НИТРИЯ

Как и большинство топонимов Египта того времени, эта область имела греческое и коптское названия. Греческое наименование «Нитрия» связано с открытыми там месторождениями соды (натр; греч. νίτρον), разработка и использование к-рых начались еще в древности. Поскольку смесь натра с маслом служила моющим средством для одежды, монашеская традиция присвоила этому названию символическое значение: место, где смываются человеческие грехи (Rufin. Hist. mon. 21; Hieron. Ep. 22). Долгое время, несмотря на противоречие топографическим деталям, на к-рые указывает Палладий, еп. Еленопольский, в «Лавсаике», Н. отождествлялась с Нитрийской (Скитской) пустыней (араб. Вади-эн-Натрун); в действительности эта пустыня лежит в 65 км к югу от Н. и там находится Скит. Благодаря исследованию Х. Дж. Эвелин-Уайта стало понятно, что топоним «Нитрийская пустыня» в источниках может указывать и на Скит, и на Н., топоним же «Нитрия» никогда не служит обозначением Нитрийской пустыни и Скита.

В копт. источниках встречаются 2 соответствия греч. названию. В документах на бохайрском диалекте (Н. Египет) это «(гора) Пернудж» (pernouj, ptwou Mpernouj ), что является названием селения, ближайшего к возникшему монашескому центру. Оно существует до сих пор, но его название трансформировалось в соответствии с араб. фонетикой в «Эль-Барнуги» (Эль-Барнуджи). В текстах на саидском диалекте (В. Египет) встречается калька с греч. названия (ptoou Mpxosm - Натриевая гора), поскольку местные переводчики могли не знать копт. названия селения, расположенного в Н. Египте. Появление слова «ptwou /ptoou » («гора») может объясняться или небольшим повышением рельефа в этой местности, или, что более вероятно, тем фактом, что одно из значений данной лексемы в копт. языке - монастырь, монашеское поселение.

Основателем Н. (исключая подвизавшегося здесь, по преданию, во II в. подвижника Фронтона, пам. зап. 14 апр.) считается прп. Аммон Нитрийский, поселившийся здесь ок. 330 г. или немногим позднее. Вычисление времени этого события основано на том, что прп. Аммон провел в пустыне 22 года, а прп. Антоний Великий (Ɨ ок. 356), по преданию, видел его душу восходящей в день смерти на небо. Единственным прямым учеником прп. Аммона, известным из источников, был Феодор, к-рый пережил своего наставника приблизительно на 10 лет и о к-ром как о добродетельном, но малоизвестном подвижнике упоминал свт. Афанасий I Великий (Athanas. Alex. Narratio ad Ammonium episcopum et alios de fugo suo sub Juliano augusto // PG. 26. Col. 981). Др. знаменитыми нитрийскими подвижниками, непосредственными или младшими современниками прп. Аммона, были Памво (см. Памва), Ор, Пиор, Афре, Вениамин, Нафанаил, Аполлоний Нитрийский.

Уже к 338 г. число братии увеличилось настолько, что прп. Аммон вместе с прп. Антонием выбрали место для нового поселения, в котором могли бы жить подвижники, ищущие большего уединения, и которое получило известность под названием «Келлии». Можно даже говорить о том, что сложилась традиция, согласно к-рой избравшие монашескую жизнь осваивали ее азы в Н. и лишь потом уходили в глубь пустыни. Напр., Евагрий Понтийский, прежде чем обосноваться в Келлиях, провел в Н. 2 года, а его ученик - Палладий (впосл. еп. Еленопольский) - год. Также знаменитые отшельники, т. н. Долгие, или Длинные, братья (Диоскор, еп. Гермопольский, Аммоний Долгий, Евсевий и Евфимий), вначале были учениками одного из первых нитрийских подвижников - прп. Памво. С Н. начинали знакомство с устоями монашеской жизни именитые лат. паломники Руфин Аквилейский, Мелания Старшая, блж. Иероним Стридонский, Павла, а также еп. Палладий Еленопольский, благодаря рассказам к-рых егип. мон-ри приобрели широкую известность на Западе. Возникновение Скита не связано напрямую с деятельностью прп. Аммона, но значимость Н. и авторитет ее основателя у скитских монахов подтверждаются их визитами к нему за советами. На литургии, к-рые совершал прп. Памво, из Скита приходил прп. Макарий Великий, несмотря на дальность пути и отсутствие проторенных дорог. Известны посещения Н. и насельниками Пахомиевых мон-рей (см. ст. Пахомий Великий).

