БЛАГОГОВЕНИЕ

религиозно-нравственное чувство, выражающее любовно-почтительное отношение к превосходящему человеческую субъективность,- Богу, святыням, высшим ценностям бытия; основное религ. переживание непосредственного присутствия Божия в мире и в жизни.

В Синодальном переводе Свящ. Писания рус. слову «Б.» соответствуют греч. εὐλάβεια (осторожность, страх, робость, почитание, Б.- Притч 28. 14; Деян 8. 2; Евр 5. 7; 12. 28), ϕόβοϛ (страх, ужас, боязнь - Пс 118. 38; Мал 1. 6; 1 Петр 3. 15), σέβομαι (благоговею, почитаю, поклоняюсь - Ис 29. 13). В тексте Септуагинты производные от глагола εὐλαβέομαι не всегда соответствуют рус. «Б.», «благоговеть» в Синодальном переводе. Термином «Б.» описывается широкий спектр состояний, связанных со страхом: от позорной боязливости (Прем 17. 8), естественного страха перед лицом врагов (2 Макк 8. 16), страха перед соперником (1 Цар 18. 15, 29), опасения перед будущим (Нав 22. 24) до священного трепета (Исх 3. 6 ) и молчания перед лицом Божиим (Авв 2. 20; Соф 1. 7). Выражение «ἄνδρεϛ εὐλαβεἶϛ » из кн. Деяний святых апостолов передается в Синодальном переводе как «люди набожные» (2. 5) или «мужи благоговейные» (8. 2).

В письменных текстах Др. Руси слова «Б.», « », « » фиксируются с XII-XIV вв. (Срезневский И. Материалы для Словаря древнерусского языка. М., 1958. Т. 1. С. 94) первоначально исключительно в церковном применении. В XVIII-XIX вв. Б. фигурирует и как понятие мирской морали, иногда не без нек-рого уничижительного оттенка: Б. определяется как «смесь страха и уважения, смирения и покорности», причем одним из значений слова «благоговеть» признается «раболепствовать» (Даль В. И. Толковый словарь живого рус. языка. М., 1978. Т. 1. С. 92); появляются характерные производные «благоговейник», «благоговейница» и т. п. (Там же).

Развитие понятия Б. соответствует историческому опыту религ. и нравственного сознания. На ранних этапах формирования представлений о высшем, сверхъестественном начале нарождающееся религ. чувство наиболее адекватно определяется предложенными нем. теологом Р. Отто терминами «majestas» (величие), «mysterium tremendum» (таинство, вызывающее трепет), «mysterium fascinosum» (чарующее таинство). Священное открывалось человеку в многоликости непредсказуемых стихийных сил, ужасающих и влекущих одновременно. Однако такое амбивалентное отношение к Первоисточнику бытия еще не было тождественно Б. в настоящем смысле этого слова.

Античный мир с его политеистическим мировосприятием четко различал «horror sacrilegii» (ужас святотатства) и «tremor sacer» (священный трепет), сопровождающий религ. поклонение. При этом то и др. тесно увязывается с духом и регламентом полисной, а впосл. имперской гражданской добродетели: благоговеть перед родными богами человек обязан как житель и гражданин данного города или гос-ва, вслед. чего Б. приобретает публичный характер. Поскольку, однако, могущество и благосклонность языческих божеств не всегда совпадают,- священный трепет, нравственная привязанность и религ. поклонение в античном мировоззрении еще не объединяются в органическую целостность, присущую идее Б. в христ. понимании.

В ВЗ, с одной стороны, Б.- страх и трепет в присутствии Бога и Его грозных знамений, это не статичный, ограниченный местом и временем, легко ритуализируемый священный страх приверженцев античного языческого культа, а глубокая душевная потрясенность и неизбывная тревожность человека, впервые ощутившего себя перед лицом действительно единого и всевластного, всюду настигающего Бога, Который есть «огнь поядающий, Бог ревнитель» (Втор 4. 24), но - прежде всего остального - Который есть Сущий (Исх 3. 14). Благоговейный страх в ветхозаветном представлении - это страх Иакова, воскликнувшего о месте присутствия Господа: «Как страшно сие место!» (Быт 28. 17); страх и трепет Авраама, безропотно ведущего на заклание своего единственного и возлюбленного сына (Быт 22). С др. стороны, столь же углубленный характер приобретает в ВЗ этика любви к Богу: «И люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всеми силами твоими» (Втор 6. 5); вся религиозно-нравственная атмосфера ветхозаветного бытия исполнена напряженными взаимоотношениями любви, сострадания, коллизиями верности и неверности человеческой в ответ на непреложную верность Бога. Страх и любовь, как 2 своеобразных вектора, сближаясь, создают этос Б.

Благая весть о воплощении, страстях, крестной смерти и воскресении Господа Иисуса Христа создает для христ. мироощущения центральную перспективу, в к-рой понятие Б. объединяет в себе преклонение перед величием и всемогуществом Божиим, безграничное доверие к благости Творца и трепетное чувство собственной ответственной причастности реализации этого благого могущества в человеческом мире. Прообразованный для христиан Свящ. историей, этос Б. становится существенным элементом как религ. опыта, так и человеческой нравственности, налагая свой отпечаток на устойчивые типы отношений личности к почитаемым ею людям, ценностям культуры, духовным и нравственным святыням, миру природы. Б. перед кем-либо означает почитание данной личности в силу изначально дарованного ей Богом совершенства, открытого и привлекательного для нас и вместе с тем требующего от нас деятельного соучастия. Благоговеть - значит быть причастным при соблюдении почтительной дистанции по отношению к предмету нашей причастности. Подлинно благоговеющий добровольно умаляет себя перед благоговеемым, тем самым открывая в нем и для себя новые возможности одухотворенного действия и возрастания.

