Энциклопедия издается по благословению Патриарха Московского и всея Руси Алексия II
и по благословению Патриарха Московского и всея Руси Кирилла
Как приобрести тома "Православной энциклопедии"
опубликовано: 27 ноября 2014г.ИНВЕСТИТУРА
[лат. vestitura, investitura, от investire - облачать], в средневек. Зап. Европе формальный юридический акт введения во владение имуществом или в должность (светскую или церковную), к-рый сопровождался ритуальной передачей инсигний, символизировавших власть и право на осуществление должностных полномочий.
В миру
Посвящение в рыцари. Кон. XIV - нач. XV в. Музей замка Буонконсильо в Арко (Тренто, Италия)
По мере феодализации общества и развития вассально-ленных отношений И. стала одним из 3 основополагающих элементов оформления вассального договора (commendatio) наряду с оммажем (homagium) и клятвой верности (fidelitas). Ленные отношения имели двоякий характер: двусторонний личный союз вассала и сюзерена и отношения поземельной зависимости, к-рые устанавливались актом введения вассала во владение предоставляемого ему сеньором феодального лена, т. е. ленной И. Оформление договора варьировалось в зависимости от времени, региона, социального ранга сторон и лишь в XI в. обрело относительно законченную форму. Будущий вассал, с непокрытой головой, безоружный и коленопреклоненный, вкладывал сложенные ладони в руки сеньора, тем самым вручая себя (commendare) его покровительству, становясь его «человеком» (homo, отсюда homagium). Сюзерен поднимал его с колен, и они обменивались поцелуями. Принося клятву верности и принимая на себя обязательства военной службы (auxilium) и участия в судебно-адм. деятельности сеньора (consilium), вассал получал взамен гарантию военной и адм. защиты (defensio) и приносящее доход владение (см. Бенефиций). Введение во владение сопровождалось процедурой И., в ходе к-рой происходила передача инсигний (знамени, копья, скипетра, перчатки, шляпы, горсти земли и т. п.) и заявлялось о передаче прав пользования леном.
В средневековье понятийно не различались связанные с должностью обязанности и властные полномочия и сопряженное с нею владение (недвижимость, доход, привилегии) - на этом основывался весь социальный порядок эпохи. Использовавшиеся в акте И. инсигнии были своеобразной формой репрезентации права владельца бенефиция на свершение должностных полномочий и одновременно формой легитимации и манифестации его власти над территорией и людьми. Важную роль играл посох (baculum, virga) или его укороченная форма - скипетр (sceptrum), древнейший символ власти. В средние века он приобрел дополнительное значение как символ судебной власти (ср.: Пс 44. 7; Евр 1. 8). В процедуре И. ленников передача посоха (жезла, скипетра) означала делегирование сеньором судебных полномочий вассалу. Право принуждения, т. е. карающую и дисциплинирующую функцию власти, символизировал меч (gladius), право приказывать - копье (lancea) (обычай символической передачи копья известен с эпохи Меровингов - Greg. Turon. Hist. franc. VII 33). Вручение знамени (vexillum, panna) указывало на особый статус лена, делавшего его владельца королевским вассалом. В XII в. нормы светской И., в основном характерные для Ломбардии, были зафиксированы в «Книгах феодов» (Libri feudorum) - своде обычного сеньориального права.
В позднее средневековье И. как процедура введения в должность имела место и вне ленной системы, напр. И. жезлом управляющих большими поместьями (gastaldus). Символическая передача пера в акте И. нотариев (investitura per pennam) являлась не только формой репрезентации их права на свершение должностных полномочий, но и формой легитимации составленных ими документов.
В Церкви
При введении в церковную должность и во владение соответствующим ей бенефицием (диоцезом, аббатством, церковью) И. осуществлялась светскими лицами: короли или крупные князья на подвластных территориях проводили И. новоизбранных епископов, собственники частных церквей и монастырей - назначаемых в них по своему выбору священников и аббатов. Теоретически введение в церковную должность в отличие от И. в миру представляло собой 2 разные процедуры: каноническую (ordinatio), включавшую литургически оформленное рукоположение в сан (см. Хиротония) и передачу (traditio) соответствующих должности инсигний, символизирующих духовную власть носителя сана, и собственно И. духовного лица светским правителем, к-рый в качестве верховного собственника и субъекта права делегировал клирику «мирскую составляющую» его власти, т. е. положенные по должности владения, права и полномочия, что также сопровождалось передачей инсигний.
Епископский посох св. Анно Кёльнского. Ок. 1063 г. (Сокровищница ц. Санкт-Серватиус в Зигбурге, Германия)
Достоверных сведений о том, как оформлялась процедура И. епископов вплоть до кон. IX в. и отличалась ли она от принятой в то время И. светских вассалов, не сохранилось, потому что сам этот феномен попадает в поле зрения средневек. авторов, критиковавших его, только в XI в. Известно, что клятва верности правителю и И. очень рано стали предшествовать каноническому введению в должность.
Знаками епископского сана, дававшего высшую духовную власть в диоцезе, были посох (baculum pastoralis, pedum) и кольцо (anulus). Посох, прообразом к-рого послужил античный пастуший посох, загнутый вверху, символизировал пастырские функции епископа, а кольцо - его духовное супружество с христ. Церковью, пожизненную связь с общиной диоцеза, руководство ею и ответственность за нее. По сложившейся в VII в. традиции (Isid. Hisp. De eccl. offic. II 5; 28-й канон Толедского IV Собора (633) - De ordine quo depositi iterum ordinantur // PL. 84. Col. 374-375) они передавались новому епископу митрополитом в последней части чина рукоположения. Однако ок. 900 г. в Германии (во Франции неск. позднее) И. новоизбранного епископа посохом, т. е. правовой акт передачи пастырских функций, который прежде осуществлял митрополит, переходит к королю. При этом произошло переосмысление символического значения передачи посоха: если посох, полученный от митрополита, означал пастырские функции епископа, королевская И. предполагала передачу власти над еп-ством (cum pontificalis baculi iuxta morem commendatione episcopatus est sortitus dominium - Vita S. Rimberti. 11 // MGH. SS. T. 2. P. 770). По свидетельству Петра Дамиани, при этом король произносил соответствующую формулу: «Прими Церковь» (accipe ecclesiam - Petrus Damianus. Ep. 13: Ad Alexandrum Secundum Romanum Pontificem // PL. 144. Col. 221). С 1039 г. герм. кор. Генрих III стал проводить И. епископов, вручая им посох и кольцо (investitura per anulum et baculum), т. о. он взял на себя передачу епископу в акте мирской И. также и символов его духовной власти (после вручения королем эти предметы освящались и передавались епископу вторично при рукоположении).
