ГАРНАК

Богословская позиция Г. проявилась в работах по истории ранней Церкви «Руководство по истории догматов» (Lehrbuch der Dogmengeschichte. 1886-1890, сокр. вариант: «Обзор истории догматов» (Grundriss der Dogmengeschichte. Tüb., 19145)), «Возникновение христианского богословия» (Die Entstehung der christlichen Theologie. Gotha, 1927) и др.

«Руководство по истории догматов» содержит изложение истории раннехрист. догматики, к-рая, согласно убеждению Г., существенным образом была обусловлена своим временем. «Догмы возникают, развиваются, их начинают использовать с новыми намерениями. Это происходит во всех случаях благодаря богословию. Богословие, однако, зависит от бесчисленных факторов, прежде всего от духа времени, ибо сущностью богословия является то, что оно должно делать понятным свой предмет» (Lehrbuch. Bd. 1. S. 12). И хотя, с т. зр. Г., догматы христианства появились вместе с его самоутверждением в иудео-языческом мире в результате проповеди ап. Павла, собственно «история догм» начинается с IV в., когда впервые «сформулированное в понятиях и выраженное средствами науки вероучение о Христе было возведено в статус центрального и как таковое было повсеместно принято Церковью» (Ibid. S. 4). Причиной развития догматов, по убеждению Г., стало то, что содержание христ. религии не осталось только предметом чувственного опыта или нравственной воли, неотъемлемой частью ее стало познание Бога и мира, т. е. то, что христианство является «мыслящей религией». Т. о., помимо общинного богослужения и обыденного благочестия возникает теоретическое осмысление и развитие новозаветного учения в богословии и догматике. Г., чрезвычайно критически оценивавший «идейную структуру богословия» древней Церкви, ее понятия и представления по причине их зависимости от совр. им философии (Die Entstehung der christlichen Theologie. S. 2 ff.), оспаривал и положение, согласно к-рому содержание церковных догматов с необходимостью выводится из НЗ (Grundriss der Dogmengeschichte. Tüb., 19145. S. 3-4).

Процесс образования догматов, возникший отчасти из стремления к спекулятивным построениям, отчасти из опыта опровержения еретиков, представлял собой, по Г., искажение и отчуждение Евангелия. История развития церковного христианства предстает, т. о., как история упадка. Гностики начали «острую эллинизацию» Евангелия, к-рая завершилась в вероучительной метафизике, чуждой учению Христа и сменившей «дух религиозной свободы»; иудео-лат. дух превратил Церковь в организованный институт, где личный религ. опыт человека был подчинен системе богослужения, а за всеми постановлениями, принятыми Церковью, признан одинаковый нормативный авторитет. Такое отчуждение от Евангелия стало следствием применения онтологических и метафизических понятий греч. философии при формулировке христологических и тринитарных догматов. По убеждению Г., использованные при этом греч. философские понятия повлияли на содержание, выраженное в догматах. «Догма,- считал он,- по своей концепции и структуре есть продукт греческого духа на почве Евангелия» (Lehrbuch. Bd. 1. S. 20).

Вопрос о «сущности христианства», поставленный еще богословием Просвещения, оказался в XIX-XX вв. в центре внимания мн. ученых. В дискуссиях речь шла об отличии христианства от др. религий, о постоянном формообразующем принципе изменяющихся исторических видов проявления этой религии. Исходя вслед за Ричлем из идей Канта и неокантианства, Г. не признавал возможности постижения трансцендентных тайн, ограничивая религию областью этики. В лекциях, прочитанных в 1900 г. в Берлинском ун-те, Г. определил, что сущность христианства заключается не в символических церковных текстах и даже не в библейской вести о Крестной смерти и Воскресении Христа, но в простом провозвестии Иисуса Назарянина о Живом Боге. Христос для Г. не Богочеловек в традиц. церковном смысле слова, а только величайший из людей, Который, как никто, глубоко пережил чувство Богосыновства, и это послужило основой апостольской проповеди. Для Г. богочеловечество Христа - это теологическая спекуляция в духе греч. метафизики; у истоков этой спекуляции оказывается ап. Павел, но развивалась она преимущественно в восточном христ. богословии. Г. не отрицает, что возникновение апостольской общины тесно связано с верой в Воскресение, но толкует пасхальный догмат в символическом плане. «Вера в Воскресение зиждется на убеждении в торжестве Распятого над смертью, в силе и благости Бога и в жизни Того, Кто был первородным из многих братьев» (Сущность христианства. С. 105). Т. о., тайна Воскресения есть, по Г., лишь результат необыкновенного воздействия личности Иисуса и Его учения - «сама религия» в ее истинной форме.

