БЭКОН

Б. получил образование в Оксфорде, где изучал «свободные искусства» (см. Artes liberales), а также физику и метафизику Аристотеля. В кон. 30-х - нач. 40-х гг. стал преподавателем: читал лекции по Аристотелю на фак-те искусств Парижского ун-та. В Париже Б., возможно, изучал богословие. Его пребывание во Франции было недолгим: многочисленные конфликты с начальством и коллегами, вызванные непростым характером Б., а также его бескомпромиссностью в отдельных вопросах философии, вынудили его ок. 1250 г. вернуться в Оксфорд. Вероятно, после этого он еще посещал Париж. Ок. 1257 г. вступил во францисканский орден. К этому времени Б. пришел к выводу о необходимости коренной реформы всей системы науки и образования. Стремясь претворить свои идеи в жизнь, он обратился за поддержкой к кард. Фульку (буд. папа Римский Климент IV), и тот, заинтересовавшись взглядами Б., предложил изложить их в специальном сочинении. Этим сочинением стала самая известная работа Б.- «Орus Majus» (Большое сочинение), копию к-рого Фульк и получил ок. 1265-1266 гг., уже во время своего понтификата. В 1266-1267 гг. Б. написал для папы еще 2 трактата, «Opus Minus» (Меньшее сочинение) и «Opus Tertium» (Третье сочинение), в к-рых разъяснялись и углублялись идеи «Opus Majus». Кончина Климента IV в 1268 г. перечеркнула надежды Б. на исполнение его реформаторских планов. В 1277 или 1278 г. генерал ордена францисканцев Иероним из Асколи (буд. папа Николай IV) осудил учение Б. за некие «подозрительные новшества» и приговорил философа к тюремному заключению. Неизвестно, в чем собственно состояли обвинения, предъявленные Б., во всяком случае благодаря страсти к опровержению тех, кого он называл «ложными авторитетами» (практически всех известных парижских профессоров, в т. ч. Александра Гэльского, Альберта Великого), Б. нажил недоброжелателей среди людей, обладавших большим влиянием. К тому же, ведя переписку с папой в обход орденского руководства, Б. нарушал обет монашеского послушания. После освобождения из тюрьмы (между 1280 и 1290 или в 1292) Б. прожил недолго. Похоронен во францисканской церкви в Оксфорде. В зап. традиции Б. имеет почетное именование «удивительный доктор» (doctor mirabilis).

Хронологический порядок работ Б. восстановить сложно. Наиболее ранними его сочинениями являются комментарии к «Физике» и «Метафизике» Аристотеля, написанные в период преподавания в Париже. Среди работ, созданных до 1265-1266 гг. (т. е. до «Opus Majus»),- глоссы к «Secretum secretorum» (Книге Тайн - сочинению неизвестного автора, приписывавшемуся в ср. века Аристотелю, ок. 1253); «Communia mathematica» (Общая математика, ок. 1258); «De secretis operibus naturae» (О тайных делах природы, ок. 1260); «De multiplicatione specierum» (О приумножении видов, ок. 1262); «Perspectiva» (Оптика, ок. 1263); «De causis ignorantiae» (О причинах заблуждений, ок. 1263); «Metaphysica» (Метафизика) и др. Приблизительно в этот период Б. начал работу над «Communia naturalium» (Общей физикой), а завершил ее уже после создания «Opus Minus» и «Opus Tertium» и, возможно, написал трактат «De iride» (О радуге). Приступив к созданию всеобъемлющего сочинения, именовавшегося им иногда «Scriptum principale» (Главное произведение), Б. понял, что не успеет закончить задуманное в короткий срок, и ограничился созданием «Opus Majus», к-рый представляет собой по большей части компиляцию из предшествующих сочинений: в «Opus Majus» входят значительные фрагменты «Оптики», «Общей физики», трактат о радуге и т. д. «Opus Minus» и «Opus Tertium» стали дополнением к «Opus Majus». Среди поздних работ Б. трактаты «Compendium studii philosophiae» (Философский компендиум, ок. 1270), посвященный не столько философским проблемам, сколько вопросам церковной жизни, и «Compendium studii theologiae» (Теологический компендиум, 1292).