Практика И. клира мирянами, свидетельствовавшая о высокой степени ритуализованности всех сфер социальной жизни в средние века, была результатом взаимодействия 3 исторических факторов, как идейно-политического, так и социально-экономического характера, определивших разные формы вовлеченности Церкви в юрисдикцию светской власти: вассально-ленного характера организации социальных отношений, теократической легитимации королевской (имп.) власти, понимаемой как единство «regnum et sacerdotium» (царства и священства), и развития института частной церкви (см. в ст. Частной церкви право). Поэтому в церковном мире И. обрела иное значение, нежели в мирской жизни: т. о. демонстрировались зависимость Церкви на всех ее структурных уровнях от мирян и ее сращение со светской властью, что во многом обусловило один из самых значительных в истории кризисов Зап. Церкви на рубеже IX и X вв., падение ее авторитета, обмирщение структур и служителей. Осознание негативного характера этой зависимости происходит только в X в. в общем русле движения за духовное обновление Церкви и общества, инспирированного реформирующимся монашеством, прежде всего клюнийским (см. ст. Клюнийская реформа). В посл. трети XI в. под знаком григорианской реформы разворачивается процесс освобождения консолидирующейся вокруг папства католич. Церкви от любых форм вмешательства мирян в ее жизнь, получивший у современников название «спор об инвеституре» (controversia investiturae) и полностью изменивший взаимоотношения светской и духовной властей в лат. Европе.
Исторические предпосылки и практика И. в католической Церкви
Феодализация Западной Церкви
Проникновение И. из сферы ленного права в сферу церковной организации - специфическая черта средневек. Зап. Церкви, характеризующая ее как субъект феодальных отношений. Основы «мирской составляющей» власти высшего клира складывались вслед. постепенного вовлечения Церкви в бенефициальную систему распределения земельной собственности после секуляризации церковных владений Карлом Мартеллом в 1-й трети VIII в. и распространения при Каролингах системы королевских привилегий (privilegium immunitatis). С нач. IX в. все епископские кафедры, крупные аббатства и нек-рые приходы Франкской империи имели привилегии имп. защиты и покровительства. Они освобождались от налогов и вмешательства королевских чиновников, имели низшую судебную юрисдикцию, со временем многие из них получали графские права над подвластными территориями, т. о. превращаясь в звенья адм. гос. управления (см. ст. Имперская Церковь).
Церковные владения с пожалованными им привилегиями не были собственностью Церкви, а передавались ей королем в акте И. епископов (аббатов) как ленное владение, что ставило их в квазивассальное положение по отношению к королю: по настоянию короля прелаты, подобно мирским вассалам, приносили ему клятву верности, хотя духовным лицам запрещались подобные клятвы, и обязывались помимо церковного еще и к определенным формам светского служения королю (servitium regis). Они выполняли различные адм. поручения, чаще всего в роли «государевых посланцев» (missi dominici), высших представителей королевской власти на местах, принимали у себя королевский двор, вопреки запрету духовенству носить оружие снаряжали войска и руководили ими в походе, а также молились о благе королевства. Лояльность церковной аристократии короне, обеспечиваемая правом И., делала Церковь «противовесом» светской родовой знати, конкурировавшей с королем в раннее средневековье.
В свою очередь Церковь, подчиняясь королевской власти, получала обоснование собственного мирского могущества: король открывал высшим иерархам доступ к гос. политике, делал их крупными землевладельцами, наделенными множеством политических прав, судебными и хозяйственными привилегиями. Такое смешение духовного и мирского приводило к обмирщению Церкви: мн. епископы и имперские аббаты жили, правили и воевали как мирские князья, и за возможность получить от короля высокий пост потенциальные кандидаты готовы были, демонстрируя лояльность, делать ему щедрые подношения. Эта практика осуждалась современниками как симония. Изначально под симонией понималось взимание священнослужителями (прежде всего епископами) даров от мирян и от клириков за совершение таинств (крещения, рукоположения и т. д.), что было осуждено Римским папой свт. Григорием I Великим (590-604). В X-XI вв. церковные авторы все чаще интерпретировали дары за посвящение в сан, ведущее к получению места, как форму продажи церковных должностей. С кон. X в. неканонические дары кандидатов в епископы королям приобрели столь масштабный и регулярный характер, что стали служить формой своеобразного перераспределения ресурсов казны, компенсируя королевские пожертвования Церкви, а когда кор. Генрих III отказался от этой практики, обнаружившийся дефицит пришлось восполнять масштабными конфискациями земель у мирян.
