Иван Яковлевич (8.09.1783, Смоленская губ.- 6.09.1861, Москва), юродивый. Описанию жизни К. посвящена обширная лит-ра, он привлек внимание Л. Н. Толстого, Ф. М. Достоевского, Н. С. Лескова, И. А. Бунина, А. Н. Островского и др. Но единственным автором, много лет лично знавшим К. и его почитателей, был А. Ф. Киреев, использовавший в своей книге рассказы юродивого (Киреев. 1898).
Биографические сведения, особенно о раннем периоде жизни К., крайне противоречивы, а часто и легендарны. К. род. в семье священника, в 1783 г. поступил во 2-й класс уездного уч-ща, откуда через 3 года был переведен в Смоленскую ДС. В 1803 г. окончил семинарию и был определен учителем Поречского ДУ. Со временем К. стал вести уединенный, отшельнический образ жизни, неск. лет паломничал: посетил Киево-Печерскую лавру, Соловецкий в честь Преображения Господня монастырь, Нилову Столобенскую в честь Богоявления пустынь и др. обители. По возвращении домой поселился в заброшенной деревенской бане. К. почитали как старца; он терпеливо принимал посетителей, приходивших к нему и за духовным советом и утешением и из любопытства. Из-за столкновения со смоленскими чиновниками в 1813 г. К. был помещен в Смоленскую городскую больницу, куда к нему снова стали приходить верующие. Это вынудило смоленские власти просить о переводе его в Москву. В 1817 г. он был переведен в Московский покой для психически больных (впосл. московская Преображенская психиатрическая больница). Однако известность К. ширилась. По словам современника, в день приходило ок. 100 посетителей, с к-рыми юродивый говорил почти исключительно иносказаниями (Долгоруков. 1860. С. 301-303). Не каждому из них был доступен образный язык К., из-за чего нередко возникали недоумения. Ответов К. на духовные и житейские вопросы искали Ф. И. Буслаев, Н. В. Гоголь (последний так и не решился нанести ему визит). В 1845 г., будучи еще молодым человеком, Буслаев написал ему записку: «...благословите Феодора и не оставьте его в Ваших святых молитвах. Скажите, будет ли он благополучен. Скоро ли женится». Ответ К. был, как всегда, иносказательный: «1845 рока мца декемрея ХIV дня / ко Господу молитесь / да в адских полех / совершенно изцелитесь / А женится не скороу / А животу пудет здоровоу / студент просвещения» (Никитин. 2002. С. 90-91).
Киреев часто цитировал слова К., приводил эпизоды жизни юродивого в пересказе К., при этом отмечал у него несомненный поэтический дар слова. О том, как его переправляли из Смоленска и поместили в Преображенскую больницу, К. пишет виртуозным стилем художественной прозы XVIII в.: «Когда суждено было Ивану Яковлевичу переправляться в Москву, то ему предоставили и лошадь, но только о трех ногах, четвертая была сломана. Конечно, по причине лишения сил, несчастное животное выдерживало всеобщее осуждение, питаясь более прохладою собственных слез, нежели травкою. При таком изнуренном ее положении мы обязаны были своей благодарностью благотворному зефиру, по Божьему попущению принявшему в нас участие. Ослабевшая лошадь едва могла передвигать три ноги, а четвертую поднимал зефир, и, продолжая так путь, достигли мы Москвы, а октября 17 взошли и в больницу. Это начало скорбям... по приказу строжайшего повеления, Ивана Яковлевича опустили в подвал, находящийся в женском отделении. В сообразность с помещением дали ему и прислугу, которая, по сердоболию своему, соломы сырой пук бросила, говоря: чего же ему еще?.. Погоди, я сумею откормить тебя - у меня забудешь прорицать!» Также К. часто цитировал поэтов, особенно М. В. Ломоносова, себя называл «студентом хладных вод». По свидетельству Киреева, К. любил петь псалмы в переложении Ломоносова. Известен стихотворный экспромт и самого К.