Роль и место Б. в истории богословия, философии и науки оценивается по-разному. Антихристиански настроенные историки рассматривали Б. как своего рода «мученика науки», опередившего свое время и пострадавшего от преследования церковников, мн. католич. историки философии (П. Мандонне, М. Грабманн и др.), напротив, видели в нем ничем не примечательного и чрезмерно амбициозного скандалиста, ставшего известным благодаря не столько научным заслугам, сколько конфликтному характеру и неумению общаться с оппонентами. Совр. более взвешенные исследования (С. Истон, Т. Краули, Д. Линдберг) выявляют, с одной стороны, некорректность утверждений о том, что в XIII в. Б. был единственным мыслителем, занимавшимся естественнонаучными проблемами и предвосхитившим позднейшие достижения науки: его физика и оптика являются по большей части воспроизведением, пусть даже иногда и критическим, учений предшественников. С др. стороны, Б. характеризуется некой «негативной» оригинальностью: отдавая предпочтение математике и естественнонаучным методам и отвергая в известных пределах спекулятивную философию, преподававшуюся в стенах Парижского ун-та, он последовательно находился в оппозиции к подавляющему большинству совр. ему философов и богословов.

Практически всю жизнь Б. посвятил созданию универсального учения, своего рода энциклопедии наук, от грамматики до богословия, включая также астрологию и алхимию. Нек-рая часть этой грандиозной задачи была им воплощена в трактате «Opus Majus». Трактат состоит из 7 частей: 1-я повествует о 4 причинах человеческого невежества, во 2-й разъясняется отношение между философией и богословием, 3-я посвящена грамматике, 4-я - математике, 5-я - оптике, 6-я - экспериментальной науке, 7-я - моральной философии.

Характерным для Б. является рассмотрение грамматики, математики и др. наук, считавшихся в ср. века составными частями философии, не только как теоретических дисциплин, но и в практическом приложении. С его т. зр., практическое значение философии в том, что она должна использоваться для достижения бо́льшего совершенства в церковной жизни, для устройства «государства верных», т. е. христ. гос-ва, для обращения неверных и для того, чтобы «те, которые упорствуют во зле, могли обуздываться и оттесняться подальше от границ Церкви силой мудрости, а не пролитием христианской крови» (Op. Maj. I 1).

Б. не разделял тенденцию к разграничению предметов богословия и философии (науки), появившуюся в схоластике XIII в.: проблема соотношения веры и разума, богословия и философии решается им в традиции блж. Августина. Б. стремится обосновать единство знания и веры, к-рые представляют собой результат первоначального Божественного Откровения и не противоречат друг другу. «Вся мудрость содержится в Священном Писании, хотя и должна разъясняться посредством права и философии; и как в кулаке собирается то, что более широко развернуто в ладони, так и вся мудрость, полезная человеку, заключена в Священном Писании, но не полностью разъяснена, и ее разъяснение есть каноническое право и философия» (Op. Tert. XXIV); «философия есть раскрытие Божественной мудрости посредством учения и искусства» (Op. Maj. II 14). В связи с этим Б. утверждает, что философия должна служить Божественной мудрости и соответственно Церкви, но полагает, что такое «служение есть царствование» (Op. Tert. XXIV).

Отстаивая необходимость практического приложения теоретического знания, считая сочинения большинства философов и богословов своего времени по преимуществу собранием заблуждений, Б. начинает «Opus Majus» с рассмотрения причин возникновения этих заблуждений. Всеобщих причин человеческого невежества, по Б., 4: доверие сомнительному авторитету; привычка, или обычай; суждение толпы; невежество, выдаваемое за всезнание. Последнее наиболее опасно, поскольку является источником др. причин. Эти пороки (pestes; букв.- язвы, заразы) Б. относит на счет испорченности человеческой природы в результате грехопадения: «Четыре общие причины всех наших бедствий, поражающие от начала мира всякое сословие, и всякого человека, сколь бы он ни был мудр (помимо Господа нашего Иисуса Христа и Блаженной Девы Марии), хоть раз принуждают отклониться от истинного пути или от высшего совершенства» (Op. Tert. XXII). Эти всеобщие причины являются источником возникновения частных причин невежества, среди к-рых Б. называет прежде всего незнание языков и пренебрежительное отношение к математике и опыту. Так, в разделе «Opus Majus», посвященном грамматике, Б. приводит многочисленные примеры неверных переводов и интерпретаций сочинений греч. философов и Библии. В разделе, посвященном математике, Б. утверждает, что именно забвение математического знания привело к «полному уничтожению наук среди латинян» (Op. Maj. IV 1). Под математическими науками во времена Б. понимались не только арифметика и геометрия, но также астрономия и музыка. Отождествляя понятия «астрономия» и «астрология» (астрология как практическое выражение астрономии), Б. под «забвением математического знания» подразумевает критическое отношение большинства парижских богословов к астрологии. Защищая астрологию от обвинений в предопределении мировых процессов и исключении свободной воли человека, Б. стремится показать, что астрология не предполагает строгого детерминизма и что ее положения не необходимы. Кроме того, он пытается отмежеваться от «ложных математиков», к к-рым причисляет предсказателей будущего, гадателей, колдунов, указывая, что «истинная математика» (включая «истинную астрологию») не имеет ничего общего с их учениями.