Количество монахов неуклонно росло: блж. Иероним, к-рый в 386 г. останавливался в Н. по дороге в Палестину, и еп. Палладий, побывавший здесь в 390 г., насчитывали до 5 тыс. насельников (Hieron. Ep. 22. 33; Палладий. Лавсаик. 7). Аскеты могли жить поодиночке и группами как по 2-3, так и по 150-200 монахов, поэтому сообщение Руфина о приблизительно 50 обителях (tabernacula) в Н. (Rufin. Hist. mon. 21) не противоречит приводимым цифрам, хотя сами по себе они и могут быть завышены. Наличие разных по численности братств заставляет предположить, что в Н. сосуществовали различные формы монашеской жизни. Анахореты, вероятно, продолжали традицию прп. Антония Великого, поскольку они собирались вокруг Аммона, к-рый в важных вопросах руководствовался советами прп. Антония. Сложнее понять, каким было устройство многолюдных обителей. Если замечание еп. Палладия о том, что насельники Н. выбирают различный образ жизни по своему желанию и возможностям (Палладий. Лавсаик. 7), указывает не просто на различие между отшельниками и киновитами, а на определенную свободу поведения, в т. ч. и внутри больших братств, то устройство последних, очевидно, отличалось от строгих принципов организации Пахомиевых монастырей. Однако др. свидетельств, способных пролить свет на эту проблему, не сохранилось.

Пограничное положение между обитаемым миром и пустыней сыграло важную роль в истории Н. и повлияло на мн. стороны ее жизни. Именно в Н. у монашеской общины впервые появился собственный клир. Вероятно, еще до 340 г. священником стал прп. Памво. Ок. 356 г. прп. Феодор Освященный адресовал послание «пресвитерам, диаконам и монахам Нитрийской горы», а цитирующий его в 363 г. еп. Аммоний назвал имена 4 священников: Памво, Пиора, Гераклида и Агия (Ammonius, ep. De Sanctis Pachomio et Theodoro epistola. 31-32 // Sancti Pachomii vitae graecae / Ed. F. Halkin. Brux., 1932. P. 118). Во времена еп. Палладия пресвитеров было 8, но проповедовать, совершать богослужение и выносить судебные решения мог только старший из них, остальные должны были «совосседать с ним в безмолвии» (Палладий. Лавсаик. 7). Это странное предписание пресвитерам заставляет предположить, что их функции были связаны в т. ч. с управлением монашескими поселениями, объединенными под присмотром каждого из них. Косвенным свидетельством такого устройства может служить то, что пекарен в Н. тоже было 7 (Там же) - вероятно, по одной у каждого монашеского конгломерата. Старший же пресвитер руководил всем братством (Rufin. Hist. mon. 21). Без подобной централизации вряд ли можно объяснить, почему так быстро строились кельи при появлении новых насельников, а также как собирались, хранились и распределялись обязательные приношения монахов в пользу нуждающихся.

Кроме обычного для отшельников плетения веревок в Н. занимались производством льняных тканей, что было возможно благодаря близости к плодородным землям. В Н. были свои врачи, монахи сами изготовляли одежду, пекли хлеб, в т. ч. и для насельников Келлий. Палладий отмечал, что вино не только разрешалось в Н., но и было предметом торговли, что разительно отличалось от отношения к вину, напр., в Ските. Рядом с церковью в Н. был странноприимный дом, где странники иногда оставались жить по 2-3 года, причем по истечении 1-й недели им поручалась работа в саду, пекарне или трапезной. Грамотные паломники получали книги, но им не разрешалось ни с кем вступать в беседу до полудня (Палладий. Лавсаик. 7).