И. как форма манифестации верховной власти короля над Церковью
Иисус Христос вручает мечи церковной и светской властей папе и императору. Миниатюра. 1423 г. Воспроизведение в кн. «Gratiani decretum cum apparatu Bartholomaei Brixiensis». Moguntiae, 1472. Fol. 1
Особое значение для идеи священнической миссии короля и сакральной легитимации его власти получили практика помазания на царство подобно библейскому Мелхиседеку, «царю Салимскому» и «священнику Бога Всевышнего» (Быт 14. 18-20), и с 800 г. коронование Римскими папами франкских, а впосл. германских королей в Риме. Обе практики были возобновлены в Римско-Германской империи эпохи правления Саксонской (919-1024) и Салической (1024-1125) династий. Средневек. идея империи, окончательно конституировавшая союз светской власти и Церкви, являла собой синтез позднеантичной традиции отношений гос-ва и Церкви (см. разд. «Империя и Церковь» в ст. Византийская империя), идеи христ. мировой империи и королевских претензий на господство над мн. гос-вами. Это единство политических и религ. компонентов власти (regnum et sacerdotium) обосновывалось общественной функцией короля (императора) быть защитником всех христиан, что характеризовало империю не как государственно-правовую, а как духовную величину: подвластные императору земли рассматривались как «христианский мир» (christianitas), к-рый вверен правителю Господом, что означало для светского государя статус представителя Бога на земле (vicarius Christi), осуществляющего Его власть в земном мире, и особого покровителя Римского престола. Благодаря этому союзу более четким стало представление о христ. долге короля: справедливо управлять вверенным ему миром и защищать верующих и Церковь (defensor ecclesiae). Как «defensor ecclesiae» король обозначался уже в первых капитуляриях Карла Великого (см., напр.: Karoli Magni Capitulare primum // MGH. Cap. T. 1. P. 44). К защите Церкви призывали франк. королей Римские папы (MGH. Ерp. Т. 3. Р. 651). Речь шла о 2 концепциях «защитника Церкви», к-рые объединил Карл Великий: папской (франк. король как светский защитник прав Римского папы) и светской (франк. король как защитник и организатор церковной жизни в рамках своего королевства). Трактовка Алкуином королевской власти в духе двух мечей теории по сути также предполагала королевское верховенство над властью священников и епископов: король, по его мнению, держит 2 символических «меча», один должен служить для искоренения ересей внутри Церкви, другой - для защиты ее от язычников (Alcuini Ep. 136, 171 // MGH. Epp. T. 4. P. 205-210, 281-283). Сходным образом определял соотношение функций императора и Римского папы Карл Великий в письме Льву III (Karoli Magni Ep. 93 // MGH. Epp. T. 4. P. 136-138): императору следовало защищать Церковь, а понтифику - молиться за его успех. Т. о., сакрализация идеи королевской (имп.) власти означала ответственность носителя этой власти перед Богом. Именно об этой ответственности позднее, в эпоху «спора об инвеституре», папство напомнило герм. императору, заявив о своей претензии контролировать исполнение им религ. долга правителя.
На практике ответственность мирского правителя за судьбу Церкви и вверенных ему христиан, обязывающая Церковь к послушанию, выражалась во вмешательстве короля во все церковные дела: он созывал Соборы и руководил ими, основывал церкви, мон-ри, еп-ства, влиял на назначение епископов и аббатов, нарушая тем самым древний принцип независимого избрания епископа «клиром и народом» (см. в ст. Епископ). Зап. (Римская) Церковь в раннее средневековье только теоретически была «вселенской» - епископские Церкви в отдельных странах и регионах были ориентированы на королевский двор и подчинялись королям или др. крупным властителям: в Германии вплоть до сер. X в.- племенным герцогам Саксонии, Баварии, Швабии; во Франции еще в XI в. во власти короля находилась только 1/3 еп-ств, остальные принадлежали крупным территориальным князьям, лишь формально бывшим его вассалами и часто совмещавшим епископские должности. Право королей осуществлять И. епископов было следствием обусловленного как экономически, так и идеологически влияния, к-рое со времен Хлодвига они могли оказывать на выбор кандидата, притом что Церковь стремилась защитить компетенцию митрополитов в этом вопросе и сохранить каноническую практику: действительный вплоть до эпохи «спора об инвеституре» канон о выборах епископа Парижского Собора 614 г. напоминал, что кандидат должен быть сначала назван «народом, клиром и митрополитом с епископами его провинции», причем «без какой-либо выгоды или мзды», и, напротив, того, кто будет навязан силой или без выборов, нельзя признавать законным епископом (Mansi. T. 10. Col. 539-540). Однако подобные усилия вплоть до последних десятилетий XI в. оставались безрезультатными; при кор. Генрихе III, распоряжавшемся возведением на кафедру не только епископов, но и Римских пап (см. ст. Германия), королевская (имп.) власть над Церковью и практика И. достигли наивысшего развития и выбор кандидата на епископское место стал фактическим правом короля.
И. в частной церкви и проблема ущемления епископских полномочий
В диоцезах, на уровне более мелких церковно-адм. структур - приходов, а также подчиненных им церквей и капелл вовлеченность клира в юрисдикцию светской власти, подтверждаемая правом И., наиболее отчетливо проявилась в сфере частной церкви. Между сер. VII и сер. VIII в. частные церкви, т. е. основанные по инициативе и на средства частного лица (мирянина или клирика, часто - епископа) или церковного института (мон-ря, епископской кафедры, церкви), становятся обычным явлением. Они возникали тогда, когда гос. управление и церковная администрация оказывались слабы и фактически уступали часть своего суверенитета власти местных магнатов, напр. во времена христианизации праворейнских областей в VI-VII вв. или в период развала гос. структур (особенно во Франции в IX - сер. XI в.), а также там, где относительно поздно образовались еп-ства (напр., в Баварии после 739). Все основанные приватно церкви и мон-ри в соответствии с нормами светского имущественного права находились в полной собственности их основателей, большинство из них принадлежали к светской знати. Это была своеобразная форма принадлежащей им недвижимости, домениальное владение, на которое распространялись все действия из области имущественного права: наследование, купля-продажа, обмен, аренда. Притом что основание церкви традиционно мотивировалось «спасением души» (pro remedio animae), частные церкви, особенно если владелец покупал им права прихода, были весьма выгодным капиталовложением с гарантированным доходом: подобно епископским церквам, они имели право на взимание с прихожан десятины, поступавшей, однако, в полное распоряжение их собственника, а приписанные к ним владения налогом в казну не облагались. В компетенции собственника находилось не только решение любых правовых вопросов, распоряжение имуществом и всеми доходами церкви, из которых священнику выделялось меньше 1/3, но и право назначать на церковные должности, согласно принятому на Соборе в Ахене «Капитулярию о церквах» Людовика Благочестивого (Capitulare ecclesiasticum, 818/9). Названного собственником кандидата епископ рукополагал во священникак или, если тот уже был рукоположен, благословлял на ведение пастырских дел в данной церкви, а собственник в акте И. (investitura ecclesiae) вручал ему алтарный покров, канат от колокола, ключ от церкви или столу как символы его новой должности, что в контексте типичной для средневековья неразделенности представления о должности и владении означало ее «материальную составляющую». Священник получал церковь, как правило, на правах простой аренды, а не лена, т. е. конституируемых клятвой верности взаимных отношений между сеньором и вассалом здесь не предусматривалось.
