КЛЮЕВ

Н. А. Клюев. Фотография. 1912 г. Москва

Н. А. Клюев. Фотография. 1912 г. Москва

В своей мифологизированной автобиографии («Гагарья судьбина», 1922) К. сообщает, что в юности жил на Соловецких о-вах, носил тяжелые вериги, но затем некий афонский старец убедил его, что он «не на правом» пути, что ему надо «во Христа облечься, Христовым хлебом стать и самому Христом быть», познакомил его с учением «бабидов и христов персидских, духовидцев, пророков и братьев Розы и Креста на Руси» (Словесное древо. 2003. С. 33). К. описывал свое пребывание в юности среди «белых голубей - христов» (скопцов), посещения тайных убежищ др. мистических сект, путешествия по стране, к-рые открыли ему «нетленные клады народного духа: слова, песни и молитвы» (Там же. С. 35). В 1904 г. стихи К. впервые публикуются в петербургском альманахе «Новые поэты», в 1905 г.- в московских сборниках «Волны» и «Прибой», изданных «народным кружком» П. А. Травина.

К. участвовал в первой русской революции как распространитель прокламаций Всероссийского крестьянского союза, в янв. 1906 г. был арестован, освобожден в июле того же года. В 1908 г. снова арестован за отказ по религ. мотивам проходить военную службу, освобожден, признан непригодным к службе по состоянию здоровья. Революционные идеи у К. сочетались с чаяниями Царства Божия на земле, что выразилось в его ранней лирике. В 1907 г. началась активная переписка К. с А. А. Блоком, к-рая взаимно обогатила обоих поэтов. Благодаря Блоку в 1910 г. К. познакомился с И. П. Брихничёвым и В. П. Свенцицким, организаторами религиозно-политического движения «голгофских христиан». «Голгофские христиане» увидели в К. народного пророка, выразителя их идеи голгофской жертвы во имя Новой Земли. Сближение с Брихничёвым и Свенцицким способствовало появлению стихов К. в печати. В 1911 г. выходит его первый поэтический сб. «Сосен перезвон» (на титульном листе - 1912) с предисловием В. Я. Брюсова (2-е издание в 1913). Сборник был посвящен Блоку, ряд стихотворений ориентирован на его поэтику, но К. отрицал, что «родился из Блока», как утверждали «разные Городецкие». К. объяснил, что это было «выражение Блоку своей приязни» (Словесное древо. 2003. С. 57). По словам К., его любимыми поэтами были прп. Роман Сладкопевец, П. Верлен, царь Давид, после к-рого Аввакум - «первый поэт на Земле, глубиною глубже Данте и высотою выше Мильтона» (Там же. С. 31, 61). Н. С. Гумилёв, с к-рым К. познакомился в 1911 г., в отзыве на «Сосен перезвон» предсказал расцвет его эпического дара, высоко оценил его поэтику, одобрительно отозвался о присущем ему «византийском» сознании иерархичности при мысли о Боге и «славянском» ощущении равенства людей (Аполлон. 1912. № 1. С. 70-71). В 1912 г. была издана 2-я книга стихов К.- «Братские песни» с предисловием Свенцицкого (в том же году вышло 2-е издание с пометкой «Песни голгофских христиан»). В «Братских песнях» прослеживалась переработка К. сектантского фольклора, что, по мнению критики, не умаляло авторской индивидуальности. Как писал Д. В. Философов, «новая книга Клюева напоминает «духовные стихи», сектантские «псалмы»» (Речь. СПб., 1912. № 199. С. 3). В рецензии Гумилёва на «Братские песни» отмечалась «сектантская узость» предисловия Свенцицкого и широкий диапазон поэзии К. Гумилёв писал: «Христос для Клюева - лейтмотив не только поэзии, но и жизни. Это не сектантство, отнюдь, это естественное устремление высокой души к Небесному Жениху» (Аполлон. 1912. № 6. С. 53).

Отношения К. с «голгофскими христианами» закончились в 1912 г., когда К. сблизился с членами «Цеха поэтов», а его стихотворения появились в издаваемом «Аполлоном» «Литературном Альманахе» и 1-й книге «Гиперборея». В 1913 г. вышел новый поэтический сборник К.- «Лесные были», для к-рого характерны новые темы. К. писал о грядущей религиозно-мистической просвещенности человека, связи повседневности с Божией волей, избяного быта с горним миром и земной природой. В лирическом герое проявились как духовная строгость, так и плотская страстность. Обогатился поэтический словарь К., отличительной чертой его стиля стали, во-первых, характерная для модернизма усиленная тропеизация языка, поиск новых метафор; во-вторых, свободное владение спецификой севернорус. фольклора; в-третьих, ориентация на поэтику святоотеческих текстов.