Суть евангельской вести, по Г., можно свести к 3 пунктам: вере в Бога Отца, бесконечной ценности отдельной человеческой души и любви к ближнему как основе подлинной нравственности (Das Wesen. B., 1950. S. 42 ff.). В таком усеченном виде предстает, по Г., подлинное, освобожденное от метафизики и догматики, первоначальное христианство, сущность к-рого Г. сведена к исполнению людьми основных нравственных норм человеческого общежития.

Реформация, по Г., означает конец формальной претензии церковной догматики на авторитет, потому что с этого времени началось освобождение церковно-догматической традиции и возврат к Евангелию как единственно необходимой и истинной традиции (Ibid. S. 160-161). Но Г. считает, что даже М. Лютер сделал слишком мало. Г. критически оценивает развитие протестант. учения: по его мнению, пришло время для 2-го шага освобождения, к-рый должен свести «Павлово Евангелие о Христе» к Евангелию о Царстве Божием, как его проповедовал Иисус Назарянин.

Г. остро критически оценивает Римско-католическую и Православную Церкви. В первой он видит результат юридической эллинизации, вторую критикует за крайний традиционализм, за преклонение перед элементами предания, за стремление выразить учение о Личности и служении Христа с помощью жестких догматических определений.

Такое дистанцирование Г. от новозаветной христологии, исказившей, как он считает, учение Самого Христа о Церкви, и, т. о., от сущности христианства стало предметом критики со стороны консервативных протестант., католич. и правосл. богословов (А. П. Лебедев, В. П. Виноградов и др.). Г. Кремер и др. теологи настаивали на том, что христианство неотделимо от спасительного служения Иисуса Христа, Его Крестной смерти и Воскресения. М. Келер подчеркивал, что «сущность» новозаветного провозвестия заключается не в абстрактных идеях и не в отношении души к Богу, но в суждении о Личности Иисуса Христа, потому что уже проповедь Иисуса о Царстве есть «скрытое высказывание о Нем Самом», а Евангелие о Христе представляет собой «раскрытое и совершенно развернутое высказывание о Нем Самом». Христологическая систематика, т. о., с самого начала является частью Евангелия (Kähler M. Angewandte Dogmen. Lpz., 19082. S. 66).

В рамках подготовки Прусской АН обширного издания раннехрист. доникейской лит-ры (Corpus Patrum Graecorum Antenicaenorum) Г. создал «Историю раннехристианской литературы до Евсевия» (Geschichte der altchristlichen Literatur bis Eusebius) - по выражению самого автора, «конспект», к-рый должен предшествовать изданию и полностью описывать лит-ру этого периода. В издании также участвовали Э. Пройшен (практически соавтор Г.), А. Дильман (описание эфиоп. традиции), Г. Н. Бонвеч (обзор раннехрист. лит-ры на слав. языке), Х. Ахелис (св. Ипполит Римский) и К. Шмидт (переводы на копт. язык) (Novak. S. 198). В работе приводится перечень рукописей и изданий, описание истории рукописной традиции и предложения по хронологической локализации отдельных текстов. Книга содержит и важный для богословия того времени вывод о существенной исторической достоверности раннехрист. традиции, и отрицательную оценку гиперкритицизма новой тюбингенской школы (Geschichte. Tl. 2. Hälfte 1. S. VIII).

