ПОРФИРЬЕВ

И. Я. Порфирьев. Фотография. 70-е гг. XIX в.

И. Я. Порфирьев. Фотография. 70-е гг. XIX в.

П.- выпускник Вятской ДС (1844) и КазДА (1848; 2-м по списку со степенью магистра). Наибольшее влияние на него оказал преподававший в КазДА словесность С. И. Протопопов (с 1847 иером. Серафим; впосл. епископ Самарский). П. преподавал в КазДА на кафедре словесности (в 1858-1867 - словесности и гомилетики) (1848-1870), на кафедре теории словесности и русской лит-ры (1870-1884), теории словесности и истории иностранных лит-р (1884-1890); бакалавр (утвержден 5 нояб. 1848, начал чтение лекций в 1849), экстраординарный профессор (с 21 апр. 1859), ординарный профессор (с авг. 1864), заслуженный профессор (с 1873). Помощник библиотекаря (1855-1858; хранитель б-ки Соловецкого в честь Преображения Господня мужского монастыря, поступившей в КазДА) и библиотекарь (1858-1862) КазДА. Состоял членом редакционного комитета ж. «Православный собеседник». Помощник ректора по церковно-практическому отделению и член правления (1870-1882), член Совета (с 1882) КазДА. Д-р богословия (утвержден Синодом 11 июля 1873). Участвовал в работе предварительного комитета IV Археологического съезда в Казани (1876), член-депутат от КазДА на нем (1877), во время работы съезда избран секретарем отделения памятников языка и письма, член редакционного комитета по изданию трудов съезда (1877-1878).

Наряду с КазДА преподавал словесность в Родионовском ин-те благородных девиц (1862-1869).

Награжден орденами св. Анны 2-й степени (1869; в 1873 обычные знаки ордена заменены на знаки с имп. короной), св. Владимира 4-й (1877) и 3-й (1883) степени, св. Станислава 1-й степени (1887), а также бриллиантовым перстнем (1865).

Был женат (с 1856) на Августе Гордиевне (Гордеевне), урожденной Саблуковой (29 июня 1838-1895), дочери выдающегося ученого-востоковеда и 1-го переводчика Корана на рус. язык, профессора КазДА Г. С. Саблукова (1802 или 1803-1880). Супруги имели 4 детей. Младший сын - Сергей Иванович Порфирьев (21 окт. 1869 - 5 мая 1942), историк, архивист, выпускник историко-филологического фак-та Казанского ун-та (1893). Архивист и помощник редактора в Древлехранилище МАМЮ в Москве (1905-1919), научный сотрудник Центрального архива Татарской АССР (1920-1924). Активно участвовал в работе Об-ва археологии, истории и этнографии при Казанском ун-те, в 1903 г. пожертвовал ему б-ку Саблукова, библиотекарь об-ва (1922-1924). Автор ряда работ по истории Казанского края и описаний рукописей. Зять (муж Ольги Ивановны Порфирьевой) и ученик П.- Алексей Васильевич Попов (1856 - 9 нояб. 1909), выпускник Вятской ДС (1878), КазДА (1882), преподаватель лат. языка в Вятской ДС (1882-1884), доцент по кафедре пастырского богословия и педагогики (1884-1891), доцент (1891-1895), экстраординарный (1895-1904) и ординарный (1904-1909) профессор по кафедре теории словесности и истории иностранных лит-р КазДА. Автор работ «Влияние церковного учения и древнерусской духовной письменности на миросозерцание русского народа и в частности на народную словесность в древний допетровский период» (Каз., 1883), «Типы духовенства в русской художественной литературе за последнее 12-летие» (Каз., 1884), «Православные русские акафисты: История их происхождения и цензуры...» (Каз., 1903).

После кончины П. 2 панихиды у его гроба отслужил еп. Чебоксарский Сергий (Соколов). Отпевание П. совершил архиеп. Казанский и Свияжский Павел (Лебедев) в сослужении ректора КазДА прот. А. П. Владимирского, ректора Казанской ДС архим. Никанора (Каменского; впосл. архиепископ), Казанского кафедрального прот. Е. А. Малова, прот. Н. К. Миловидова и др. П. похоронен на Арском кладбище в Казани.

В сер. 50-х гг. XIX в. П. обратился к изучению Псалтири, составив свод ее известных типов и их употребления в средневековье на Руси (Порфирьев. 1857). П. выделил 4 типа Псалтири по предназначению: богослужебную; учебную; «назидательную для чтения домашнего»; «спасительную в некоторых особых случаях жизни», в частности при чтении над гробом усопшего мирянина, а также 4 типа самой книги: простую, следованную (для богослужения), толковую и гадательную.