Вероятно, территориальной близостью к миру можно объяснить, почему к прп. Памво был обращен вопрос о том, что выше по своей значимости: отшельническая жизнь или помощь нуждающимся. Поводом к обсуждению послужила история 2 родных братьев, Паисия и Исаии. Получив наследство от отца, к-рый был купцом, оба решили стать монахами, но каждый из них выбрал свой образ монашеского подвига: Паисий раздал имущество и жил отшельником, а Исаия построил небольшой мон-рь и не только принимал странников, лечил больных, ухаживал за престарелыми монахами (подобная деятельность была обычна и в киновиях, и в отшельнических поселениях), но и подавал милостыню бедным, а по субботам и воскресеньям устраивал 3 или 4 обеда для неимущих. Прп. Памво обосновал достоинство и того и другого образа жизни, подтвердив, что оба брата теперь предстоят Богу в раю (Палладий. Лавсаик. 15).

Практически нет сведений о том, как выглядели строения в Н. Ни в совр. сел. Эль-Барнуги, ни в его окрестностях никаких монастырских развалин не сохранилось, и там никогда не предпринимались попытки серьезных археологических поисков. Из описания еп. Палладия известно, что церковь была «весьма обширная» (Палладий. Лавсаик. 7), а Аммон построил для себя 2 куполообразные (?) кельи (Там же. 8; греч. δύο θόλους κελλίων). Без сомнения, рядом с каждым монашеским поселением или внутри него был колодец, с определенного времени необходимой стала также ограда.

Может показаться, что сведения о грамотности подвижников Н. в источниках разнятся и даже противоречат друг другу. По свидетельству Сократа Схоластика, прп. Памво был неграмотным, но тот факт, что он был священником, заставляет предполагать, что он обязательно умел читать. Кроме того, нельзя забывать, что сюжеты о старцах имели целью задать парадигму поведения для христианина, а не привести статистически выверенные данные. Так, 1-й и единственный урок чтения у прп. Памво начался с разбора стиха: «Я сказал: буду я наблюдать за путями моими, чтобы не согрешать мне языком моим» (Пс 38. 2). Когда наставник укорил святого за 6-месячный перерыв в занятиях, тот ответил, что еще не умеет исполнять псаломский стих на деле, и лишь через 19 лет признал, что едва этому научился (Socr. Schol. Hist. eccl. IV 23). Данный сюжет важен автору не для решения вопроса, научился ли Памво читать, а для иллюстрации бесплодности чтения Свящ. Писания без применения его в жизни. В то же время приведенный рассказ может служить свидетельством того, что заботу о грамотности насельников брали на себя не только общежительные мон-ри, а подобная практика существовала и в поселениях отшельнического типа, хотя общежительный монах вряд ли мог позволить себе игнорировать уроки даже из благочестивых побуждений.

Выходцами из Н. были неск. епископов М. Гермополя. Драконтий (сер. IV в.) был настоятелем одного из мон-рей, хотя и неизвестно, какого. Вначале он, поскольку был возведен в сан епископа против воли, вернулся в мон-рь, отказавшись от хиротонии. Лишь послание свт. Афанасия Великого (353/4) убедило его принять на себя исполнение новых обязанностей (Athanas. Alex. Ep. ad Dracont.). Его преемник, Исидор, тоже был известным нитрийским монахом. Именно он сопровождал прп. Меланию Старшую во время ее паломничества по Н. После смерти свт. Афанасия Великого (373) Исидор вместе с др. епископами был сослан в Диокесарию Палестинскую за противостояние арианину Лукию, захватившему при содействии имп. Валента Александрийскую кафедру. В ссылке их посетила прп. Мелания Старшая, знавшая мн. изгнанников благодаря своему путешествию по егип. мон-рям. Следующим епископом Даманхура стал Диоскор, старший из «Долгих братьев».

