ГОППЕЛЬТ

Го́ппельт [нем. Goppelt] Леонард (6.11.1911, Мюнхен - 21.12.1973, там же), нем. лютеран. богослов и библеист. В 1931 г. изучал физику и математику в Мюнхенском ун-те, затем - евангелическое богословие в Тюбингене и Эрлангене. В 1939 г. завершил диссертацию о типологическом толковании Свящ. Писания. В 1940-1945 гг. Г. был солдатом. Во время длительного отпуска для лечения зимой 1942/43 г. подготовил 2-ю дис. «Отношение ранней Церкви к иудаизму в первые 3 века» (Die Stellung der Alten Kirche zum Judentum in den ersten drei Jahrhunderten). Защитить ее смог по возвращении с войны в 1946 г. Неск. лет преподавал как приват-доцент в Эрлангене и Гёттингене. В 1949 г. приглашен в качестве доцента на кафедру НЗ Высшей церковной школы в Гамбурге. Зимой 1954/55 г. стал ординарным профессором по кафедре НЗ евангелического теологического фак-та в Гамбурге. В 1967/68 г. вернулся в Мюнхен, где стал деканом евангелического фак-та; на этой должности оставался до конца своих дней.

Работа Г. о типологическом толковании Свящ. Писания возникла в контексте дискуссий о месте ВЗ в христ. богословии, начатых еще историко-критическим богословием XIX в., в результате чего в довоенной науке доминирующее положение заняла позиция, в к-рой ВЗ рассматривался только как документ истории религии, не имеющий для христ. проповеди существенного значения (Simonsen. S. 70). Диссертация Г. стоит в ряду работ исследователей, стремящихся найти возможность для дополнения историко-критического подхода богословским пониманием ВЗ. Предметом типологического толкования ВЗ, по Г., могут быть только исторические факты. Типологические связи выявляются, если эти объекты понимаются как богоустановленные «прообразы» грядущих и более совершенных событий. Если «прообразуемое» не превосходит «прообраза», т. е. если оно представляет его повторение, то о типологии можно говорить условно. То же самое, если толкователь устанавливает связь между обоими объектами совершенно случайно (Goppelt. Typos. S. 18). Это определение, по Г., выводит за рамки рассматриваемого им предмета символическое и аллегорическое толкования (при к-рых сказанное в ВЗ понимается как «выражение общей истины») (Ibid. S. 19). Ошибочным является понимание типологического толкования как одного из методов интерпретации, принятых в НЗ, оно, по убеждению Г., является особым «духовным (pneumatischer) подходом, который в перспективе эсхатологического спасения иногда распознает типосы в предшествующей священной истории. ...Каждая типология... исходит из того, что Бог Ветхого Завета есть Отец Иисуса Христа и Иисус Назарянин есть Христос, т. е. Тот, Кто исполняет и завершает ветхозаветную историю спасения» (Ibid. S. 244). Таким пониманием типологии Г. стремился не только подчеркнуть неразрывную связь новозаветных писаний со всем корпусом библейских книг, но и отграничить канонические писания НЗ как от греч. (где только символическое и аллегорическое толкования мифов (Ibid. 20. Anm. 1)) и иудейского (к-рому типологическое толкование знакомо только ограниченно) лит. контекстов, так и от др. первохрист. писаний.

Г. строго разделяет толкования типологическое и аллегорическое, характерное для эллинистического иудаизма. «Прообразы» у Филона Александрийского представляют собой образцы-идеи, не указывающие на буд. реалии (Ibid. S. 53). Анализ иудейско-эллинистического толкования приводит Г. к критике герменевтики Нового времени: «Его (иудейского экзегета Аристовула.- К. Н.) принцип становится опасным, если философия начинает определять самою реальность Бога и Его деяний. Ибо в этом можно увидеть повод к перетолкованию всякого слова Писания, что стало обычным в эллинистическом иудаизме и в просвещенном христианстве XVIII и XIX вв. Повествование разлагается рационалистическим «толкованием», история изгоняется в символ, а буква сообщения - в аллегорическое выражение общей идеи» (Ibid. S. 63). Т. о. в отличие от распространенной в протестант. богословии XIX - 1-й четв. XX в. низкой исторической и богословской оценки ВЗ Г. приходит к признанию ВЗ единственной необходимой предпосылкой НЗ, ибо только при наличии этой связи возможна демонстрация качественного, эсхатологического превосходства НЗ: «Если Отец Иисуса Христа есть Бог Ветхого Завета, тогда толкование раввинистического или филоновского понятия о Боге исходит из неправильного понимания сути Писания, и только новозаветное толкование познает его» (Ibid. S. 69).

