ИВАН ЧЁРНЫЙ

(ум. между 1487 и 1490, Великое княжество Литовское?), «крылошанин», писатель, профессиональный книгописец, видный член московского придворного еретического кружка (см. Жидовствующие). Немногочисленные сведения об И. Ч. сохранились в его записях на рукописных книгах (где он трафаретно-униженно именует себя «Ивашко Чръной, якоже именем, такоже и делы», «Ио(анн) Чръны званием и деанми»), в посланиях Новгородского архиеп. св. Геннадия (Гонзова) и в «Книге на новгородских еретиков» («Просветителе») прп. Иосифа Волоцкого. И. Ч. не следует смешивать (как это делал, напр., Е. Е. Голубинский) с Иваном Самочёрным, братом архим. Юрьева новгородского мон-ря Кассиана, сожженным в 1504 г. из-за принадлежности к жидовствующим.

Известен ряд книг, в переписке и сверке текста к-рых принимал участие И. Ч. и на которых он оставил записи с упоминанием своего имени: Летописец Еллинский и Римский 2-й ред. (РГБ. Пискар. № 162 /М. 597), 1485 г.; «Лествица» прп. Иоанна Синайского с копией записи митр. св. Киприана 1387 г. (ГИМ. Увар. № 447-Q / Цар. № 182), 1487 г.; Сборник ветхозаветных книг с Хронографом Троицким (РГБ. Унд. № 1), посл. четв. XV в. И. Ч. использовал разработанный, достаточно мелкий и красивый полуустав, восходящий к рус. почеркам, сформировавшимся в 1-й пол. XV в., в эпоху второго южнослав. влияния (см. Южнославянские влияния на древнерусскую культуру). Редакторские пометы и правка И. Ч. обнаружены также на полях Сборника ветхозаветных книг кон. XIV (?) - нач. XV в. (РГБ. Троиц. Фунд. № 2), послужившего оригиналом для рукописи РГБ. Унд. № 1 (Клосс. 1971; СКСРК, XIV, С. 175-176, № 65). Нуждается в дополнительном исследовании вопрос о принадлежности И. Ч. глосс (в т. ч. «пермских») на полях рукописи РНБ. F. I. 3, содержащей ветхозаветные книги 16 пророков с толкованиями (см.: СККДР. Вып. 2. Ч. 1. С. 394). Это украинско-белорусский кодекс с сильно болгаризированной орфографией (даже считающийся в литературе южнославянским или молдавским, см., напр.: ПССРК, XV. С. 87, 439 (№ 438); Алексеев А. А. Текстология славянской Библии. СПб., 1999. С. 165), который датируется не ранее рубежа XV и XVI вв. (ПССРК, XV. Доп. С. 47, № 438); т. о., речь может идти о копиях глосс И. Ч.; факт, по-видимому, имеет значение для истории пребывания книжника в Литовском великом княжестве (см. ниже).

Из набора оригиналов для копирования рукописей видно, что И. Ч. был авторитетным книгописцем, которому доверяли работать с книгами крупнейших столичных и подмосковных б-к того времени - Троице-Сергиева мон-ря и, вероятно, митрополичьей. Как человек начитанный И. Ч. привлек внимание других членов московского кружка еретиков, отличавшегося пестротой состава. В литературе со времен статьи Д. С. Лихачёва (Лихачев. 1948) сложилось мнение, что Пискарёвский список Летописца Еллинского и Римского был изготовлен И. Ч. в 1485 г. по повелению вел. кн. Иоанна III Васильевича. Для этого, однако, нет достаточных оснований. В записи говорится лишь о написании книги при этом князе и его наследнике, а в слав. средневек. книгописной практике неизвестны случаи, когда указание на исполнение заказа правителя или церковного иерарха давалось бы писцом в иносказательной форме (и по крайней мере только в виде иносказания). Согласно посланию архиеп. Геннадия митр. Зосиме (окт. 1490), во время начавшегося расследования деятельности жидовствующих И. Ч., спасаясь от угрозы казни, бежал за рубеж (по всей видимости, в Великое княжество Литовское) и к этому времени уже умер. Нижнюю хронологическую границу побега определяет (с достаточной долей условности, поскольку неизвестно место создания рукописи) написание И. Ч. в сент. 1487 г. «Лествицы».

Нек-рое представление о лит. занятиях И. Ч. дает его послесловие («Преддверие настоящего сочетаниа») к списку 1485 г. Летописца Еллинского и Римского, с недавнего времени известное также в копии XVI в.- РГБ. Егор. № 335. Л. 32-32 об. (Анисимова. 1999. С. 45). Оно состоит из 3 частей, средняя содержит дату написания книги и перечень московских светских и церковных владык, при которых книга была создана. Начальная треть текста («Иже от вышнего промышления на престоле царствиа председящему устроивый и сановом скипетра почтенному, емуже преклонишася раби и съслужебицы, тайну того любовную начрътавше, яже от светлейшаго царя повеленнаа. Бяше же нас, яже в заповедех повелениа царя, два чиновнаа рядовника, раби же и сослужебници двадесят и четыри») напоминает книжную притчу-загадку (лишенную в данном случае разгадки-толкования), подобную «Притче о царе-годе» (см.: Буслаев Ф. И. Исторические очерки рус. нар. словесности и искусства. СПб., 1861; Ромодановская Е. К. К истории жанра притчи в древнерус. лит-ре // 200 лет первому изданию «Слова о полку Игореве». Ярославль, 2001. С. 186-187), или же тайнописные послесловия книжников XV-XVII вв. (см.: Сперанский. 1929. С. 114-116; Рукописные книги собр. М. П. Погодина: Кат. СПб., 2004. Вып. 3. С. 117). Посл. треть, непосредственно предшествующая записи И. Ч., посвящена теме любви к ближнему. Степень оригинальности «Преддверия...» нуждается в дополнительном исследовании, заголовок указывает на то, что текст должен служить скорее предисловием к какому-то тексту (как в Егоровской копии списка), а не послесловием (как в Пискарёвской ркп.).

Книги, переписанные и редактировавшиеся И. Ч., каноничны по содержанию. Попытки отыскать следы еретических воззрений И. Ч. в его послесловии 1485 г. и в глоссах на полях рукописей, предпринимавшиеся исследователями (прежде всего А. И. Клибановым), трудно признать убедительными ввиду нейтральности этих текстов. Не будь И. Ч. упомянут в сочинениях обличителей ереси, о его принадлежности к московскому кружку (и даже просто о каком-то вольнодумстве) едва ли можно было бы догадаться. Применение И. Ч. в глоссах пермской азбуки, распространенной в то время, подобно другим образцам книжной тайнописи, свидетельствует скорее всего не о стремлении скрыть смысл этих помет от идеологических противников, а о желании ввести элементы интеллектуальной игры и представить это как своеобразную рекламу уровня книгописного мастерства. Следует согласиться с мнением Я. С. Лурье, что «роль основного источника по истории ереси они сыграть не могут» (Лурье. 1960. С. 91). Очевидно, как и в случае с единомышленником И. Ч. Иваном Волком Курицыным, еретические воззрения если и были зафиксированы письменно, то в не дошедших до нас текстах.