В 376 г., во время арианского гонения при архиеп. Лукии, по приказу имп. Валента был предпринят военный поход против егип. монахов, приведший к многочисленным жертвам (Socr. Schol. Hist. eccl. IV 22, 24; Sozom. Hist. eccl. VI 20; Rufin. Hist. eccl. XI 3 - Руфин писал о нападении на 3 тыс. или более пустынножителей). Сведения блж. Иеронима о законе Валента, повелевавшем монахам поступать на военную службу, а в случае отказа забивать их палками до смерти (Hieron. Chron. Col. 507), связывают с Кодексом Феодосия (CTh. XII 1. 63), в к-ром предписывается разыскивать людей, уклоняющихся от своих гражданских обязанностей в мон-рях, и силой принуждать к их исполнению,- это указание можно считать 1-м упоминанием монашества в рим. праве. Здесь действительно идет речь именно о Египте, но в качестве наказания предусмотрена конфискация имущества, а не забивание до смерти.

Тяжелым испытанием для Н. стали оригенистские споры, начало которым в Египте положило окружное послание архиеп. Феофила I в 399 г. Хотя к этому времени назрела объективная необходимость дать церковную оценку учению Оригена (споры вокруг него еще раньше возникли в Палестине), в Египте конфликт был связан не только с богословскими проблемами, но и с личной неприязнью Александрийского епископа к прп. Исидору Странноприимцу, выходцу из Н., и к «Долгим братьям». После настойчивых ходатайств «Долгих братьев» о возвращении отлученного Исидора в церковное общение архиеп. Феофил, не имея возможности справиться с ними на основании церковных канонов, развернул антиоригенистскую кампанию. Он провел в Александрии Собор, запретивший читать труды Оригена, разослал послание епископам в окрестности Н. с требованием изгнать «Долгих братьев» как лидеров оригенистов и добился постановления императоров Аркадия и Гонория о высылке оригенистов из Египта. Наконец, он лично прибыл в Н. и провел еще один Собор (400), на котором были осуждены неверные положения в учении Оригена и отлучены от Церкви все принимавшие их. Однако поддержки властей оказалось недостаточно, и Феофил при содействии разогретой вином толпы подверг Н. разграблению. Не найдя «Долгих братьев», поскольку пустынники спрятали их в резервуаре для воды, Феофил предал огню их кельи с находившимися там книгами и Св. дарами. После того как архиепископ вернулся в Александрию, «Долгие братья» и еще ок. 300 монахов оставили Египет, вначале уйдя в Палестину, а потом в К-поль к свт. Иоанну Златоусту (Sulp. Sev. Dial. I 7; Pallad. Dial. de vita Ioan. Chrysost. 7; Socr. Schol. Hist. eccl. VI 7). Известны имена еще 4 изгнанников: прп. Иеракс, др. Иеракс - ученик прп. Антония Великого, Исаак, пресв. Келлий, и др. Исаак, который начал монашествовать с 7 лет при прп. Макарии, ученике прп. Антония, знал наизусть Свящ. Писание, был священником и стоял во главе 150 братий, из которых Феофил избрал 7 или 8 чел. для епископства (Pallad. Dial. de vita Ioan. Chrysost. 17). С оригенистским конфликтом связано и церковное почитание пострадавших в Н. Египетских мучеников (пам. 10 июля), хотя вряд ли можно признать, что сгоревших и задохнувшихся на самом деле было 10 тыс. Эта цифра как минимум в 2 раза превосходит общее число насельников Н., приводимое в воспоминаниях паломников, и скорее символична: греч. слово «μύριοι» (слав. «тьма») имеет значение не только «10 тысяч», но и «бесчисленное множество».

Причину беспорядков, происходивших гл. обр. в Н. Египте и потребовавших для их прекращения введения имп. войск, часто видят в противостоянии между монахами разных национальностей и разного уровня образованности. К этому времени национальный состав обителей действительно был очень многообразен: копты, греки, латиняне, эфиопы и даже армяне. Убежденными сторонниками Оригена обычно считают высокообразованных греков, а невежественных коптов - защитниками антропоморфизма в его самой грубой форме (см. Антропоморфиты). Проведенный прот. Г. В. Флоровским пересмотр характера разногласий (см.: Флоровский Г., прот. Антропоморфиты египетской пустыни: В 2 ч. // Он же. Догмат и история: Сб. ст. М., 1998. С. 303-350) позволил увидеть в этом споре не только выступление интеллектуалов против очевидной ереси, но и противоречие между теми, кто выстроили свое догматическое видение исключительно в свете тринитарной проблематики, и теми, кто в основу своих решений положили христологию. Но каковы бы ни были причины споров, именно в этот период впервые четко проявилось разделение в монашеской среде по национальному принципу.

