ДВОЕВЕРИЕ

термин, обозначающий наличие в основной вере элементов др. верования.

Феномен Д. со специфическими чертами для разных времен, мест и этнических общностей присущ всем христ. конфессиям и всем мировым религиям (см., напр.: Голубинский. История РЦ. Т. 1. Ч. 2. С. 839; Живов. С. 54). О присутствии пережитков язычества в жизни христиан разных времен и стран свидетельствует история Церкви; последняя всегда строго осуждала и неустанно боролась с этим явлением (см.: «Слово обличительное против празднования календ» свт. Астерия, митр. Амасии Понтийской (Aster. Amas. Hom. 4), проповеди папы Римского св. Льва I Великого, св. Илария, еп. Арелатского, и др., канонические прещения за исполнение языческих обычаев). Суждение о Д. как об исключительно рус. явлении, согласно совр. амер. специалисту по истории Русской Церкви Г. Фризу, основано «не на обстоятельном эмпирическом исследовании, а на априорных установках и случайных замечаниях русской городской интеллигенции» (цит. по: Левин. С. 12).

Впервые на присутствие термина «Д.» в древнерус. лит. памятнике, вероятно домонгольского периода,- «Слове некоего христолюбца, ревнителя по правой вере», направленном против языческих обычаев у рус. христиан, обратил внимание Ф. И. Буслаев в сер. XIX в. (Буслаев Ф. И. Историческая хрестоматия церковно-слав. и древнерус. языков. М., 1861. С. 519). Неск. позже филолог-славист И. И. Срезневский указывал 2 случая употребления слова «Д.» в составе рукописного «Паисиевского сборника» (1-я четв. XV в.) - в «Слове некоего христолюбца...» и в «Уставе о постных днях» (Срезневский. Словарь. Т. 1. Стб. 640). Появление термина «Д.» в научной лит-ре во 2-й пол. XIX в. основывается именно на его присутствии в этих памятниках (Голубинский. История РЦ. Т. 1. Ч. 2. С. 850).

В истории рус. лит-ры представлено много сочинений, описывающих и обличающих пережитки язычества в жизни народа, того, что подпадает под понятие Д., но без употребления самого термина. Среди таких произведений древнерусского периода - «Слово о твари» (XII в.), в к-ром неизвестный автор указывал своим современникам, что многие из них ленятся ходить в храм, «не слушают божественных словес», но «текут, радуяся», на языческие игрища или «зборище идольское» «и весь день тот предстоят, позорьствующе тамо» (Гальковский. 1916. Т. 2. С. 436); компилятивное соч. «Слово святаго Григорья изобретено в толцех, о том, како первое погани сущи языци кланялись идолом и требы им клали; то и ныне творят», составленное на основе Слова свт. Григория Богослова на Богоявление (Greg. Nazianz. Or. 38); «Слово святаго отца нашего Иоанна Златоустаго, архиепископа Констянтина града, о том, како первое погании веровали в идолы и требы им клали, и имена им нарекали, яже и ныне мнози тако творят и в крестьянстве суще, а не ведают, что есть крестьянство»; «Слово Исаия пророка о поставляющих трапезу роду и роженицам»; «Сказанье святаго отца Нифонта о песнях мирских и о русальях»; поучение «О казнях Божиих», вошедшее в состав «Повести временных лет». Факты проявления Д. приводятся в рус. летописях; о наличии таких фактов можно судить по церковно-правовым памятникам («Правило церковное» (кон. XI в.) митр. Киевского Иоанна II, «Вопрошание Кирика» (XII в.), правила Стоглавого Собора (1551)). В Требнике XVII в. содержатся «Вопросы поселянам» на исповеди, свидетельствующие о присутствии пережитков язычества среди сельских жителей. Очевидцем и ревностным обличителем языческого праздника в честь Ярилы в сер. XVIII в. в Воронеже был свт. Тихон Задонский (Жизнеописание св. Тихона Задонского, еп. Воронежского и всея России чудотворца // Жизнеописания достопамятных людей земли Русской: X-XX вв. М., 1992. С. 236). Существование различных языческих суеверий в России даже в XIX в. прослеживается по трудам И. М. Снегирёва (Русские простонародные праздники и суеверные обряды. М., 1990п. 2 ч.), М. Забылина (Русский народ: Его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия. М., 1990р), Н. С. Тихонравова (Памятники отреченной русской литературы. СПб., 1863. 2 т.), С. В. Максимова (Нечистая, неведомая и крестная сила. М., 1993р), А. П. Щапова (Исторические очерки народного миросозерцания и суеверия // ЖМНП. 1863. Ч. 117. Отд. 4. С. 1-73, 75-92; Ч. 118. С. 1-19), по материалам сб. «Отреченное чтение в России в XVII-XVIII веках» (М., 2002) и др. В XX в. в рус. научной лит-ре появились также термины «народная религия», «народное православие» как обозначение того, во что реально верит народ. Эти термины часто употребляются синонимично термину «Д.».

