новозаветное обозначение евр. учителей закона периода Второго храма, в большинстве случаев указывающее на противников Иисуса Христа; этим словом в основном переводится греческое слово γραμματεύς, которое восходит к евр. или арам. - писец. Спектр значения в древних языках был очень широким. В ВЗ это слово чаще употребляется в том смысле, которое оно имело в др. культурах древнего Ближ. Востока - «писец, учитель, секретарь» и т. п. (Niehr. 1986. Sp. 922-925); это же справедливо для эллинистического времени, как показывает использование слова γραμματεύς у Иосифа Флавия (Saldarini. 1989. P. 241-276) и в НЗ (ср.: Деян 19. 35).
Акцент на научении народа Торе может указывать на то обстоятельство, что уже в служении Ездры (1 Езд 7. 11; Неем 8; 12. 26) обнаруживается связь института К. со священническими кругами, т. к. изучение Писания с самого начала относилось к функциям священников (ср.: Втор 33. 10). Левитские или священнические К. упоминаются также в книге Паралипоменон (1 Пар 24. 6; 2 Пар 34. 13), а позже в «Завещании Левия» (Test. Lev. 8. 17; ср.: 13. 1-2). Еще один книжник, о к-ром говорится в Книге Неемии,- Садок (Неем 13. 12-13), назначенный смотрителем храмовой сокровищницы (Неем 13. 13), связан со священником (Шелемией) и левитом (Федаией).
Но даже если термин «книжник» в рассказе о Ездре употребляется как указание на персид. писца, секретаря, администратора, обозначение Ездры «книжником, сведущим ( ) в законе Моисеевом» (1 Езд 7. 6), «священником, книжником, учившим ( ) словам заповедей Господа» (1 Езд 7. 11; ср.: Неем 8. 1-2; 12. 26, 36), означало, что наметился переход к пониманию К. именно как учителей закона, к-рые, подобно Ездре, изучают закон и учат ему Израиль (ср.: 1 Езд 7. 10).
При всей сложности вопроса о точных функциях К., священников, левитов, писцов и др. лидеров в ранней послепленной еврейской общине из свидетельств источников ясно, что К. относились к высшим кругам иерусалимского общества.
К., разделявшие часть функций с др. лидерами (священниками, пророками, политическими лидерами и т. п.) в период плена и после возвращения, несомненно играли определенную роль в составлении и редактировании библейских текстов. По мнению мн. исследователей, они копировали библейские тексты и занимались их несистематической интерпретацией, результаты которой частично могли быть включены в сами тексты. Не ясно, принадлежали ли К. к кругам, создававшим библейские традиции, но, безусловно, они должны были нести ответственность за их передачу (Fishbane. 1985. P. 78-84).
На то, что К. могли быть должностными лицами при иерусалимском храме еще до 70 г., в частности, указывает «хартия» селевкидского царя Антиоха III, освободившего от налогов «книжников при храме» (γραμματεῖς τοῦ ἱεροῦ), а также старейшин, священников и певчих (Ios. Flav. Antiq. XII 3. 3 (138-144)).
О существовании представления о К. как о священниках и толкователях Торы в хасмонейское и более позднее время свидетельствуют кумранские рукописи, в которых изучение Писания представляется основной задачей садокидского священства (1QS 5. 9, 21-22; 6. 6-7; 9. 7; 11QTS 56. 2-11).
Очевидно, что в данном описании книжник не обладает к.-л. специфическими чертами священника (иногда в этом видят начало тенденции освобождения института К. от его первоначальной связи с храмом и священством). Но даже если сам Иисус, сын Сирахов, не был священником (Stadelmann. 1980. S. 27-30, 40-176), его современники все еще видели тесную связь между священниками и законоучителями (ср.: Сир 45. 6-22, 25-26). Принципиальной для этого была упоминаемая сыном Сираха связь мудрости и закона (Сир 24): имеется в виду, что и фактически отождествляются, но «мудрость» в принципе открыта всем, кто готовы принять ее в изучении закона.
Важной особенностью этой традиции понимания К. является то, что для сына Сираха мудрец не только знаток евр. Библии, ученый и учитель, но и высокопоставленный чиновник, советник, относящийся к правящему классу (Сир 39. 4). Предпосылкой принадлежности к К. является уже не высокое (священническое) происхождение, но действительное, полученное в ходе изучения знание Писания. Если в Книге Иисуса, сына Сирахова между мудрецом и писцом проводится граница, то она трудноразличима (ср.: фразу «мудрость книжная» (σοφία γραμματέως, «мудрость писца» - Сир 38. 24; ср.: Сир 38. 32 - 39. 11)).