Работа «Миссия и распространение христианства в первые три века» (Mission und Ausbreitung des Christentums in den ersten drei Jahrhunderten) содержит уже опубликованные ранее исследования (Mission. S. VIII; Novak. S. 203) и богатый материал по исторической географии и статистике (списки городов, епископов отдельных общин). На основе детальной проработки материала Г. рассматривает распространение проповеди христианства от апостольских времен до кон. III в. Он видит предпосылки миссии среди язычников в Евангелии, характеризует иудейскую и греко-рим. среду той эпохи, описывает переход от миссии в Палестине к миссии за ее пределами и служение ап. Павла и др. благовестников. Основной вывод книги заключается в том, что победу христианству принес прежде всего высокий религ. и нравственный дух верующих во Христа.

Важной для характеристики богословской позиции Г. является его книга о Маркионе (Marcion: das Evangelium vom fremden Gott. Lpz., 1921), в к-рой автор с сочувствием говорит о взглядах еретика, считавшего ВЗ порождением злого духа (Marcion. S. 132). Положительно воспринимая попытку Маркиона реформировать христианство на основании идей ап. Павла, Г. напоминал о том, что подобные идеи можно найти у блж. Августина и Лютера. Однако Г. оценивал Маркиона выше последних: во II в. он совершил то, что, по мнению Г., необходимо сделать в XIX в.- деканонизировать ВЗ. «Отвергнуть ВЗ во II в. было бы ошибкой, которую отклонила великая Церковь; удержать ВЗ в XVI в. было судьбой, от которой Реформация не смогла уйти. Но сохранение его в протестантизме XIX в. как канонической основы есть следствие религиозной и церковной косности» (Ibid. S. 134). Реакция Церкви на Маркиона и гностиков II в. была, по Г., одним из первых пагубных шагов по направлению к образованию церковных догм и институализации Церкви.

Возникшее в результате развития в XIX в. историко-критической науки напряжение между мн. университетскими теологами и консервативным руководством протестант. церквей образует тот фон, на к-ром в 1892 г. разгорелся спор об авторитете Апостольского Символа веры. Поводом послужило увольнение вюртембергского пастора К. Шремпфа, отказавшегося использовать при Крещении Апостольский Символ веры. Предметом дискуссии был вопрос о необходимости требования от пасторов согласия с буквальным содержанием Апостольского Символа и безусловного принятия названных в нем событий Свящ. истории или предоставления им самим решать вопрос об употреблении этого символа в богослужении. Большой резонанс имела позиция Г., к-рый предложил «вместо Апостольского Символа веры или наряду с ним установить краткое исповедание, которое яснее и отчетливее выражало бы обретенное в Реформации и в последующее время понимание Евангелия и одновременно устранило бы те трудности, которые этот символ в своем буквальном смысле ставит перед серьезными и искренними христианами, мирянами и духовенством» (In Sachen des Apostolicums // Die christliche Welt. 1892. Bd. 6. S. 768). Согласно Г., не все положения Апостольского Символа могут быть приняты в буквальном смысле, вместо буквальной он допускал символическую интерпретацию, к-рую можно лучше согласовать с результатами историко-критического исследования. Хотя Г. отвергал веру в рождение Иисуса Христа от Девы и даже отрицал возможность его символического толкования, он пришел к следующей оценке символа: «...существенное содержание Апостольского Символа состоит в исповедании следующих истин: христианской религией дарованы такие блага, как «Святая Церковь», «оставление грехов», «вечная жизнь», они уготованы через Иисуса Христа, Господа нашего, и обладанием этими благами мы обязаны вере в Бога, во всемогущего Творца, в Его Сына Иисуса Христа и в Святого Духа» (Das Apostolische Glaubensbekenntniss. B., 18922. S. 37).

Помимо ряда университетских преподавателей с Г. в его интерпретации Апостольского Символа веры был согласен М. Раде, издатель ж. «Христианский мир». Сторонники и сотрудники этого журнала, а также мн. университетские преподаватели выступили с т. н. Айзенахской декларацией, в к-рой утверждали, что Апостольский Символ веры должен остаться в евангелической церкви, но оспаривали положение о том, «что актуальность этого символа в Церкви и его церковное употребление юридически обязывало служителей и мирян к признанию всех его отдельных положений». Дискуссия не привела к конкретным церковно-правовым решениям и постепенно прекратилась.