Однако в богословии, религиеведении, исторической науке не сложилось четкого определения понятия Д.; характерно отсутствие слова «Д.» в большинстве словарей рус. языка. В зависимости от количественной и качественной оценки наличия языческих пережитков в жизни рус. людей разные исследователи вкладывают в понятие Д. разный смысл; ставится также вопрос о правомерности употребления такого понятия в отношении христиан: могут ли считаться христианами те, кто практикуют языческие обряды или участвуют в них. Совершенно определенно о существовании Д. в Др. Руси писал проф. Е. Е. Голубинский, указывая, что оно складывалось «не только с перенесением в христианство части прежних языческих верований, но с соединением язычества с христианством, как целой веры, или с простым присоединением вновь принятого христианства к прежнему язычеству» (История РЦ. Т. 1. Ч. 2. С. 836). О «двусмысленной и двоеверной» жизни «в смутных глубинах народного подсознания» на Руси после принятия христианства, о сложении фактически 2 культур: «дневной», заимствованной византийско-христ., и «ночной», языческой, грань между к-рыми всегда была подвижной и расплывчатой, о своеобразном синкретизме, в к-ром «местные языческие «переживания» сплавлялись с бродячими мотивами древней мифологии и христианского воображения», говорил прот. Г. Флоровский (Пути русского богословия. П., 1937. С. 2-3). Такой же взгляд на Д. характерен и для Г. П. Федотова (Святые Древней Руси. М., 1990). Положительную оценку феномена Д., «приведшего к созданию богатой и своеобразной древнерусской культуры», давал акад. Б. А. Рыбаков (Язычество древних славян. М., 1981; Язычество Древней Руси. М., 1987). Е. В. Аничков считал, что о Д. на Руси вплоть до XV-XVI вв. можно говорить лишь в отношении городского населения, в деревнях же, по его мнению, вообще господствовали языческие религ. представления, к-рые лишь разбавлялись внешними обрядовыми формами христианства (Аничков. С. 303). Н. М. Гальковский, напротив, называл двоеверами русских, живших в первые века после Крещения Руси, к-рые, по его мнению, уже не были язычниками, «смысл язычества был совершенно ими утрачен: сохранились имена богов... некоторые языческие обряды, но никто уже не знал и не понимал их значения» (Гальковский. 1916. Т. 1. С. 126). О невозможности механического соединения христианства и язычества, а следовательно, о невозможности Д. в сугубо религ. смысле говорил акад. Д. С. Лихачёв: на Руси в кон. X - нач. XI в. язычество как религия еще соперничало с христианством, «элементы язычества начали приходить в соединение с христианскими верованиями только тогда, когда они перестали осознаваться в народе как противостоящие христианству. Язычество как система верований, притом враждебная христианству, должно было исчезнуть прежде, чем могло появиться двоеверие... Языческий обряд не только в XII веке (время создания «Слова о полку Игореве».- Г. К.), но и гораздо позже продолжает жить в народе независимо от самого язычества: он приобретает игровую, развлекательную, эстетическую функции; обрядовая песнь становится фактом эстетического сознания в большей степени, чем религиозного» («Слово о полку Игореве» - героический пролог русской литературы. Л., 1967. С. 78-79). О неравноправном существовании на Руси язычества и христианства, о подчиненном отношении первого второму высказывались мн. исследователи, в частности акад. Н. И. Толстой (Язычество древних славян // Очерки истории культуры славян. М., 1996. С. 146).