С назначением в кон. 20-х гг. XIX в. в Преображенскую больницу известного доктора В. Ф. Саблера К. был переведен в светлую большую комнату. Однако, ища тесноты, он занял лишь уголок этой комнаты и никогда не ступал за черту, проведенную на полу. Большая часть комнаты оставалась в распоряжении посетителей. К. отвечал на самые разные вопросы - духовные и житейские, часто «возвращал» людей от бытовых вопросов к духовным. По молитвам К. совершались исцеления, многие раскаивались в грехах, стремились к праведной жизни. Из числа последних вышли ученики К., принявшие монашеский постриг. Когда К. предложили выйти из больницы, он ответил: «Никуда идти не хочу, а тем более в ад». Мир и его страсти К. называл «адскими полями». К. провел в Преображенской больнице 44 года и там же скончался. Незадолго до смерти он дважды приобщился Св. Таин и соборовался. Сроки кончины он предсказал за 53 года.
Между тем свт. Игнатий (Брянчанинов) в кн. «Приношение монашествующим», основываясь на рассказе своих посетителей о К., выражал сомнение в истинности духовных даров юродивого, однако впосл. в одном из писем высказался иначе, более осторожно (Игнатий (Брянчанинов). 2000. С. 494). Уважительно отзывался о К. свт. Филарет (Дроздов). Останки К. в течение 5 дней не погребали, т. к. неск. обителей предлагали похоронить его у себя. Но свт. Филарет благословил уважить просьбу племянницы старца, вышедшей замуж за диакона ц. св. прор. Илии в Черкизове, где и был похоронен К.
Наиболее известным трудом о К. стала тенденциозная книга И. Г. Прыжова, человека, отбывавшего наказание за убийство, а впосл. спившегося (он стал прототипом одного из героев романа Достоевского «Бесы»). В его книге К., как и др. московские юродивые, предстает кликушей и проходимцем. После выхода книги Прыжова имя К. стало нарицательным в демократической прессе 60-х гг. XIX в. и в литературной среде в целом. С. С. Шашков отправил в газ. «Искру» статью о ж. «Гражданин», в которой язвительно говорит о Достоевском, что он «дебютировал в роли преемника покойного Ивана Яковлевича Корейши, анафемствуя Белинского, доказывая нравственную спасительность каторги». Известно также, что, отвечая на упрек Достоевского, критик С. С. Дудышкин назвал слова писателя афоризмом, достойным «по своей смелости войти в сборник изречений Ивана Яковлевича» (Летопись жизни и творчества Ф. М. Достоевского. СПб., 1993. Т. 1. С. 315; 1994. Т. 2. С. 336). В лит. среде сравнение с К. приравнивалось к обвинению в сумасшествии. Очевидно, что именно книга Прыжова стала основным источником сведений о жизни К. для Достоевского (роман «Бесы») и для Лескова (рассказ «Маленькая ошибка»). Иначе воспринял личность К. историк М. П. Погодин, который после визита к нему записал в дневнике: «Ездил в Преобр[аженское] смотреть Иван[а] Яковл[евича].- Примечатель[ное] явление. Как интересны приходящие» (Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. 2012. Т. 2. С. 497). В записках доктора А. Т. Тарасенкова упоминается о загадочной поездке Гоголя к подвижнику: писатель, подъехав к воротам Преображенской больницы, долго ходил у ворот и, постояв в раздумье, сел в сани и уехал (Тарасенков. 1902. С. 17). Посетил К. и духовник Гоголя свящ. Матфей Константиновский, рассказавший о встрече с юродивым (Михаил (Козлов). 1996. С. 11-12).