Во время конфликта следующего предстоятеля Александрийской Церкви, свт. Кирилла, с префектом Александрии Орестом, вызванного иудейскими смутами, в город на помощь архиепископу пришли ок. 500 нитрийских монахов. При встрече с префектом они начали поносить его, а один из них, по имени Аммоний, ударил Ореста по голове камнем. Горожане разогнали монахов и отдали Аммония в руки властей. Он был подвергнут пыткам, от к-рых и умер. Свт. Кирилл забрал его тело, дал казненному новое имя - Фавмасий и хотел установить почитание его как мученика. Поступок свт. Кирилла не вызвал сочувствия, поскольку всем было известно, что Аммоний умер за свои противоправные действия, а не за верность Христу (Socr. Schol. Hist. eccl. VII 14). Эти последние события из истории Н. по своему характеру разительно отличаются от ранних рассказов о добродетелях ее насельников. И хотя национальный состав участников смут не был однородным, мн. исследователи без достаточных оснований стали рассматривать именно копт. монашество как ту исключительно грубую и невежественную силу, к чьей помощи регулярно прибегали Александрийские архиереи для решения своих проблем, даже если не было доказательств их участия в кровавых событиях, напр. в убийстве толпой Ипатии.

После периода расцвета Н. в IV в., когда Руфин называл ее славнейшим из всех егип. поселений (Rufin. Hist. mon. 21), уже в V в. сведений становится мало, что свидетельствует об угасании жизни в этом месте. Н. и Келлии в 1-й четв. V в. посетила вслед за своей знаменитой бабкой Мелания Римляныня (Младшая). После Вселенского IV Собора (451) в зависимости от христологических установок настоятеля из одних мон-рей были вынуждены уходить противники Халкидонского вероопределения, а из других, наоборот,- его защитники. Напряженная атмосфера заставляла искать спокойного места для подвигов, даже если не было прямой опасности от догматических соперников. Так, буд. патриархи Иерусалимские Мартирий и Илия I (II) перешли из Н. в Иудейскую пустыню, в лавру прп. Евфимия Великого (Cyr. Scyth. Vita Euthym. 48). Причиной ухода были не столько антихалкидониты Н., сколько антихалкидонитские выступления в Александрии (убийство сщмч. Протерия и восхождение на Александрийскую кафедру Тимофея II Элура). Нельзя также исключать, что переход был вызван снижением строгости жизни в нитрийских обителях. Иоанн Мосх (сер. VI в.- 619 или 634) уже не приводит в «Луге духовном» никаких сведений о Н.

Быстрое угасание монашеской жизни в Н. также было вызвано близостью к заселенным местам. Напр., один из первых учеников Аммона, Нафанаил, пытался перейти жить ближе к людям, но быстро осознал ошибочность этого решения и вернулся в свою 1-ю отдаленную келью. Однако и она ко времени прихода Палладия опустела из-за приближения цивилизованного мира (Палладий. Лавсаик. 16). Уже от раннеарабской эпохи сохранился подробный рассказ свящ. Агафона, к-рый сопровождал копт. патриарха Александрийского Вениамина I (622-661) во время его путешествия из Александрии в Вади-эн-Натрун для освящения новой церкви в монастыре св. Макария. Поскольку патриарх сразу направился в Келлии, не останавливаясь в Н., в ней, вероятно, уже давно не жили монахи (Hist. Patr. Alex. 1907. [Pt.] 2: Peter I to Benjamin I (661). P. 506; Livre de la consécration du sanctuaire de Benjamin / Éd., trad. R.-G. Coquin. Le Caire, 1975. P. 98-99). Можно предположить, что Н. полностью опустела во времена персид. завоевания (нач. VII в.).