В советской лит-ре атеистической направленности Д. зачастую именовалось не только сосуществование христ. воззрений и пережитков язычества, но и само историческое христианство, якобы не отличающееся по существу от язычества, «впитавшее» мн. черты национальных языческих религий; проводилась мысль, что Д. фактически создавалось Церковью, к-рая якобы была не в силах побороть языческие верования и поэтому включала их в неск. измененном виде в состав своего вероучения (это утверждение относилось не только к Русской Православной Церкви) (Никольский Н. М. История русской церкви. М.; Л., 1931. С. 47-48).

Одни исследователи говорят о Д. как о православно-языческом синкретизме в материальной и духовной культуре, симбиозе разнородных религ. форм (Мильков. С. 82), др., напротив, проводят различие понятий Д. и религ. синкретизма. Так, по мнению совр. амер. исследовательницы И. Левин, в понятии «религиозный синкретизм» подчеркивается слияние разных религ. систем, термин же «Д.» в исторических источниках всегда носит негативный характер, подразумевает двойственность, невозможность примирения христианства и язычества (Левин. С. 13). В выборе терминов нек-рые исследователи отдают предпочтение термину «религиозный синкретизм» (В. П. Даркевич), считая, что термин «Д.» завышает историко-культурное значение этого феномена, как бы предполагая равенство составляющих; др. специалистам (А. В. Чернецов) термин «религиозный синкретизм» представляется слишком претенциозным, а «Д.» - более приемлемым для обозначения смешения христ. воззрений с бытовыми суевериями.

Причина Д. применительно к рус. истории (что также справедливо и в отношении др. христ. народов) кроется в недостатке христ. просвещения народных низов, к-рые очень скоро приняли внешние формы христианства, но, поскольку христианство не имело корней в укладе народной жизни, бытовые обычаи много веков продолжали оставаться языческими. Принимая христианство как новую веру, «народная масса... должна была водиться при сем своим собственным языческим взглядом на взаимное отношение вер» (Голубинский. История РЦ. Т. 1. Ч. 2. С. 836). «Дневная», византийско-христ., культура, по Флоровскому, «не стала «общенародной» сразу, а долгое время была достоянием и стяжанием книжного или культурного меньшинства. Это было неизбежной и естественной стадией процесса» (Пути русского богословия. С. 3). Живучесть языческих обрядов и та легкость, с к-рой они вступают в связь с обрядовой стороной христ. религии, объясняются, согласно Лихачёву, переключением их из религ. сферы в сферу народной эстетики и малоосознанного суеверия («Слово о полку Игореве» - героический пролог русской литературы. С. 78-79). Смешению христ. и языческих представлений способствовал также религ. синкретизм самого язычества - допущение и признание вместе со своей верой одинаковой истинности и всех др. существующих вер (Голубинский. История РЦ. Т. 1. Ч. 2. С. 836-837). Д. рассматривается, т. о., как прямое следствие «затянувшейся христианизации» (Мильков. С. 82).

Слово «Д.» помимо обозначения соотношения единобожия и язычества могло иметь и др. значения. Прп. Феодосий Печерский в послании к вел. кн. Изяславу «О вере крестяньской и о латыньской» (XI в.) называл «двоеверцем» того, кто одинаково «хвалит» и Православие, и «латинскую» веру (История РЦ. Кн. 2. С. 551). Ссылаясь на «Временник Ивана Тимофеева» (1617), Левин отмечала, что писатели допетровского времени употребляли термин «Д.» также «для характеристики... сатанинских попыток расколоть христианское единство, например опричнины» (Левин. С. 13). В совр. лит-ре термин «Д.» иногда применяется для обозначения сосуществования христ. представлений с различными суевериями в мировоззрении совр. российских христиан. Однако совр. суеверия не имеют никакого отношения к традиц. языческим верованиям: они возросли на почве атеизма и религ. невежества.