В нач. ХХ в. Е. Н. Погожев писал о К. как о праведнике (Поселянин. 2003. С. 664). Часто упоминался К. и в литературе ХХ в. В знаменитых «Очерках Москвы» А. С. Ушаков (псевдоним Н. Скавронский) описал похороны Ивана Яковлевича: в течение 5 дней было отслужено более 200 панихид, «Псалтирь читали монашенки, и от усердия некоторые дамы покойника беспрестанно обкладывали ватой и брали ее… цветы, которыми был убран гроб, расхватывали вмиг… Многие ночевали около церкви… Долгое время на могиле служили до двадцати панихид в день». Художественный образ К. встречается в произведениях Б. А. Пильняка, А. Б. Ровнера, в повести В. Иоффе «Акула».
Сохранились изображения К. в разных видах искусства, свидетельствующие о популярности и почитании юродивого. Живописный портрет 3-й четв. XIX в. (ЕИХМ), судя по острой портретной характеристике, воспроизводит достоверный облик подвижника. Художник запечатлел осунувшееся лицо К.: высокий лоб с большими залысинами, впалые щеки, относительно крупные и немного асимметричные глаза, мясистый нос с толстой переносицей, дугообразные вскинутые брови, легкую улыбку на губах. Редкая борода и усы едва намечены, волосы русые и совсем короткие, немного вьющиеся на макушке. К. написан погрудно, вполоборота влево, одетым в темный больничный халат, из-под к-рого видна светлая рубашка, на шее висят крест и иконка Спаса Нерукотворного, руки сложены на груди, в левой - большая просфора; фон красноватого и желтого цветов. К этому же времени относится небольшой скульптурный образ К., вырезанный из дерева и раскрашенный (высота - 18,5 см; ЕИХМ): блаженный, в коричневом халате с красным поясом, изображен сидящим, подперев щеку левой рукой, за спиной котомка. У него непропорционально большая голова; задумчивый взгляд устремлен вдаль; борода и волосы гуще и длиннее, чем на живописном полотне. Оба произведения, очевидно, происходят из коллекции М. Н. Бардыгина.
На прижизненном гравированном резцом портрете с московским цензорским разрешением Д. Наумова от 30 сент. 1859 г. (РГБ) К. представлен фронтально, по пояс, в небрежно распахнутой на груди рубахе с отложным воротничком и в халате, с нательным крестом. Широкое лицо с крупными чертами, глубокими морщинами и щетинистой бородой имеет яркую индивидуальность, глаза полуприкрыты. Изображение заключено в овал, вписанный в прямоугольник и окруженный орнаментом, имитирующим кирпичную кладку. Согласно подписи, К. запечатлен «в Преображанской больнице в Москве». К такому же иконографическому типу принадлежит литография ок. 1860 г. (помещена в кн.: Прыжов И. Г. Житие Ивана Яковлевича, известного пророка в Москве. СПб., 1860. Вкл.) и погрудная гравюра пунктиром Е. Н. Тевяшева (Ровинский. Словарь гравированных портретов. Т. 2. Стб. 1155-1156; Он же. Словарь граверов. Стб. 650. № 6). Вероятно, с одной из книжных иллюстраций (гравер А. Метцгер по рис. А. Ф. Киреева) выполнено портретное изображение на могильном кресте К. По сведениям Д. А. Ровинского, портрет юродивого «расходился, в свое время, в народе в огромном числе экземпляров» (Ровинский. Народные картинки. Кн. 4. С. 459-464. № 550А; Атлас. Т. 2. № 550А).
Известие о попытке портретирования К. относится ко времени его кончины: «На другой день после смерти Ивана Яковлевича явился живописец (называют одного профессора живописи) снять с покойника портрет, но только что он хотел приняться за работу, как у покойника тотчас начали вспухать глаза, губы стали вздуваться, и все решили, что Ивану Яковлевичу, вероятно, не угодно, чтоб с него снимали портрет, и портрет так и не снимали» ([Прыжов И. Г.] 26 московских лжепророков, лжеюродивых, дур и дураков. М., 1865. С. 30).