Ряд статей П. посвятил развитию науки и просвещения на Руси. В статье о чтении книг в Др. Руси (Порфирьев. 1858) попытался раскрыть процесс постепенного проникновения книжного просвещения во все слои общества, при этом делая особый акцент на усилиях монахов и книжников в распространении книжного просвещения (Макарова. 2000. С. 51). На основе «Статьи о книгах истинных и ложных» П. проследил процесс соединения греко-византийской и собственно рус. образованности, показав, что в итоге национальная принадлежность составителя или автора текста теряла свое значение (Там же. С. 52). Спустя 2 года П. вновь вернулся к проблемам научных знаний в Др. Руси (Порфирьев. Об источниках. 1860). По его мнению, типологическое отличие древнерус. просвещения от научности XIX в. состояло в том, что в Др. Руси присутствовали лишь элементы научного познания, полученные «вместе с теми сочинениями... какие мы заимствовали из Греции и Болгарии» (Там же. С. 186). В элементы научного познания П. включал и стремление к систематизации, присущее не только светским наукам, но и неразрывно связанному с ними богословию. Важное место в своей концепции ученый отводил «Изложению православной веры» прп. Иоанна Дамаскина и др. катехизическим произведениям, в т. ч. их рус. переводам. Говоря о собственно светских науках и их отражении в древнерус. памятниках, П. проследил черты слав. мировоззрения на примере, в частности, перевода Иоанном Экзархом «Книги осмочастной» (грамматики) прп. Иоанна Дамаскина, к-рую «экзарх не просто перевел, а переделал, применив ее к свойствам языка славянского: это не греческая, но греко-славянская грамматика» (Там же). Из переводов трудов Иоанна Дамаскина П. выделил 3 книги: катехизис, диалектику и грамматику как истоки трех важнейших наук того времени - богословия, философии и «словесности или языкознания» соответственно (Макарова. 2000. С. 55). К основному корпусу произведений, систематизировавших гуманитарные знания, по мнению П., примыкали памятники, дававшие сведения по более прикладным, практическим вопросам; к ним исследователь относил Шестоднев, Изборник Святослава, «Сказание о письменах...» черноризца Храбра, «Пчелу», византийские хронографы, «Христианскую топографию» Космы Индикоплова и др. Так, напр., в «Пчеле» наряду с библейскими цитатами и изречениями св. отцов приводится огромное количество выдержек из Плутарха, Исократа, Демокрита, Аристотеля, Платона, Эпиктета, Эпикура. Из хроник, в частности из Хроники Георгия Амартола, рус. книжники черпали сведения «о лицах, нравах и обычаях у разных народов... о состоянии науки и искусства» (Порфирьев. Об источниках. 1860. С. 210), т. е. переводчик намеренно ставил своей целью знакомство слав. читателей с широким культурным фоном истории Др. Греции и Византии, а также сопредельных им стран. Говоря о влиянии хронографов как источников исторических, биографических, географических сведений, П. указывал на явление переноса жанра на слав. почву, когда в общее повествование стали включаться фрагменты, описывавшие события истории слав. народов, что доказывало, по мнению П., осознание рус. книжниками причастности Руси к единой мировой истории.

В небольшой статье об аллегорических изображениях времен года (Он же. Аллегорические изображения. 1860) П. показал особенности средневек. мировоззрения на примере уподобления 4 времен года 4 возрастам человека и 4 календарным церковным праздникам (Благовещение, Рождество Иоанна Предтечи, Зачатие Иоанна Предтечи, Рождество Христово). Первая из этих аллегорий находится ближе к мифологическому сознанию, к-рое т. о. опосредованно влияет на вторую: в качестве примера П. привел образ Девы-Весны, находившийся в народном восприятии в сложном параллелизме с образом Богоматери (Макарова. 2000. С. 58).

Работа П. о «Домострое» (Порфирьев. «Домострой» Сильвестра. 1860) стала одним из первых исследований произведения как лит. памятника: «Нельзя утверждать, что Домострой представляет в себе точную копию современной ему жизни, что жизнь эта так текла, как изображается в Домострое... Домострой не исторический рассказ... а сборник правил и наставлений о том, как должно жить, и походит больше на дидактическую поэму, где главный элемент не исторический, а дидактический» (Там же. С. 294). П. объяснял стремление к систематизации жизненного опыта тем, что к XVI в. просвещение проникло практически во все слои общества, так что миросозерцание рус. человека-христианина окончательно сформировалось, при этом развитие общества привело уже и к «уклонению от древних правил и уставов» (Там же. С. 286).

Отдельно следует отметить статью П., посвященную подготовке и содержанию церковных проповедей, написание к-рой было вызвано соединением на одной кафедре КазДА словесности и гомилетики (Об условиях успеха церковной проповеди в народе // ПО. 1862. № 1. С. 6-30).