Аналогичная ситуация наблюдалась и в отношении основанных частными лицами на землях собственного домена монастырей. Собственник также имел право на все доходы и имущество мон-ря и назначал аббата, проводя И. посохом (baculum abbatialis) до литургического посвящения в сан, осуществляемого епископом. Иногда аббатом становился он сам или кто-то из его близких. Наличие в мон-рях таких «мирских аббатов» (abbа comes - граф-аббат), т. е. людей, не переживших внутреннего религ. обращения (conversio) и не расставшихся не только с мирскими интересами и обязанностями, но и с семьями и с тягой к развлечениям, было чревато ослаблением монашеской дисциплины, отступлениями от устава и извращало саму идею монашества как сообщества людей, живущих «вне мира» (extra mundum).
Притом что для рядовых прихожан не имело значения, является ли церковь епископской или частной, с т. зр. церковной организации негативной стороной права частной церкви было весьма ощутимое ущемление правовых компетенций епископа (iurisdictio episcopalis) и его статуса единовластного управителя (ordinarius) своего диоцеза. Он не мог сам выбирать достойных священников и влиять на выбор аббатов или контролировать хозяйственную деятельность церквей и мон-рей в диоцезе. В отношении дисциплинарного надзора и наказания за проступки против Церкви (censura ecclesiastica) частные церковные институты фактически изымались из епископской компетенции, что вело к нарушениям церковного порядка (disciplina ecclesiastica), в т. ч. к симонии, бракам священников, отклонениям от литургического канона. Так, в сер. VII в. на Соборе в г. Кабиллон (ныне Шалон-сюр-Сон) разбиралась жалоба: магнаты (potentes) не только сами назначали клириков в своих церквах (oratoria), но и настаивали на их неподвластности дисциплинарному контролю епископов (Mansi. T. 10. Col. 1189-1193). Кроме того, епископы были практически бессильны против многочисленных хозяйственных злоупотреблений собственников церквей и монастырей. Насколько служащие в них клирики, находившиеся в правовой и экономической зависимости от собственника, были уязвимы для их произвола, свидетельствует ряд королевских капитуляриев и канонов Соборов IX-X вв., в которых регулярно повторялись адресованные землевладельцам запреты взимать чрезмерные поборы с церкви или полностью присваивать полагавшийся ей доход, оставляя священников без содержания, требовать от них исполнения несвойственной духовному сану службы или применять к ним телесные наказания, делить церковные владения между наследниками собственника или отбирать что-либо из церковной утвари, использовать церковные здания под зернохранилища и т. п. Право частной церкви узаконивало постоянное присутствие мирян внутри церковной организации, где они практически беспрепятственно использовали свое положение собственников для реализации вполне светских интересов. Кроме того, их свобода назначать священника или аббата, т. е. самостоятельно оценивать, достоин ли претендент пастырского места, и единовластно распоряжаться десятиной, изначально предназначавшейся для материального обеспечения церквей (fabrica ecclesiae) и священников, а также главным источником церковной (епископской) благотворительности в отношении бедных, противоречила предписаниям о церковном порядке и дискредитировала Церковь. Именно в этом контексте теоретики клюнийской реформы задолго до «спора об инвеституре» первыми стали связывать критику существовавшего положения с темой попрания «свободы Церкви» (libertas ecclesiae) мирянами.
Неизбежность назревавшего вокруг практики И. конфликта была обусловлена 2 принципиальными изменениями в общественной мысли в кон. X - нач. XI в.: постепенным отходом от универсализма социального мышления, в свое время породившего «геласианскую модель» истолкования общественного устройства (см. статьи Двух мечей теория, Геласий I), и переосмыслением понимания «свободы Церкви» с последующим перемещением этой темы в центр общественных дискуссий о целях церковной реформы.
Практика И. клира мирянами, прежде всего епископов - королями, не подвергалась сомнению вплоть до сер. XI в., потому что вполне вписывалась в существовавшую более 500 лет схему истолкования социальной действительности в аспекте взаимодополнительности мирской и церковной властей в едином христ. мире, обозначаемом метафорой тела (unum corpus christianorum), имеющего 2 главы. Метафизическое обоснование этой схемы дал Римский папа Геласий I (492-496). Он высказался о взаимодействии духовных и светских властей в аспекте функционального соподчинения «двух сословий Церкви» (duo ordines ecclesiae) - мирян и клира, их должностей (officia), деятельности (actiones) и достоинств (dignitates) (Gelasii Ep. ad Anastasios // PL. 187. Col. 458-459). Суть его учения кратко выражается в 2 максимах. Во-первых, Христос единственный был священником и царем в одном лице, потому что, предвидя слабость рода человеческого, Господь разделил обе власти, правящие миром. Какой из властей отдавать предпочтение, церковные теоретики до сер. XI в. открыто не высказывались, однако настаивали на том, что церковные иерархи не должны вмешиваться в дела мирские, а светские правители - в дела Церкви, что на практике не соблюдалось. Во-вторых, идея функционального взаимодействия 2 упомянутых «сословий», мирян и клира, для светской власти означала единство империи и «christianitas» в ответственности за христ. мир, а для Церкви - распространение ее ответственности за спасение души всех христиан на ответственность за христ. империю. То обстоятельство, что, взяв на себя совместную ответственность за гос. и церковное управление в империи, обе власти фактически дублировали друг друга, как противоречие не осознавалось. Противоположность и внутренняя противоречивость этих максим оставались неосознанными в силу своеобразного универсализма раннесредневек. общественной мысли, объединившей мирскую и церковную сферы под эгидой христ. идеи спасения. В силу этого же универсализма мышления, нечувствительного к внутренним противоречиям, в «геласианскую модель» вполне вмещалось и теологическое обоснование «свободы Церкви» как предоставляемой королем привилегии.
Теологема «libertas ecclesiae» - центральная категория церковного права, в целом означающая независимость Церкви, основанной Христом, Который даровал ей привилегию свободы (ср.: Mф 16. 18-19). Привилегия (privilegium) в средние века осознавалась как право (jus). В разные периоды средневековья это евангельское понимание свободы подменялось неск. иными истолкованиями, но при этом «libertas ecclesiae» никогда не означала совр. трактовки независимости (т. е. отделения) Церкви от гос-ва. Более того, право короля распоряжаться раннесредневек. государственной Церковью, обоснованное его священнической миссией (rex et sacerdos), не только не препятствовало ее свободе, но и в прямом смысле обеспечивало свободу за счет пожалования привилегий, в т. ч. королевской «защиты». В Германии и на др. территориях Свящ. Римской империи свобода большого числа церковных институтов, даже находившихся формально в частных руках, обеспечивалась имперским статусом, а потому «свобода Церкви» понималась там весьма своеобразно - как свобода отдельно взятых церковных институтов - епископской кафедры (libertas episcopalis), церкви (ecclesia libera), мон-ря (monasterium liberum) - от любого вмешательства извне, но при этом прямо подвластных королю, являющемуся гарантом этой свободы.
