в. и особенно жестоко в период Великой Отечественной войны. Во 2-й пол. XX в. в связи с расширением археологических и архитектурно-реставрационных исследований древнерус. городов и памятников архитектуры фонд эпиграфических источников, в т. ч. Г., значительно увеличился и пополняется постоянно. Новым импульсом к историко-филологическому изучению Г. послужили достижения в области исследования языка и палеографии берестяных грамот. Прочтения многих из опубликованных надписей постоянно подвергаются пересмотру, уточнению и получают новую интерпретацию. В наст. время актуальным остается издание полного корпуса всех известных древнерус. Г.