Одной из ведущих тем научных занятий П. стали апокрифы. Вслед за европ. библеистами, в частности К. Тишендорфом, П. стремился избегать терминологической неясности и вернуться к первоначальному употреблению слова «апокриф» в значении «неканоническая книга» (что, впрочем, не отменяло необходимости дальнейшего разделения апокрифов на «признанные Церковью» и «отреченные») (Макарова. 2000. С. 93). По структуре обе основные работы П. о ветхозаветных и новозаветных апокрифах (Порфирьев. 1873 (в том же году защищена П. как докторская диссертация), 1877; Он же. 1890) представляют собой соединение публикации памятников, сгруппированных по параллелям к каноническим книгам, сюжетам и центральным фигурам ВЗ и НЗ (подобная классификация не имела прецедента в отечественной науке) с их научным осмыслением.

П. подчеркивал не еретический характер апокрифов, а творческое начало, «поэтическую фантазию», поскольку она именно в таком варианте («вживление в книжность») приобрела способность к отражению реалий новой культуры. По мнению ученого, важность апокрифов состояла в том, что «для истории имеет значение не одна истинность событий, но и то, как события в разные времена были понимаемы народными массами, как они настраивали их воображение, какие воспитывали в них чувства и стремления» (Он же. 1877. С. 3). Возникновение апокрифов П. возводил к народным сказаниям мифического периода, впосл. пережившим воздействие «книжного сказания», и подчеркивал пассивную роль поэтической фантазии по отношению к книжному началу: «Из древних сказаний письменность делает выбор, оставляя без внимания те, которые не выдерживают ее критики» (Там же. С. 10). В связи с этим, по мнению П., апокрифические произведения принимали формы подражания библейским книгам (Малое Бытие, Книга Еноха, Первоевангелие Иакова).

П. поднял проблему национальной специфики слав. изводов апокрифов (Макарова. 2000. С. 97), отметив, что «из известных апокрифов многие распространены были в переделках, нежели в подлинном виде» и «далеко не всегда заимствовались из первых подлинных источников» (Порфирьев. 1877. С. 1). Примером своеобразия бытования апокрифов на Руси служил и выбор переводившихся текстов: помимо общего для всего христ. мира более широкого распространения апокрифов на новозаветные сюжеты для Руси оказалась нехарактерной популярность распространенных в Зап. Европе и Византии ветхозаветных апокрифов мистического типа (Книга Еноха, Малое Бытие, Заветы двенадцати патриархов), тогда как прижились апокрифы просветительского, «нравственного» типа. Также, по мнению П., важными особенностями были относительно позднее появление апокрифов на Руси и пути их появления (непосредственно из Византии; через Болгарию, Сербию и из них; с Запада через Польшу; возможно также, из Палестины), с чем связано наслоение в рус. изводах неск. авторских вариантов (П. проследил этот процесс на примере Палеи).

П. исследовал работу рус. переводчиков и редакторов апокрифов, к-рые стремились стилистически упорядочить текст, что было необходимо в связи с уровнем подготовленности древнерус. читателя. Результатами подобных упрощений и приспособлений становились включение памятника в собственно рус. лит. процесс и дальнейшее его влияние на оригинальные рус. произведения: так, П. одним из первых установил текстуальное сходство «Завета Иуды» со 2-й частью «Поучения» киевского кн. Владимира (Василия) Всеволодовича Мономаха. Также П. отмечал внедрение собственно рус. элемента в тексты апокрифов и переосмысление нек-рых образов (напр., упоминание в тексте «Хождения Богородицы по мукам» мучений грешников, веровавших в Хорса, Трояна, Велеса). Аналогичные явления П. указал и при сличении греческих и лат. текстов апокрифов (Макарова. 2000. С. 99). Труды П., посвященные апокрифической лит-ре, во многом сохраняют свое значение вплоть до наст. времени.

Др. направлением научной деятельности П. стала подготовка сводного труда по истории рус. лит-ры. Эта задача была связана как с непосредственными научными интересами П., так и с многолетним чтением им курсов по теории и истории словесности. «История русской словесности» была доведена исследователем до 1-й четв. XIX в. и осталась незавершенной (последняя часть, посвященная лит-ре эпохи имп. Александра I, вышла уже после смерти П., при этом публикаторы исключили из текста ряд незавершенных автором фрагментов). Две части исследования П. были в разное время удостоены Макариевской премии Синода (1-я часть в 1871 - премия 500 р.; 2-е отделение 2-й части в 1886 - полная премия 1500 р.). П. предложил периодизацию развития рус. лит-ры, основывавшуюся на этапах распространения на Руси просвещения (Там же. С. 71). Он выделил 8 периодов для XI-XVII вв. (по одному на каждый век до XVI в. включительно и 2 периода в XVII в.), а также 3 периода в XVIII в. (1-я четверть, время правления имп. Елизаветы Петровны, время правления имп. Екатерины II) и 1-ю четв. XIX в. Для каждого периода П. выделял «лидирующий» круг, слой общества (в XII в.- высшее духовенство, к XVI в. к нему добавились клирики вообще и книжники (свящ. Сильвестр, прп. Максим Грек)), и «ведомые» ими участники процесса (в XII в.- князья, их окружение, часть горожан, к XVI в.- те же, а также авторы повестей и исторических сочинений, горожане, крестьяне). На протяжении долгого времени «История русской словесности» оставалась одним из лучших пособий для изучения русской лит-ры в духовных и светских высших учебных заведениях.