В 1913 г. умерла мать К. Это событие стало рубежным в его духовном и художественном становлении. К. отдалился от «Цеха поэтов». Он вернулся в Олонецкую губ. и до сент. 1915 г. в столицу не приезжал. С 1914 по 1916 г. К. создал посвященный памяти матери стихотворный цикл «Избяные песни». Основными его мотивами были смерть и воскрешение, преодоление скорби, пасхальный праздник; этот цикл стал гимном хлебу как постоянному символу Христа в произведениях К. В окт. 1915 г. в Петрограде К. познакомился и сблизился с С. А. Есениным. С этого времени и до марта 1916 г. они вместе неоднократно выступали с публичным чтением стихов. Воззрения поэтов «новокрестьянского» направления К., Есенина, А. А. Ганина, П. И. Карпова, С. А. Клычкова, А. Ширяевца, П. В. Орешина отличала идея почвенно-космического единства мира, которая отразилась в новом поэтическом сб. К. «Мирские думы» (1916). По приглашению Н. В. Плевицкой К. участвовал в совместных концертах во мн. городах России (1916), а затем возвратился в Олонецкую губ.

В богатой мотивами религиозно-философской лирике этого периода сакральные темы парадоксально усложнены натуралистической образностью, страстной интонацией, лексической экспрессией, антропологической мифологией. Связь мысли и звука в поэтическом цикле К. «Земля и железо» стали темой статьи А. Белого «Жезл Аарона» (Скифы. Пг., 1917. Сб. 1. С. 155-212). В 1917 г. К. сблизился с лит. группой «Скифы», среди участников к-рой были Белый, Блок, Есенин, Р. В. Иванов-Разумник, А. М. Ремизов и др. К. воспринял революцию в России 1917 г. с позиций «скифства» с его установками на неопочвенничество, стихийные народные движения, духовное и социальное преображение страны. В «Песни Солнценосца» К. придал революции религ. и космогонические коннотации; обращаясь к «народам-Христам», к «рати солнценосцев», К. писал о рождении нового мира, видя в революции предвестие всесветного братства и всеобщего прощения, высказывал идею апокатастасиса. Религиозно-революционная мысль легла и в основу эссеистской прозы К. периода гражданской войны («Красные орлы», «Красный конь», «Огненное восхищение», «Сдвинутый светильник», «Самоцветная кровь»). В лирике К. мифологизировал вождя революции В. И. Ленина как наследника борцов за истинную веру: «Есть в Ленине керженский дух, / Игуменский окрик в декретах, / Как будто истоки разрух / Он ищет в «Поморских ответах»» (Сердце Единорога. 1999. С. 377).

К. вступил в РКП(б), однако в 1920 г. был исключен за религ. убеждения. В поэме «Четвертый Рим» (1921, на титульном листе - 1922) звучит надежда на послереволюционное крестьянское гос-во; содержание поэмы «Мать Суббота» (1922) христоцентрично. В стихотворениях кн. «Львиный хлеб» (1922) К. выступает как евразиец и носитель «скифской» идеи, поборник привычных народных ценностей: «Маяковскому грезится гудок над Зимним, / А мне - журавлиный перелет и кот на лежанке», «Строгановские иконы - / Самоцветный мужицкий рай!.. / Не зовите нас в Вашингтоны, / В смертоносный, железный край» (Там же. С. 433, 435). Идейное содержание творчества К. противоречило советской офиц. лит. политике. Л. Д. Троцкий увидел в поэзии К. крестьянина «самостоятельного, сытого, избыточного, эгоистически-свободолюбивого» (Правда. 1922. № 224). Летом 1923 г. К. был арестован в г. Вытегре и доставлен в Петроград, но вскоре освобожден без предъявления обвинения, после чего остался жить в Петрограде.