Но если в X-XI вв. такое понимание свободы вполне соответствовало системе имперской Церкви в Германии в правление Оттонов и представителей Салической династии, примером чему служит сотрудничество имп. Генриха III, способствовавшего возвышению Римской кафедры, и папы Льва IX, со своей стороны поддерживавшего абсолютный авторитет и власть императора в католической Церкви, то в раздираемой феодальными усобицами Франции ситуация была иная. Там на фоне слабости королевской власти, неспособной предоставить эффективную защиту, частные церкви и мон-ри страдали от произвола собственников, а епископские - от поставленных для их защиты местных графов (comes). На юге Франции герцоги и крупные графы могли быть собственниками еп-ств и обращались со своими диоцезами как с др. подвластными землями: передавали их по наследству, обменивали. Поэтому именно из бургундского аббатства Клюни, получившего свободу от своего основателя герц. Гильома Аквитанского и подчиненного только папе Римскому (что означало высокий статус - «libertas romana»), впервые прозвучала совсем др. идея «libertas ecclesiae»- возвращение к идеалам апостольской Церкви с ее новозаветным пониманием свободы, т. е. полное освобождение Церкви от управления мирянами, осуществляемого посредством раздачи церковных должностей по праву И. и праву частной церкви (см., напр.: Oddonis Cluniacensis abbatis Collationum libri tres // PL. 133. Col. 517-638). В строгом смысле теоретики как монашеской, так и впосл. церковной реформы не выступали тогда за принципиальное уничтожение частной церкви: Папский престол, церковные структуры и мон-ри сами основывали или получали в дар частные церковные учреждения - это был основной путь распространения реформы. Речь шла о вытеснении светской аристократии из сферы церковного управления. Главным следствием власти мирян над Церковью реформаторы считали полное пренебрежение дисциплинарным контролем Церкви над умами и деяниями современников, в чем усматривался корень всех зол: войн и социальной дезорганизации, падения морали и права, обмирщения священнослужителей. Речь пока шла лишь о духовном контроле, понимаемом в контексте противостояния «преходящего», «мирского» (temporalis) и «вечного», «духовного» (spiritualis) в средневек. смысле этих слов. Церковь напоминала власть предержащим об их христ. долге защитников Церкви и «бедных» (в XI в. эти идеи в полной мере будут развиты движением Божиего мира) и о том, что власть мирян над «духовным», т. е. над частными церквами и аббатствами, назначение их предстоятелей и распоряжение имуществом, является попранием церковного порядка; лишь свобода от верховенства светских властей как залог успеха реформационных преобразований позволит восстановить «истинный» порядок не только в стенах мон-рей, но и в миру, покончив с симонией, николаитизмом и др. злоупотреблениями в рядах служителей католич. Церкви. Так на смену универсалистскому мышлению приходит осознание различия сфер «духовного» и «мирского», т. е. «spiritualia» и «temporalia», в кон. XI в. обоснованного епископом и канонистом Иво Шартрским также и применительно к практике И. Только в этом контексте стало возможно поставить под сомнение право короля на И. и по-новому определить соотношение церковной и светской властей.
Борьба церковных реформаторов с симонией также подводила к вопросу о светской И. прелатов. В первые десятилетия XI в. изменившееся под влиянием реформационных настроений в среде монашества понимание «свободы Церкви» вызвало принципиальное смещение акцентов и в самом понятии «И.», к-рое обрело негативные коннотации как право «определения на должность» и в этом смысле - как вмешательство мирян в компетенцию Церкви и попрание «libertas ecclesiae». В И. стали видеть разновидность симонии.
Изменения в общественном сознании самым радикальным образом отразил труд кард. Гумберта, еп. Сильва-Кандидского, «Libri tres adversus simoniacos» (Три книги против виновных в симонии, 1054-1058). В 3-й кн., предвосхитившей все основные пункты грядущего «спора об инвеституре», он активно критикует институт гос. Церкви: каждое из созданных Богом сословий, миряне и клир, имеет свое право и свои обязанности, но мирские князья (principes saeculi) вторгаются в права Церкви, руководят Соборами, назначают церковных предстоятелей, так что все свершается по их произволению, тогда как у Церкви есть свои законы и свои судьи, а епископов должны избирать клирики в соответствии с каноном. Право королевской И. посохом и кольцом Гумберт рассматривает как форму узурпации свободы Церкви и греховный акт симонии. Его главным теологическим аргументом было утверждение, что король, не будучи рукоположен в духовный сан, не имеет права проводить И., к-рая свершается Божией благодатью; король же как мирянин ею не располагает (Humberti cardinalis Adversus simoniacos. III // MGH. Lib. T. 1. P. 198-253). Священническую функцию короля и распространение на него как на Божия помазанника благодати Божией, в чем теологи раннего средневековья не сомневались, кард. Гумберт игнорирует. Впрочем, особый статус короля в Церкви ставился под вопрос и раньше, в т. ч. и еп. Бурхардом Вормсским († 1025), однозначно причислявшим короля к мирянам.
Существование в сер. XI в. такого рода сочинений еще не означало, что представленное в них мнение было господствующим в католич. Церкви, тем более в имперской, где основу власти епископата составляли пожалованные императорами земли и привилегии. Однако уже на Соборе в Риме (апр. 1059) было принято решение запретить мирянам «назначать в церковь клириков или священников, будь то за вознаграждение или бескорыстно» (Synodica generalis. 6 // MGH. Const. T. 1. P. 547). Это было 1-е выступление против светской И., серьезно же этим вопросом занялся папа Григорий VII.