Очерченное понимание Б. глубоко вошло в христ. традицию - его пробуждает и в нем раскрывается существо христ. богослужения, его утверждают и развивают многовековой уклад церковной жизни, почитание святых. Выдающиеся произведения христ. письменности, включая жития святых, учительную лит-ру, воспитывают в духе Б. перед Господом и Его творением. По словам свт. Тихона Задонского, «дети пред отцем своим поступают благоговейно, ничего не делают и не говорят непристойного, и всякое почтение ему показывают: тако христианам пред Богом вездесущим и все назирающим должно ходить со страхом и благоговением» (Творения: В 5 т. М., 1889. Т. 5. С. 257). Б., согласно свт. Тихону, рождается от познания вездесущия Божия: «Помни о вездеприсутствии Божием, и породится в тебе благоговеинство» (Т. 4. С. 9). По учению св. отцов, Б.- необходимое условие для занятия богословием, участия в богослужении, вообще в духовной жизни. Свт. Афанасий I Великий говорит о Б. как о состоянии, необходимом для богопознания: «Божество познается не в словесном изложении... но в вере и благочестивом размышлении с благоговением (εὐσεβεἶ λογισμὦ μεἰ εὐλαβείαϛ.)» (Athanas. Alex. Ep. ad Serap. I 20). Свт. Иоанн Златоуст называет Б. состояние души, необходимое при чтении Свящ. Писания (Ioan. Chrysost. In Ioan. 53. 3). По его словам, «надлежащее благоговение» (προσηκοὐση εὐλαβεία) наряду со страхом (ϕόβοϛ) и трепетом (τρόμοϛ ) характеризует состояние приступающего к Св. Тайнам (De proditione Judae I 1). Он укоряет своих слушателей в том, что они приходят в храм мимоходом, по привычке к празднику, а не по Б. души ( οὐ δἰ εὐλάβειαν ψνΔἦϛ ) (De bapt. Christ. 1).

Термин «Б.» употреблялся в древней Церкви и как форма обращения: «Твое Благоговение» - обращается свт. Афанасий Великий к имп. Иовиану (Athanas Alex. Ep. ad Jovianum. 1) и свт. Серапиону Тмуисскому (Ep. ad Serap. I 33; ср.: Ioan. Chrysost. Ep. 25; Greg. Nazianz. Ep. 102).

В рус. мысли заслуга выявления подлинной религ. и философско-этической содержательности понятия Б. принадлежит Вл. С. Соловьёву, представившему в «Оправдании добра» целостную систему истолкования человеческой нравственности, возводящую последнюю к 3 взаимосвязанным истокам: чувствам стыда, жалости и Б. При этом чувство стыда, согласно Соловьёву, выражает этическое отношение человека к низшей природе, жалость - к подобным ему живым существам, Б., или благочестие, определяет «должное отношение человека к высшему началу» и составляет т. о. «индивидуально-душевный корень религии» (Соловьев. С. 52). Поскольку указанные начала нравственности, при всей самобытности каждого из них, сохраняют между собой и нек-рую преемственность, в Б., как его понимает и описывает Соловьёв, есть нечто и от стыда, и от жалости - в частности, активный нравственный протест против недолжного и недостойного, не подобающего высшему призванию человека. Так же, как чувство стыда восстает против наших уступок низменным влечениям и как человеческая совесть протестует против всяческой несправедливости и неправды, и нарушение религ. обязанности, свидетельствующее об отдалении человека от «абсолютного центра вселенной», вызывает «могущественное противодействие нашей сокровенной целости» (Там же. С. 233) - противодействие, вынуждающее, как замечает Соловьёв, говорить уже «не «стыдно» и не «совестно», а «страшно» (Там же). Необходимым коррелятом Б., формирующим «отрицательную сторону благочестия», предстает, т. о., страх Божий - «чувство действительного несоответствия нашего абсолютному Добру, или совершенству» (Там же). Б. в его положительном выражении, согласно Соловьёву, «сводится окончательно к радостному ощущению, что есть существо бесконечно лучшее, чем мы сами, и что наша жизнь и судьба, как и все существующее, зависит именно от него,- не от чего-то бессмысленно-рокового, а от действительного и совершенного Добра - единого, заключающего в себе все» (Там же. С. 248). Несмотря на такое радостно-возвышенное завершение, чувство Б. выдвигает перед человеком настоятельную нравственную задачу. Оно властно побуждает его преодолевать собственную немощь, стремиться к совершенству, соответствующему Божию замыслу о нем. Развитие вытекающих отсюда императивов выстраивалось Соловьёвым в перспективе проповедуемого им «теургического делания», имеющего своей целью избавление человечества и мира от разрушительного воздействия времени и смерти (Там же. С. 236, 254 и др.).

Значимую для современности концепцию Б. представляет этика «благоговения перед жизнью» (die Ehrfurcht vor dem Leben) протестант. теолога и гуманиста-подвижника А. Швейцера. Он считал, что универсализация идеи жизни как высшей ценности является единственным способом утвердить созидательную силу и полемическую мощь христианства в драматических условиях XX в. По его мнению, «принцип нравственного» состоит в том, что человек способен испытывать равное Б. перед жизнью как по отношению к своей воле к жизни, так и по отношению к любой др.: «Этика есть безграничная ответственность за все, что живет...» (Швейцер. С. 218). Однако, с христ. т. зр., нравственный императив не есть лишь плод интуиции ценности жизни, но заповедь, данная человеку Творцом. Тем не менее Швейцер внес несомненный вклад в сохранение и актуализацию понятия Б. для светского европ. сознания, интерпретируя жизнь во всем многообразии ее проявлений как предмет этического Б.