После сектантских исканий К. обратился к духовным и культурным традициям старообрядчества. Он обдумывает вопросы ответственности и предназначения поэта. В поэме «Плач о Сергее Есенине» (1926, отд. изд. в 1927) отразились сложные отношения К. с Есениным, к-рого он называл и «жертвой вечерней», и «новым Иудой», полагая, что Есенин-лирик изменил высокой апостольской миссии поэта. Революционная утопия в творчестве К. уступила место осмыслению судьбы России, прежде всего крестьянства. Лирика К. кон. 20-30-х гг. XX в. содержит вызов «рогатым хозяевам жизни», к-рых он обвиняет в разрушении «родного» мира, противопоставляет им образ Богородицы-Заступницы (стихотворение «Нерушимая Стена», 1928). По свидетельству Э. Ло Гатто, К. говорил, что «величайшее преступление советского правительства состояло в насильственном превращении русского мужика в пролетария, в беспощадном уничтожении того, что составляло глубинную сущность России, в осуждении, как противоречащей материальному прогрессу, той религиозности, которая всегда жила в душе русского крестьянства хотя бы в самых первобытных формах, как, например, в жестокие времена Болотникова, Стеньки Разина или Пугачёва, столь дорогих большевикам» (Ло Гатто Э. Воспоминания о Н. А. Клюеве // Н. Клюев глазами современников. 2005. С. 191). Судьбе крестьянства были посвящены поэмы К. «Заозерье» (1926), «Деревня» (1926), «Погорельщина» (1928).

В «Погорельщине» дана эпическая картина разорения поморского мира, в к-ром соединялось земное и горнее. Оно, по мысли К., произошло из-за отступничества людей, не выдержавших лихих испытаний, ставших «человечьим сбродом». Однако в поэме выражается уверенность в возрождении России, очистившейся в огне. К. читал «Погорельщину» публично, она получила известность по машинописным копиям (впервые опубликована в нью-йоркском собрании сочинений К. в 1954, в России - в 1987). В сохранившихся фрагментах поэмы «Каин» (1929) К. открыто выступал против власти, предрекал пришествие Христа и второе Крещение Руси. С 1929 и до ареста в 1934 г. К. работал над поэмой «Песнь о великой матери». Незавершенное произведение считалось утраченным, однако было обнаружено в архивах КГБ. К. повествует в поэме о духовной и бытовой жизни поморов, гибели послереволюционной России и торжестве диавола: «Ах, заколот вещий лебедь / На обед вороньей стае, / И хвостом ослиным в небе / Дьявол звезды выметает» (Сердце Единорога. 1999. С. 703). Однако в К. живет вера в окончательную победу над злом: «Но дивен Спас! Змею копытя, / За нас, пред ханом павших ниц, / Егорий вздыбет на граните / Наследье скифских кобылиц!» (Там же. С. 779).

В творческом наследии К. особое место занимает жанр сна. Видения, как писал он в «Гагарьей судьбине», посещали его с 13 лет; с 20-х гг. за ним записывали сны, в к-рых проявились черты исповеди, проповеднический максимализм, понимание своего предназначения. В них доминирует тема смертного ужаса перед земными и адовыми испытаниями. Повторяющийся мотив - муки Есенина в аду. При нек-ром сходстве изображения истязаний грешников в снах К. и в «Божественной комедии» Данте очевидно восприятие иконописной традиции, в частности мотивов почитаемой старообрядцами иконы «Страшный Суд». Спасение в снах К. приходит от иконы, молитвы, колокольного звона. В 30-х гг. тема обреченности на скорби усилена: К. снится отчаливший от берегов России пароход со святыми, странниками, подвижниками, на берегу остается одна Владычица в одеждах странницы. В целом сновидения К. отвечают специфике древнерус. видений, близки жанру духовного наставления.

В 1932 г. К. переехал из Ленинграда в Москву. 2 февр. 1934 г. он был арестован по обвинению в антисоветской агитации «путем распространения своих контрреволюционных литературных произведений». Одним из основных пунктов обвинения стали публичные чтения им «Погорельщины». По постановлению особого совещания Коллегии ОГПУ от 5 марта 1934 г. К. был приговорен к 5 годам лагерей, замененным на ссылку в Сибирь на тот же срок. Отправлен на поселение в пос. Колпашево Нарымского окр. Западно-Сибирского края (ныне город в Томской обл.), куда прибыл в мае того же года. В окт. 1934 г. после ходатайств друзей поэт переведен в Томск. В ссылке К. написал поэму «Кремль» (опубл. в 2006). 23 марта 1936 г. поэт был арестован в Томске по обвинению в членстве в «церковной контрреволюционной группировке», но 5 июля того же года освобожден по состоянию здоровья: вслед. пережитого в тюрьме инсульта К. был частично парализован. Жил милостыней. 5 июня 1937 г. вновь арестован по обвинению в «активной сектантской деятельности и непосредственном руководстве контрреволюционной деятельностью духовенства и церковников». 13 окт. 1937 г. Особой тройкой УНКВД по Новосибирской обл. приговорен к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение между 23 и 25 окт. того же года.