Как отдельная группа в послепленном иудаизме К. впервые упоминаются в 1-й Маккавейской книге. Здесь сообщается, что в спорах 1-й пол. II в. до Р. Х. о легитимности первосвященника Алкима их задача состояла в поиске для этого правовых обоснований с опорой на соответствующее предание Торы (что предполагает использованный здесь термин ἐπεζήτουν (ср.: Сир 35. 15; 51. 14)). «Собрание книжников» (συναγωγή γραμματέων - 1 Макк 7. 12) в следующем стихе названо «асидеями» (1 Макк 7. 13 - οἱ ᾿Ασιδαῖοι), к-рые искали мира у первосвященника Алкима и царского наместника Вакхида, надеясь, что присутствие «священника от племени Аарона» гарантирует их безопасность (1 Макк 7. 12-14). Тем не менее 60 из них были казнены (1 Макк 7. 16).
Отношения между К. и асидеями в этом кратком рассказе не ясны. К. могли быть частью группы асидеев или, наоборот, асидеи относились к классу К. Уверенность асидеев в том, что первосвященник-ааронид «не обидит их», указывает на их верность традиц. религ. институтам Израиля. То, что К. как отдельная группа были связаны с асидеями, может говорить об их определенном политическом влиянии, которое со стороны правительства было воспринято как угроза (Saldarini. 1992. P. 1015).
В Маккавейских книгах есть еще 2 важных упоминания К. Связь К. с благочестивыми асидеями прослеживается уже в 1 Макк 2. 42. Сообщается, что во время маккавейского восстания (167-160 гг. до Р. Х.) группа асидеев (συναγωγή ᾿Ασιδαῖων, ср. синодальный перевод: «множество иудеев»), «все верные закону», присоединилась к маккавеям в их борьбе с Антиохом IV (1 Макк 2. 42). Рассказ о мученичестве Елеазара, «из первых [среди] книжников» (τις τῶν πρωτευόντων γραμματέων), приводится в качестве примера для молодых евреев (2 Макк 6. 18-31). В обоих примерах нет никаких дополнительных характеристик этого института, кроме того что они «верны закону» и нек-рые из них почитались как лидеры евр. палестинской общины, известные своим благородством, благочестием и ответственностью за общину.
Важной особенностью эллинистического периода является тенденция описания библейских персонажей как «книжников». Напр., хотя Енох в тексте кн. Бытие не обладает никакими характерными для К. чертами, в книгах енохической традиции он может называться «писцом праведным» (1 Енох 12. 3-4; ср.: 15. 1 «писец праведности»; 1-й раздел книги (1 Енох 1-36) датируется домаккавейским временем); «действительным писцом», написавшим часть книги, «полную учения о премудрости» (стих 1 Енох 92. 1; 2-я пол. II в. до Р. Х.,); ср.: 4QEnGiantsa 8. 4 - «особый писец»). В кумран. тексте Давид, восхваляемый за мудрость и благочестие, также назван «книжником» (11QPsa 27. 2). При всей важности тенденции отнесения библейских лиц к К. конкретный социальный контекст, в котором существовали такие традиции, остается неясным.
Развитие института К. в раннем иудаизме происходило не прямолинейно. Наряду с доминирующим «номологическим» направлением (с основным акцентом на изучении Торы, как в целом следует из традиций книг Ездры-Неемии и Иисуса, сына Сирахова) имел место также харизматическо-апокалиптический подход к толкованию закона (в традиции библейского пророчества) (Instone Brewer. 1992. P. 163 ff., 215 ff.; Weiss. 1999. S. 515). Его иногда видят уже в Сир 24. 32-33 (25. 35-36); 39. 1, 6-8 (ср.: Stadelmann. 1980. S. 216-270), но в целом он нашел отражение в раннеиудейских апокалипсисах, опубликованных под именами известных К. (Ездры, Варуха, Еноха). Носители этой традиции могли называться - разумные, мудрые (ср.: Дан 11. 35; 12. 3, 10 (во мн. ч.) (1QS 3. 13; 9. 12, 21; 1QSb 1. 1; 3. 22; 5. 20 (в ед. ч.)) и имели вполне ясную функцию: «...наставлять и учить народ» (1QS 3. 13) (ср.: Maier. 1996. S. 5ff.). Во 2-й книге Варуха (сир. апокалипсисе), написанной после разрушения храма в 70 г., писец Варух предстает лидером общины; его полномочия больше, чем у самого прор. Иеремии (2 Вар 2. 1; 9. 1 - 10. 4). Он осуществляет традиционные для К. функции, напр., пишет послание плененным, но может, как пророк, получить и передать откровение. В период кризиса община обращалась к нему как к руководителю и чтобы узнать Божию волю. Судя по всему, автор считает К. наследниками пророков, толкователями Библии и провидцами (Saldarini. 1992. P. 1015).