В широком понимании типологии как единственно адекватного духовного подхода авторов НЗ к ВЗ Г. не примыкает ни к диалектической теологии, ни к представителям неолютеранства. Г. подчеркивал особую качественную ценность ВЗ именно как книги истории и в меньшей степени рассматривал его, исходя из герменевтического принципа Реформации «Закон и Евангелие». В этом понимании Свящ. Писания Г. близок прежде всего к одному из основателей эрлангенской школы протестант. богословия - И. К. К. фон Гофману, для к-рого «содержание Писания в сущности есть история, а не сверхисторическая истина, предложенная в историческом облачении» (Hübner E. Schrift und Theologie: Eine Untersuch. z. Theologie Joh. Chr. K. von Hofmann. Münch., 1956. S. 92). Г. присоединяется к этой позиции, хотя и со ссылкой на В. Эйхродта: «Библия возвещает не учение, завершенное каким-то образом, но действие Бога, открывающееся в истории» (Typos. S. 3).

Герменевтическая позиция Г. по вопросу историко-критического подхода к НЗ становится более ясной в его последующих работах. В «Христианстве и иудаизме» Г. чаще, чем в «Типосе», вступает в полемику с «историко-критическими толкователями», прежде всего с Р. Бультманом, и начинающимися дебатами о раннем католицизме. Как и Бультман, Г. уделяет основное внимание изображению апостолов Павла и Иоанна, но в отличие от последнего с его акцентом на антропологии ап. Павел рассматривается Г. прежде всего в его стремлении понять священную историю Израиля, исполнившуюся во Христе. Ап. Иоанн представлен как основной выразитель богословия 3-го первохрист. поколения, неразрывно связанный с предшествующей традицией. В работе «Апостольское и послеапостольское время» событие Воскресения Христа, превосходящее все исторические аналогии, принимается Г. в качестве отправной точки для рассмотрения истории первоначального христианства. Г. выражает сомнение в адекватности «чисто исторического» подхода к истории первоначального христианства как не соответствующего самому предмету этой истории. Пониманию истории классиками метода анализа жанровых форм (Бультман, М. Дибелиус и др.) Г. противопоставляет более консервативный взгляд на историю синоптической традиции.

Обозначенная в прежних работах Г. герменевтическая позиция получила систематическое оформление в его поздних работах, особенно в 2-томной «Теологии Нового Завета», к-рая рассматривалась многими как альтернатива господствовавшей в то время традиции новозаветного богословия, созданной Бультманом и его учениками. Причисляя себя к сторонникам рассмотрения ВЗ как «священной истории» (нем. Heilsgeschichte) (называя Гофмана, А. Шлаттера и Г. фон Рада), Г., с одной стороны, подчеркивал принципиальное согласие с развитыми со времени Просвещения методами исторической реконструкции новозаветных писаний, с другой - критиковал 2-ю часть этой программы исследования - интерпретацию реконструированного в философских категориях. Для достижения синтеза исторического анализа и богословского понимания текста, по Г., необходимо сочетание основ мышления Нового времени, принципов исторического анализа и «собственной претензии документа» (Theologie. S. 35).

Этот синтез возможен, по Г., при обращении к сформулированным еще в протестант. ортодоксии герменевтическим принципам: «analogia fidei» (толкование Писания согласно вере во Христа как в средоточие Писания) и «analogia scripturae sacrae» (подтверждение всякого символического текста словом Писания). На основании 1-го принципа, по Г., у библейского экзегета возникает интерес к диалогу с систематическим богословием, ибо НЗ, по Г., может быть правильно понят только в рамках истории его воздействий в Церкви. Ориентация на 2-й принцип приводит, по мнению Г., к диалогу с ветхозаветным богословием (это же позволяет Г. критиковать подчинение богословия НЗ общей истории религии).

Особенность «Теологии Нового Завета» состоит в том, что в разделе об Иисусе Христе Г. рассматривает не только «провозвестие Иисуса» (в к-ром Бультман видел только предпосылку, а не составную часть библейского богословия НЗ), но и Его «действия» в их «богословском значении» в перспективе пасхальной керигмы. Методически это осуществляется на основании анализа истории традиции: принимая «критерий двойной несводимости» (doppelte Differenzkriterium) по отношению к иудейскому и раннехрист. контекстам, Г. считал принципиально возможным существование аутентичного предания. Он считал, что служение Иисуса Христа определено центральным для Его провозвестия понятием «Царства Божия», и стремился показать, что Воскресение Иисуса Христа со всей ясностью подтверждает то, что уже имплицитно содержалось в земном служении Христа: христологию в самопонимании Христа, экклезиологию в призвании учеников и установлении Тайной вечери.