Разъясняя упрек современникам в пренебрежительном отношении к опыту, Б. обращается к пониманию природы человеческого знания. С его т. зр., из 2 видов познания: спекулятивного и опытного - только опыт (experientia) является единственным способом достижения достоверной и несомненной истины. «Аргумент дает заключение и вынуждает нас соглашаться с заключением, но он не дает твердой уверенности и не устраняет сомнения так, чтобы дух успокоился в созерцании истины (разве что он обнаружит ее опытным путем), ибо многие обладают аргументами в отношении познаваемого, но поскольку не имеют о нем опыта, его отвергают, а потому не следуют благу и не избегают зла» (Op. Maj. VI 1).

Однако Б. вряд ли можно назвать провозвестником эмпирической науки. Во-первых, опыт у него не есть контролируемый эксперимент, а скорее «испытывание», наблюдение в самом широком смысле слова, причем не обязательно непосредственное. Б. пишет об обретении опыта посредством внешних чувств: «...Мы познаем в опыте небесные явления с помощью изготовленных для этого инструментов, а явления подлунного мира - через дела, подтвержденные зрением» (Ibidem). Но в разряд опыта у Б. попадают и сообщения «достойных доверия людей», он часто приводит как «подтвержденные опытом» разного рода нелепости, вроде того, что человек, на к-рого посмотрел волк, до самой смерти теряет дар речи, что скифские женщины имеют 2 зрачка и наводят порчу и т. д. При этом Б. не отрицает необходимости для науки не только опытной, но и теоретической базы и чаще говорит о вспомогательной роли чувственного опыта в подтверждение той или иной теории и лишь в отдельных случаях - об эмпирических основаниях науки.

Во-вторых, опыт носит у Б. двойственный характер. Чувственный опыт недостаточен, он «не дает полной достоверности относительно телесных вещей вследствие их сложности и не достигает вещей духовных. Поэтому необходимо, чтобы человеческий разум получал и иную помощь, и поэтому святые патриархи и пророки, которые первые дали науки миру (и равным образом многие верные после [пришествия] Христа), не останавливались на чувственном восприятии, но получали внешние озарения. Ибо благодать веры и Божественные вдохновения просвещают многих не только в вещах духовных, но и в вещах телесных и философских науках» (Op. Maj. VI 1). Б. принимает, т. о., традиц. августинианскую теорию Божественного просвещения, сочетая ее с нек-рыми идеями, почерпнутыми в трудах араб. философов, прежде всего Авиценны (Ибн Сины), а также Аристотеля. Опираясь на последнего, Б. проводит различие между разумом действующим (intellectus agens) и разумом возможностным (intellectus possibilis). При этом Б. в отличие от Фомы Аквинского считает, что действующий разум не является частью человеческой души. Действующий разум - это прежде всего Бог, а также ангелы: «...Бог по отношению к душе есть все равно, что солнце по отношению к телесному взору, а ангелы - все равно, что звезды» (Op. Tert. XXIII). Божественные озарения даются не только христианам, но и языческим мудрецам: «Правдоподобным и разумным является то, что столь достойные и столь мудрые мужи, как Пифагор, Сократ, Платон, Аристотель, и другие ревнители высшей мудрости, получили от Бога особые просвещения (illuminationes), благодаря которым они познали многое о Боге, спасении души, и, возможно, [это было дано им] скорее ради нас, христиан, чем ради их собственного спасения» (Ibid. XXIV).

В опытной науке, принципиально отличной, согласно Б., от наук умозрительных и ремесленных искусств, имеются 7 степеней познания. В 1-й степени имеют место собственно чувственный опыт и Божественные просвещения, связанные с наукой. 2-я степень - обретение нравственных добродетелей, способствующих очищению разума от чувственных влечений и греха. «Третья степень - семь даров Духа Святого, которые перечисляет Исаия. Четвертая - блаженства, которые определяет в Евангелии Господь. Пятая заключается в чувствах духовных. Шестая - в наслаждениях, к которым относится мир (рах) Господень, который превосходит всякое чувство (ср.: Флп 4. 7.- А. А.). Седьмая - в восхищениях и их видах (экстатических состояниях.- А. А.), сообразно которым разные люди по-разному восхищаются, так что видят многое, о чем не дозволено говорить человеку» (Op. Maj. VI 1).