Источники позволяют делать предположение о существовании до 70 г. определенного плюрализма в религ. вопросах и даже конкуренции между группами К. Они были не только среди фарисеев, где играли доминирующую роль, но и среди саддукеев (ср.: διδασκάλους σοφίας - Ios. Flav. Antiq. XVIII 1. 4 (16)) и зилотов (ср. обозначение Иуды Галилеянина «замечательный софист», σοφιστής δεινότατος - Ios. Flav. De bell. II 17. 8 (433)). О соперничестве между группами К., возможно, говорится уже в Сир 37. 20-26 (Byrskog. 1994. P. 63 ff.), в I в. по Р. Х. оно имело продолжение в спорах «домов» Гиллеля и Шаммая (Schürer. 1979. S. 365. Anm. 39).
Тенденция к унификации при снижении роли прежних харизматически-апокалиптического и зилотского элементов проявилась только после разрушения храма в 70 г. Доминирующей группой в истории позднеантичного иудаизма постепенно стали только те К., кто испытал влияние фарисеев и имел (как, напр., раввины Йоханан бен Заккай, Гамалиил II) принципиальное значение для иудаизма раввинистического первых послехристианских столетий. Наряду со школами в Галилее и Вавилонии центром фарисейской раввинистической традиции понимания Писания отныне стала Ямния.
Как учителя закона К. участвовали в процессе обучения и передачи традиции, что предполагает достаточно раннее создание школ некоторыми учителями (ср.: Сир 51. 23, 29; Byrskog. 1994. P. 67 ff., 80 ff.), однако на основании источников сделать заключение о существовании уже в дораввинистическое время института учеников К., имевших ординацию, нельзя (Weiss. 1999. S. 514). Своего рода ординация (в форме возложения рук учителями) однозначно засвидетельствована только для раввинистического иудаизма после 70 г. То же самое относится к обращению «равви» к учителю или книжнику. До 70 г. оно еще не имело строгого титулярного смысла и скорее лишь подчеркивало уважение говорящего к высокому учительному авторитету К. Иосиф Флавий, напр., писал, что «...лишь за теми, кто в точности знает закон (τὰ νόμιμα σαφῶς ἐπισταμενοις) и отличается уменьем толковать Свящ. Писание (κα τὴν τῶν ἱερῶν γραμμάτων δύναμιν ρμηνεῦσαι), признается мудрость (σοφίαν μαρτυροῦσιν)» (Ios. Flav. Antiq. XX 11. 1 (264)).
О высоком авторитете фарисейских К. в раввинистическом иудаизме может свидетельствовать спор об авторитете «слов книжников», или «мудрецов» ( или ), и «слов Торы», из к-рого ясно, что толкованию К. письменной Торы усваивается такое же значение, как и ей самой (ср.: Мишна. Санхедрин 11. 3; Орла 3. 9; Йевамот 2. 4; 9. 3; Пара 11. 4-6 и др.; см. Schürer. 1979. P. 341-342) (см. в статьях Иудаизм раввинистический, Раввины).
В НЗ, более чем в любом др. источнике, К. рассматриваются как единая группа. Евангелисты-синоптики изображают их противниками Иисуса, при этом никаких др. особых характеристик, объединяющих их в отдельную группу, не приводится. Соответствующие акценты расставлены уже в самом начале Евангелия от Марка: Иисус учит «как власть имеющий (ὡς ἐξουσίαν ἔχων, «как имеющий силу [Божию]»), а не как книжники» (Мк 1. 22; ср.: Мф 7. 29). Нек-рые К., упомянутые в Галилее, по словам евангелиста, пришли из Иерусалима (Мк 3. 22; 7. 1). Описание споров К. с Иисусом позволяет предположить, что они были признаны авторитетными евр. учителями закона (Мк 1. 22; 9. 11).