П. подготовил также краткий курс истории древнерус. лит-ры, выдержавший неск. изданий (История древней рус. словесности. Каз., 1882, 18912 (это и последующие издания под названием «Краткий курс истории древней русской словесности»), 19115).

Награжден золотой Уваровской медалью (1889) за разбор соч. В. Н. Мочульского «Историко-литературный анализ стиха о Голубиной книге» (Варшава, 1887).

Во 2-й пол. 50-х - нач. 60-х гг. XIX в. П. активно занимался публикацией памятников древнерус. лит-ры. Издания П. отличают высочайшая культура исполнения и верность передачи орфографии рукописного подлинника, что отмечали Ф. И. Буслаев, Д. С. Лихачёв, Н. В. Синицына и др. (Макарова. 2000. С. 18). П. издал ряд богословских трудов и поучений, в т. ч. молитвы на всю седмицу еп. Туровского свт. Кирилла II (ПС. 1857. № 1. С. 212-260; № 2. С. 273-351), 3 послания митр. Тобольского Игнатия (Римского-Корсакова) (1855, прил. к ПС), «Просветитель» прп. Иосифа (Санина) (1855-1857, прил. к ПС), 2 Слова о деннонощной молитве (ПС. 1858. № 8. С. 599-607), поучение «О благоустройстве семейной жизни» (Там же. № 12. С. 508-513), поучение прп. Феодосия Печерского об умеренности в застольном питии (Там же. № 10. С. 255-257), 2 поучения о праздновании воскресного дня и о житии христианском (Там же. 1859. № 4. С. 464-477), 2 Слова в похвалу преподобным Зосиме и Савватию Соловецким (Там же. № 8. С. 471-571; № 11. С. 302-314), 2 поучения о постах (Там же. № 12. С. 444-456); поучения митрополита Киевского свт. Фотия (Там же. 1860. № 8. С. 453-473; № 9. С. 97-112; № 10. С. 222-236; № 11. С. 357-366; № 12. С. 481-500; 1861. № 6. С. 181-204; № 7. С. 303-322), послание Филофея, старца Елеазарова во имя святителей Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста монастыря, дьяку М. Г. Мунехину (Там же. 1861. № 5. С. 78-96). Большую известность приобрело 3-томное издание трудов прп. Максима Грека (1859-1862; прил. к ПС), широко использовавшееся исследователями XIX-XX вв. П. также подготовил к изданию ряд житийных произведений, в т. ч. «Сказание о Борисе и Глебе» прп. Нестора (ПС. 1858. № 4. С. 578-604), «Сказание о прп. Петре, царевиче Ордынском» (Там же. 1859. № 3. С. 356-370), Жития прп. Трифона Печенгского (Там же. № 5. С. 89-120) и прп. Елеазара Анзерского (Там же. 1860. № 1. С. 101-120; № 2. С. 237-252).

П. руководил работами по разбору рукописного собрания Соловецкого мон-ря. К 1859 г. предварительная работа была завершена, основными заслугами группы ученых под рук. П. стали научная систематизация памятников, разделение их на «отделы» и «разряды», а также атрибуция каждого памятника. Классификация, разработанная П., имела научный характер и практически соответствовала совр. требованиям классификации рукописных кириллических памятников (Макарова. 2000. С. 17). В 1875 г. П. отказался от предложения возглавить Комиссию по полному описанию Соловецкого собрания и стать редактором описания (передал эти полномочия П. В. Знаменскому), однако, по сути, неформально возглавлял работы, подготовил программу описания рукописей, а также лично выполнил описания рукописей литературного и богословского содержания, в т. ч. трудов прп. Иоанна Дамаскина, прп. Нила Сорского, прп. Иосифа (Санина), прп. Максима Грека, свт. Димитрия (Савича (Туптало)), а также Палей, Хронографов, Шестодневов, толковых Псалтирей и др. (Описание рукописей Соловецкого мон-ря, находящихся в б-ке КазДА. Каз., 1881. Ч. 1. С. 101-125, 267-292, 386-409, 451-500, 513-533, 541-550; 1885. Ч. 2. С. 88-125).

В 1882 г. П. подготовил публикацию «Переделка Слова Даниила Заточника в Соловецком сборнике XVI-XVII вв.» (ПС. 1882. № 6. С. 223-234).