Борьба за инвеституру
Понятием «борьба за инвеституру», или «спор об инвеституре» (controversia investiturae, querela invistiturarum; впервые этот термин приводит в «Истории английских королей» (1125) Уильям из Малмсбери - Willelmi Malmesbiriensis monaci Gesta Regum Anglorum. L., 1840. Vol. 2. P. 668), современники обозначили конфликт герм. королей с Римскими папами в период с 1056 г. (смерть Генриха III) до 1125 г. (конец правления Генриха V) по поводу правомерности назначения королем епископов и имперских аббатов. Истоки конфликта следует искать глубже, в переплетении функций 2 высших земных властей - папской и императорской, к ожесточенной конкуренции к-рых привели изменения европ. реалий после 1000 г. Конфликт по поводу И. затронул прежде всего Германию, где со времен династии Оттонов имело место сращение Церкви и гос-ва в форме имперской Церкви и назрела необходимость по-новому определить соотношение «regnum» и «sacerdotium».
Смерть Генриха III, правление к-рого считается расцветом имп. власти, и то обстоятельство, что его малолетний сын не сможет править в прежнем стиле, по сути уже означали конец периода «единства «regnum» и «sacerdotium»». За время регентства до совершеннолетия Генриха IV (1065) мирские и духовные князья значительно упрочили свои позиции. На фоне ослабления королевской власти инициатива в проведении церковной реформы окончательно переходит к папству. Со смертью Виктора II (1057) пресеклась череда «немецких пап», лояльных императору. Римскую кафедру занимают ставленники радикального крыла реформаторов, руководимого кардиналами Петром Дамиани, Гумбертом, Гильдебрантом (впосл. папа Григорий VII) и поддерживаемого давними противниками герм. имп. Салической династии - тосканскими маркграфами. На этом этапе реформы предпринимаются первые, еще осторожные попытки Рима реализовать новый принцип взаимоотношения католич. Церкви со светской властью: ограничить влияние императоров на выбор пап и влияние мирян на Церковь в целом. Декретом папы Николая II от 1059 г., поводом для к-рого послужили разногласия между рим. духовенством и кардиналами (избрание антипапы Бенедикта X (1058-1059)), император устранялся от участия в выборах папы, теперь это было в компетенции только кардиналов (Decretum electiones pontificiae // MGH. Const. T. 1. P. 538-541). Тогда же в русле начатой борьбы с симонией впервые прозвучало сформулированное в общих чертах требование установить повсюду свободные канонические выборы прелатов и запретить мирянам назначать клириков на должность.
Имп. Генрих III. Миниатюра из Евангелиария Генриха III. Ок. 1040 г. (Государственная и университетская б-ка Бремена. Ms. b. 21. Fol. 3v)
С целью укрепить авторитет Римской кафедры при папе Александре II (1061-1073) и особенно в первые годы понтификата Григория VII (1073-1085) усилия Римской курии направлялись на ужесточение церковной дисциплины, притом что Григорий VII использовал обвинение в симонии, чтобы обуздать власть епископов и установить папскую супрематию над клиром в Германии и Италии. Антиреформационные настроения в среде имперского епископата росли, надежды папы на поддержку реформ кор. Генрихом IV не оправдались. Генрих IV, с начала правления ставший заложником сложной внутриполитической ситуации, был занят восстановлением отчужденной за время регентства королевской собственности и укреплением своей власти в многочисленных конфликтах с региональной знатью. В марте 1075 г. на Соборе в Риме Григорий VII отлучил от Церкви некоторых подозреваемых в симонии нем. епископов - Лимара Бременского, Вернера Страсбургского, Генриха Шпайерского и Германа Бамбергского (после покаяния последний был восстановлен в сане); тогда же впервые прозвучал офиц. запрет И. епископов, отныне им не дозволялось становиться ленниками мирян, т. е. приносить клятву верности светским сеньорам; мирянам предписывалось назначать даже домашних капелланов только с согласия епископа.
Началом открытого противостояния стали события лета 1075 г., когда Генрих IV назначил своего капеллана Тедальда архиепископом Милана, а затем самовластно провел И. еще 2 епископов на вакантные кафедры в городах Сполето и Фермо, находившихся в Папской области. Папа не принял эти назначения и в дек. 1075 г. направил королю послание, где под угрозой отлучения призвал его соблюдать запрет мирянам проводить И. и упрекнул в общении с отлученными за симонию нем. епископами. Это письмо было выдержано в духе новой концепции папской власти, о к-рой можно судить по составленному Григорием VII в февр. 1075 г. документу, известному как «Dictatus papae» (Диктат папы; см. в ст. Григорий VII). В этом документе папа поставил под сомнение тезис о единстве светской и духовной властей и древнее теократическое представление о короле как о наместнике Бога на земле, высказав претензию на духовное руководство всем христ. миром и утверждая единственно за собой права, ранее принадлежавшие императору (назначение и смещение епископов и др. духовных лиц, созыв Соборов, высшая судебная власть, роль организатора Церкви и т. д.). Главным аргументом в этой концепции была давно известная, но получившая новый импульс от Петра Дамиани идея особой миссии Римского папы, унаследовавшего от ап. Петра власть «вязать и разрешать» (Мф 16. 18-19) и в этом смысле являющегося высшим нравственным арбитром христ. мира. Королевская власть, т. о., лишалась ореола сакральности: король, к-рому запрещалось проводить И. епископов, становился всего лишь мирянином; не он, а папа объявлялся «викарием Христа» на земле, контролирующим и направляющим всякую власть и уполномоченным низлагать любого властителя, пренебрегающего на своем посту христ. долгом. Последнее касалось как церковных иерархов, так и королей.