Что касается содержания споров Иисуса с К., то в изображении евангелистов с самого начала они разгораются прежде всего вокруг вопроса об ἐξουσία - (Божественной) «власти», с к-рой Иисус учит (Мк 1. 22), прощает грехи (Мк 2. 6), принимает мытарей и грешников (Мк 2. 16), совершает исцеления (Мк 3. 22) и сообщает волю Божию невзирая на традиции К. (Мк 1. 22; 12. 28, 32; ср.: 9. 11; 12. 35). Вместе с тем обращение к Иисусу «равви» (ср.: Мк 9. 5; 10. 51; 11. 21; 14. 45) показывает, что и Он Сам многими считался авторитетным учителем-книжником, который, однако, в Своей проповеди отличался от К. того времени именно этой Божественной властью (ἐξουσία). Нежеланием и невозможностью принять ее обусловлены и обвинения Иисуса со стороны К. в богохульстве (Мк 3. 28-29) и служении вельзевулу (Мк 3. 22).
Учение и дела Иисуса (и Его учеников, ср.: Мк 2. 18-22, 23-28) затрагивают вопросы, относящиеся к компетенции К. как хранителей, толкователей и учителей закона, это справедливо и в отношении Его экзорцизмов (Мк 3. 22; ср.: Мф 12. 28; Лк 11. 20) и изгнания торговцев из храма (Мк 11. 15-18; 11. 27-28). Особенно это очевидно в учении и действиях, в к-рых ставится под вопрос авторитет К. как учителей закона, напр., в рассказах о трапезах Иисуса с «грешниками и мытарями» (Мк 2. 15-17), нарушающими в глазах Его противников заповеди о ритуальной чистоте (ср.: Мк 2. 23-28; 3. 1-6; 7. 1-16; ср.: Лк 18. 9-14; Мф 5. 21-48; Мф 23, особенно ст. 23). Иисус критикует К. за их претензии на учительский авторитет и почитание, на почетные места в синагогах и на трапезах, на уважение к их субботним одеяниям. Он осуждает их за молитвенную практику «напоказ» и требование оплаты юридической помощи вдовам (Мк 12. 38-40 и Лк 20. 46-47).
В повествовании евангелиста Матфея К. неразрывно связаны с фарисеями, обе группы представляют иудейских учителей закона как таковых. При этом Матфей, жестко критикующий иудейских К., приводит и иной, позитивный образ К. (ср.: Мф 8. 19-20). Стихи Мф 13. 51-52 нередко интерпретируют в том смысле, что (ср.: Мф 23. 34; иначе Лк 11. 49) в христ. общине были христ. К., к-рые в отличие от иудейских К. научены не Торе, а «Царству Божию» и, как таковые,- «подобно хозяину (дома) (οἰκοδεσπότη| )» - выносят «из сокровищницы своей новое и старое» (ст. 52). Формулировка здесь не исключающая: «новое» (καινά) не преодолевает «старое», но сохраняет с ним связь («старое и новое»). И т. к. именно в Евангелии от Матфея «старые» Свящ. Писания, «закон и пророки», не отменяются, и соблюдение «старой» Торы (отныне под знаком «нового») играет центральную роль (ср.: Мф 5. 17-19), то евангелист стремится ясно определить задачу К., «наученных Царству Божию»: хранить и обновлять «старое», к-рое отныне воспринимается под знаком «нового». При этом авторитет этих учителей определен и ограничен авторитетом Самого Христа как единственного Учителя (ср.: Мф 23. 10; Byrskog. 1994. P. 287-288).
Образ К. в Евангелии от Луки и в Деяниях св. апостолов менее ясен, К. здесь практически неотделимы от группы фарисеев, и тех и других объединяет вера в Воскресение. При описании казни Иисуса Христа К. здесь (как и в Евангелиях от Марка и от Матфея) выступают вместе с иерусалимскими первосвященниками. В Деяниях св. апостолов К. также изображаются как иерусалимские лидеры, активные защитники иудаизма. Лука также вводит новую категорию лидера - «законник». В одном случае это обозначение применяется вместо «книжника» (Лк 10. 25; ср.: Мк 12. 28), в других - «законники» в изображении евангелиста имеют общие черты с К. и фарисеями (Лк 7. 30; 11. 45; 14. 3). В целом понимание К. у Луки расплывчато, они неотделимы от фарисеев, или же для него это писцы греко-рим. мира.
Нек-рые К. в НЗ названы по именам: Никодим, признанный «учитель» в Израиле (Ин 3. 10), «один из начальников иудейских» (Ин 3. 1), член синедриона из фарисеев (ср.: Ин 7. 50-51), тайный сторонник Иисуса (Ин 19. 39); «законоучитель» (νομοδιδάσκαλος) Гамалиил I (ок. 30 г. по Р. Х.), фарисейский член синедриона (Деян 5. 34), пользовавшийся в народе большим авторитетом (см. в ст.: Гамалиил I). В Деян 22. 3 сообщается, что ап. Павел был «воспитан… при ногах Гамалиила», т. е. получил образование книжника.