собраны в изд. «Исследования по исагогике Нового Завета» (Beiträge zur Einleitung in das Neue Testament). Писаниям ап. Луки посвящены 1-й и 3-й тома. В 1-м т. (Lukas, der Artz) Г. подчеркивает достоверность раннехрист. традиции об авторстве Евангелия от Луки и Деяний св. апостолов. Проводит тщательный лингвистический анализ с целью показать единство кн. Деяний, ибо в той части книги, где повествование ведется от 1-го лица мн. числа, используется та же лексика и тот же стиль, что и в остальной части книги. В 3-м т. Г. анализирует источники, использованные автором при написании кн. Деяний, а также подчеркивает, что Лука, создавший жанр истории первохрист. общины, внес большой вклад в развитие идеи каноничности НЗ. Наиболее достоверным, по Г., является т. н. Иерусалимо-Антиохийский источник (Деян 6. 1-8. 4; 11. 19-30; 12. 25-15. 35) с его характерным живым повествовательным стилем. К менее надежным Г. относит 2 др. источника: Иерусалим А, или Иерусалимско-Кесарийский, источник (Деян 3. 1-5. 6; 8. 5-40; 9. 31-11. 18 и 12. 1-23), возможно восходящий к ап. Филиппу, и Иерусалим Б, ставший основой для той части кн. Деяний, где повествование ведется от 1-го лица (Деян 27), и, возможно, восходящий к эллинистическим кругам.

Во 2-м т. содержится стилистический анализ источника логий Иисуса (Q), к-рый использовали Матфей и Лука (см. ст. Синоптическая проблема). Г. сделал вывод, что этот материал лучше представлен в Евангелии от Матфея, и на этом основании предложил свою реконструкцию источника. По Г., в нем отражена ранняя аутентичная традиция, вероятно, он более древний и достоверный, чем Евангелие от Марка, и изначально был написан в Палестине на арам. языке до 70 г., возможно ап. Матфеем. Г. считает, что Q и Евангелие от Марка предлагают надежное основание для исторической реконструкции учения и жизни исторического Иисуса из Назарета.

Вопросам датировки кн. Деяний и синоптических Евангелий посвящен 4-й т. Соглашаясь с тем, что ап. Павел после первого заключения покинул Рим, чтобы продолжить миссионерскую деятельность, Г. считает, что Деяния были написаны в 64 г., вскоре после этого. Как следствие Г. принимает и раннюю датировку синоптических Евангелий: первый вариант своего Евангелия Марк написал в 50-х гг., ок. 60 г. в Риме он показал евангелисту Луке копию, к-рую тот использовал при написании своего Евангелия приблизительно в то же время; Марк, по Г., позднее отредактировал свое Евангелие, к-рое было использовано автором Евангелия от Матфея, написанного ок. 70 г. Т. о., по Г., «2-е и 3-е Евангелия, так же как Деяния, были составлены еще при жизни ап. Павла, и 1-е Евангелие было написано лишь несколькими годами позднее» (Ibid. S. 88, 162).

В последних томах Г. обращается к повседневной жизни первых христиан, к-рые, как прежде иудеи, читали Свящ. Писание дома («Чтение Библии в ранней Церкви»). Он показывает, что канон НЗ возник как результат противопоставления Церковью своего сборника канону, созданному Маркионом, с целью защитить нормативное апостольское откровение от монтанистских учений о новом откровении Духа (ср.: Лаодик. 60; Афан. 2; Амор.). Выбор именно 4 Евангелий был компромиссом между самыми большими Церквами, каждая из к-рых принимала отдельное Евангелие: Иерусалим - Евангелие от Матфея, Рим - Евангелие от Марка, Коринф - Евангелие от Луки, Эфес - Евангелие от Иоанна.