Генрих IV воспринял письмо папы как открытый вызов. В янв. 1076 г. на Вормсском рейхстаге было объявлено о низложении папы: 24 епископа и 2 архиепископа заявили об отказе признавать власть Григория VII, а Генрих IV направил ему послание с требованием освободить Папский престол. Неизвестно, было ли это низложение инициативой короля или же епископов,- обе стороны выразили недовольство укреплявшейся властью папы, так что на данном этапе в «споре об инвеституре» участвовали 3 заинтересованные партии, и епископы твердо держались за свою власть и привилегии. В письме Генрих IV обвинил папу в попрании прав императора в Риме и в Италии и в том, что он нарушил «как Божий, так и человеческий закон», своим вмешательством ущемив наследственные прерогативы короля. Письмо было размножено и распространено во всей империи. Григорий VII отлучил Генриха IV и отказавшихся подчиняться Риму епископов от Церкви. На Соборе в марте 1076 г. папа низложил Генриха IV как короля (хотя отлучение от Церкви само по себе уже освобождало подданных от клятвы верности). Притом что правовой аспект этого низложения был сомнителен, поскольку свой пост король получает не от папы, а от участвующих в выборах князей, его можно рассматривать как первую пробу сил в реализации примата папской власти в соответствии с заявленным в «Dictatus papae» (пункт 27) правом папы освобождать подданных от присяги лицу, впавшему в грех. Это означало, что в основе конфликта между королем и папой лежал не вопрос об И.: ключевым моментом «спора об инвеституре» была формула «свобода Церкви», по-разному понимаемая обеими сторонами. Генрих IV действовал как гарант юридической свободы церковных институтов, т. е. как гарант «libertas ecclesiarum» (свободы [отдельных] церквей), к-рая обеспечивалась посредством даруемых им привилегий. Папа же, опираясь на идеи и цели церковной реформы, требовал «libertas ecclesiae» не для отдельных церквей, а для всей католич. Церкви, т. е. той самой привилегии свободы, на к-рую указывали теоретики клюнийской монашеской реформы: свобода была дарована Церкви от основания Христом, однако обычное право (consuetudo) исказило этот принцип. В папском понимании «libertas ecclesiae» христианская свобода воплощалась в абсолютной подвластности Богу и Его наместнику на земле - папе Римскому, который осуществлял ее в миру. Дарованная Церкви Христовой свобода трактовалась Григорием VII как абсолютная власть папы в католич. Церкви (папский примат), как невмешательство мирян, даже короля, в процесс принятия Церковью решений, прежде всего в И. епископов, и как верховный авторитет папы для всего христ. мира.
Отлучение Генриха IV от Церкви развязало руки его политическим врагам. Саксонская оппозиция намеревалась выдвинуть своего кандидата на королевский престол, а сохранившие свои кафедры немецкие епископы поспешили перейти на сторону папы. Генриху IV не оставалось ничего иного, как в унизительных переговорах добиваться примирения с понтификом. Оно было достигнуто в янв. 1077 г., когда Генрих IV, перейдя через зимние Альпы, явился в принадлежащий тосканским графам замок Каносса и после демонстративного покаяния (он 3 дня простоял у ворот замка в рубище и босой) был допущен к папе.
Гуго Клюнийский, имп. Генрих IV и Матильда Тосканская. Миниатюра из «Жизни Матильды» Донизо Каносского. 1115 г. (Vat. lat. 4922. Fol. 49r)
Ни отлучение Генриха IV, ни его примирение с папой не разрешили проблемы И.: во время переговоров в Каноссе эта тема вообще не затрагивалась. В 1078 г. Григорий VII запретил духовенству получать еп-ства и аббатства из рук мирян, к к-рым он причислял королей и императоров. Этот запрет был повторен в 1080 г. на великопостном синоде в ужесточенной форме: светским лицам, осуществляющим И. даже на уровне самых низовых структур церковной организации, грозило отлучение. Был сформулирован новый порядок избрания епископов: под контролем присланного папой или архиепископом прелата, к-рый должен был следить, чтобы в процедуру не вмешивались светские власти. Генрих IV отказался признавать решения синода, и тогда папа вновь отлучил его от Церкви, демонстративно заявив о передаче королевства ставленнику княжеской оппозиции Рудольфу Швабскому как «леннику апостола Петра». Повторное отлучение не только не достигло цели, но и укрепило решимость к сопротивлению сторонников Генриха IV среди епископов. Противники папы собрались под председательством короля на Собор в Бриксене (июнь 1080) и приняли решение о низложении папы, обвиняемого вполне справедливо также и в том, что он вопреки церковному порядку ставил своих епископов на уже занятые имперские кафедры, что вело к распрям. Новым папой под именем Климент III был провозглашен лидер итал. антипапской оппозиции Равеннский архиеп. Гвиберт, в 1084 г. короновавший имп. короной Генриха IV, который к тому времени захватил Рим. Григорий VII, в течение неск. лет безуспешно пытавшийся сохранить власть при поддержке графини Матильды Тосканской и норманнских герцогов, умер в изгнании (1085).
На этом этапе борьбы за И. позиции церковных реформаторов пошатнулись даже в Риме. Имперский епископат поддержал антипапу Климента III, Генрих IV продолжал сам назначать епископов, а Римский папа Урбан II (1088-1099) не отваживался напоминать ему о каноническом запрете И. Лишь к 1095 г. политическая дальновидность и готовность к компромиссам Урбана II позволили поднять авторитет Римской кафедры в Италии, на Сицилии и в Англии, а также привлечь на ее сторону мн. нем. епископов, чтобы вернуться к борьбе за очищение Церкви. На Соборе в Клермоне (1095) вновь прозвучало осуждение симонии, к-рая четко связывалась со светской И., на этот раз в форме запрета епископам и священникам становиться ленниками короля и др. мирян, т. е. приносить им оммаж и клятву верности. Кроме того, мирянам запрещалось владеть церковными зданиями и пользоваться церковной десятиной. Этот канон положил начало уничтожению института частной церкви, растянувшемуся до XIII в. В 1096 г. запрет И. и клятвы верности повторяются на провинциальном Соборе в Руане. Но ни Генрих IV, ни его сын Генрих V (1098-1125, самостоятельно с 1106, император с 1111) от И. аббатов и епископов, дававшей им рычаги контроля над церковной орг-цией, главной опорой их власти в империи, отказываться не собирались. «Спор об инвеституре» продолжался еще почти 20 лет, но уже под знаком борьбы короля за право строить свои отношения с епископами как с вассалами.