Физика, наука о природе, согласно Б., является учением о естественных деятелях, силах (agentes, efficientes), и их действиях (actiones), или эффектах (effectus). Для любого действия помимо деятеля необходима претерпевающая часть (pars patiens), в к-рой он действует, часто называемая Б. материальным началом (principium materiale) или просто материей. В понимании Б. деятеля, или действующей части (pars agens), сказывается влияние учения о распространении энергий, сил или у Б. «species» - видов, форм (физических или духовных эманаций, исходящих от одной вещи к др.), воспринятого Б. через Роберта Гроссетеста и теорию оптики арабов. Субстанции, а также нек-рые акциденции (тепло, холод, влага, сухость, свет, цвет, запах, вкус, к к-рым иногда добавляется звук), согласно Б., активны, они производят «species», называемые также силой действующего (virtus agentis), подобием (similitudo), образом (imago). Все действия и изменения в природе совершаются посредством «species» сообразно единым законам, поэтому оптика, изучающая законы возникновения, распространения и действия видимых «species», прежде всего света, позволяет объяснить любое природное явление геометрически, в линиях, и представляет собой универсальную науку, дающую возможность математически точного объяснения любого природного действия.

Философско-богословскую систему Б. венчает моральная философия, к-рая, с его т. зр., «является целью для всех прочих [наук], их госпожой и царицей», поскольку «только она одна учит душу добру» и только она приводит человека к Богу (Op. Tert. XV). Моральная философия трактуется Б. чрезвычайно широко: это не этика в совр. или античном понимании, но скорее спасительная мудрость, имеющая Божественное происхождение и объемлющая большинство сфер практического знания. Б. подразделяет моральную философию на 6 частей: богословскую, к-рая «направляет человека к Богу, в связи с чем возможна философия, и утверждает, что может, о Боге, ангелах, демонах и о будущей жизни, в славе или наказании, и не только о жизни души, но и о воскресении тела»; политическую, к-рая «дает общественные законы, прежде всего относительно поклонения Богу, затем относительно управления государством, городами и царствами»; этическую, к-рая повествует о «красоте добродетелей, дабы они были любимы, и о безобразии пороков, дабы они были избегаемы»; доказывающую истинность христ. учения и его превосходство над всеми прочими религиями; относящуюся к искусству проповеди; юридическую (Ibid. XIV). К сфере моральной философии Б. причисляет те вопросы, к-рые мн. его современники относили обычно к ведению метафизики или богословия. По Б., моральная философия должна доказывать и обосновывать существование Бога; возможность Его познания человеком; всемогущество и бесконечность Бога; единство Бога по сущности; троичность Бога; Бога как Творца мира; существование ангелов; существование человеческих душ; бессмертие души; загробную жизнь и вечное блаженство праведников; возможность достижения такого блаженства для человека; Божественное провидение; посмертное воздаяние; необходимость почитания Бога; необходимость морально-этических норм; необходимость Откровения; Богочеловечество Христа. Доказательства этих положений, предпринимаемые Б. в «Opus Majus», не являются строгими или даже вероятностными. Б. ограничивается в основном приведением высказываний различных языческих и мусульм. философов, достаточно тенденциозно подобранных, а порой и исторически сомнительных. Так, он всерьез полагает, что «в гробнице Платона была обнаружена некая надпись, сделанная на его груди золотыми буквами, гласящая: «Верую во Христа, который родится от Девы, будет страдать за род человеческий и воскреснет в третий день»» (Op. Maj. VII 1). Позиция Б. может быть объяснима тем, что, по его представлению, основным аргументом в моральной философии является не доказательство, но риторика и поэзия: «Эти аргументы (риторический и поэтический.- А. А.) наиболее сильны в вещах спасительных, но слабы в чисто спекулятивных [науках], точно так же, как в чистом знании наиболее действенно демонстративное доказательство, хотя оно совершенно бессильно в [науках] практических и в тех, которые относятся ко спасению… и поскольку богословие и каноническое право определяют мораль, законы и право, то им необходимы эти два аргумента» (Op. Maj. III).