После смерти антипапы Климента III (1100) реформаторы во главе с папой Пасхалием II (1099-1118) сконцентрировали усилия на отношениях со светской властью и на окончательном уничтожении светской И. клира. Но и Генрих V начал свое правление с претензий на право участвовать в выборе епископов, проводить их И. кольцом и посохом, принимать от них оммаж и клятву верности, поскольку на рубеже XII и XIII вв., на пике развития института вассально-ленных отношений, И. понималась в империи прежде всего как передача епископу регалий (regalia) - феодальных прав собственности, юрисдикции и администрации, т. е. как введение в ленное владение. Поэтому король не видел причин отказываться от соответствующих ритуалов как от неотъемлемых правовых частей вассального договора. Генрих V потребовал от Собора в Гуасталле (окт. 1106) признать за ним «имперское право» (ius imperii) на И. Папа Пасхалий II требование отклонил, но и отлучению Генриха V не подверг. В 1109 г. в окружении короля появилось сочинение, в духе времени обосновывавшее правовую позицию Генриха V,- «Трактат об инвеституре епископов» (Tractatus de investitura episcoporum // MGH. Lib. T. 2. P. 495-504) Сигиберта из Жамблу. Со ссылкой на письмо (1097) Иво Шартрского к Гуго, архиеп. Лионскому, автор поясняет, что передача королем епископских инсигний в процедуре И. не имеет принципиального значения, поскольку они используются до литургического акта рукоположения, когда епископ получает их с алтаря. Сам по себе акт И. важен для того, чтобы защитить церковное владение как законное, поэтому клятва верности должна предшествовать рукоположению. В этой интерпретации отношений епископа и короля, вполне в духе ленного права проводящей различие между вещественным компонентом регалий и личностным компонентом оммажа, выражаемым в клятве верности, намечен путь выхода из тупика, куда завел стороны многолетний конфликт. Переговоры Генриха V с папой в 1110-1111 гг. успеха не имели. Накануне коронации Генриха V в Риме (1111) настроенный на радикальное решение проблемы И. папа Пасхалий II заключил с королем сделку: Церковь обязалась возвратить короне все полученные от нее со времен Карла Великого регалии, сохранив только то, что было в ее собственности, а взамен король должен был отказаться от церковной И., т. е. на позднем этапе «спора об инвеституре» на первый план выдвигается политический интерес: независимость католич. Церкви от светской власти любой ценой. Однако условия договора возмутили не только собравшихся на коронацию епископов, оказавшихся перед угрозой потери позиций имперских князей, но и светских магнатов, большая часть владений к-рых состояла из полученных от Церкви ленов. Скандал в соборе св. Петра закончился пленением папы, после чего Генрих V вынудил его подтвердить право королевской И. кольцом и посохом до чина рукоположения, т. е. своего рода право вето на выбор кандидата. Когда год спустя под давлением радикальных «григорианцев» папа отменил свое решение (на Латеранском Соборе 1112 г. был повторен запрет мирянам под угрозой отлучения осуществлять И. духовными инсигниями), король продолжал назначать епископов и проводить их И.
Имп. Генрих IV и антипапа Климента III изгоняют папу Григория VII из Рима. Смерть папы Григория VII. Миниатюра из «Хроники» Оттона Фрайзингенского. 1157 г. (Codex. Jenesis Bose g. 6. Fol. 54)
Только во время понтификата прагматически настроенного папы Каллиста II (1119-1124) было найдено компромиссное решение, закрепленное соглашением сторон (Вормсский конкордат (1122), ратифицирован I Латеранским Собором в 1123). Еще не будучи избран на Римский престол, радикальный «григорианец» Гвидо (впосл. папа Каллист II) выступил с предложением обсудить условия примирения. Генрих V и члены рейхстага приняли предложение, но из-за взаимного недоверия сторон и развивавшегося параллельно конфликта императора с оппозиционными князьями дело затянулось (в условиях этого конфликта император тем более не был готов отказаться от ленной И. епископов, обеспечивавшей ему вассалов). Однако потребность мира с Церковью в среде нем. знати неуклонно росла. На рейхстаге в окт. 1121 г. между Генрихом V и оппозиционными имперскими князьями был подписан мирный договор, условием к-рого по инициативе Майнцского архиеп. Адальберта было выдвинуто примирение императора с Римским папой.
Договор между папой и императором, разрешивший многолетнее противостояние в «споре об инвеституре» и по-новому определивший положение католич. Церкви в Священной Римской империи, был заключен 23 сент. 1122 г. в Вормсе при посредничестве имперских князей. Теоретической базой для него стало обоснованное в кон. XI в. Иво Шартрским понятийное и соответственно правовое различие между «духовным» и «мирским» компонентами во власти прелата, снимавшее противоречие между требованиями канонического права о свободном, независимом от светских властей замещении епископских кафедр и нормами вассально-ленных отношений: светские сеньоры имели право И. применительно к «мирским» прерогативам (temporalia) епископа и вводили его во владение пожалованными регалиями, а дающее духовную власть (spiritualia) посвящение в сан осуществлялось актом И. церковной. В нач. XII в. этот компромисс (без заключения письменного договора) принял франц. король Филипп I (в 1104), затем англ. кор. Генрих I (Вестминстерский конкордат, 1107), в этих странах конфликт королевской власти с папством не принял столь жесткой формы.
Папские легаты выдвинули минимальные требования, решения по которым были зафиксированы в 2 грамотах, императорской (Heinricianum) и папской (Calixtinum). В имп. грамоте, подписанной большим числом имперской знати, светской и церковной, Генрих V отказывался от И. кольцом и посохом, гарантировал свободные канонические выборы и беспрепятственное рукоположение избранного. Папа со своей стороны разрешал католич. Церкви в Германии проводить выборы в присутствии короля (praesentia) и в спорных случаях избирать того, кого по совету прелатов поддержал король. За королем также закреплялось право еще до процедуры посвящения в сан проводить И. новоизбранного епископа новым символом светской власти над пожалованными регалиями - скипетром. В Италии и Бургундии эта процедура, напротив, совершалась только спустя 6 недель после церковного посвящения, т. е. по сути Церковь в этих странах изымалась из сферы влияния императора, что означало разрушение имперской Церкви как важного орудия его власти. В этом смысле Вормсский конкордат был более выгоден папе, нежели императору.
«Спор об инвеституре» повлек за собой кардинальные изменения в понимании сущности светской власти: традиц. единство «regnum et sacerdotium» сменилось дуализмом властей. Крушение имперской Церкви и переосмысление теократической природы королевской власти привели к сущностному изменению отношений между королем и знатью: они окончательно приобрели характер вассально-ленных на фоне роста самостоятельности церковных и светских князей и ослабления центральной власти. Независимый от императора выбор епископа церковным капитулом означал укрепление позиций аристократических семейств, представители к-рых были его членами. Епископы превращались в церковных князей, 2-й после короля социальный «ранг» и отдельное имперское «сословие», в соперничестве со светскими князьями стремившееся к максимально возможной независимости своих церковных княжеств. Королевская власть, лишившись влияния на Церковь, стала искать поддержку у министериалов, а католич. Церковь все более консолидировалась в замкнутое иерархизированное сообщество клириков во главе с Римским папой, отдельное от мирян.