НИКОЛЬСКИЙ

Будучи весьма разносторонним ученым, Н. посвятил неск. своих работ библейской тематике. В трактовке основных проблем истории библейского народа Н. придерживался традиц. правосл. подходов, воспринятых им в МДА. Он считал, что евр. народ велик не по своему политическому значению, а по своей религ. миссии, что главный интерес изучения израильско-иудейской истории заключается в выявлении корней христианства. Он не сомневался в историчности Моисея, к-рый привел избранный народ Божий в пределы земли обетованной (Задачи рус. археол. и ист. науки в Палестине и Месопотамии. 1915. С. 3-4). В то же время он прибегал в своих трудах к историко-филологическому методу исследования как к неотъемлемому направлению библейской критики. Н. сохранял интерес к библейской критике на протяжении всей жизни, как свидетельствуют слова его сына в предисловии к переводу труда Ю. Велльгаузена «Введение в историю Израиля» (СПб., 1909. С. IX). В отзыве на кандидатскую диссертацию выпускника МДА 1900 г. С. Бондаря «Арабский перевод книги пророка Амоса» Н. поставил вопрос о необходимости введения в духовных академиях систематических курсов по вост. языкам, без знания к-рых широкий круг тем, перспективных для богословских исследований, «будет закрыт для профессиональных богословов и обречен на чисто филологическое изучение» (Сухова. 2012. С. 133-134; см. также: РГБ ОР. Ф. 172. К. 190. Ед. хр. 12, 13; ЖЗС МДА за 1900 г. Серг. П., 1901. С. 56-58).

В статье, посвященной изучению 2 загадочных финикийских слов - «Иахин» ( ) и «Воаз» ( ) на 2 медных столбах портала Соломонова храма, между к-рыми проходил каждый вступающий в него (3 Цар 7. 21), Н. доказал необоснованность традиционной т. зр., согласно к-рой эти термины рассматриваются как евр. личные имена, высеченные на колоннах храма для увековечивания памяти их носителей. Н. показал, что эти имена не могут иметь никакого отношения к храму Соломона, и, восстановив первоначальную более точную форму надписи с помощью текста перевода LXX в версии Ватиканского кодекса, он пришел к выводу, что эта древняя надпись является единой фразой на финик. языке, к-рая может быть переведена: «Да будет Ваал силою». Т. о., финик. мастер, украшавший храм Яхве, снабдил медные колонны посвятительной надписью в честь Ваала. По мнению Н., финик. медные колонны были символами «проведения через огонь» и обозначали место жертвоприношения Ваалу. Такая научная реконструкция интересна с т. зр. объективной оценки истории развития монотеизма в Др. Израиле. На основании тщательного филологического исследования с использованием фундаментальных знаний древних языков Н. доказывает, что имя бога Ваала в указанный период входило в состав теофорных библейских имен. Исследование Н. вызвало большой интерес и было переведено на нем. язык.

В рецензии на книгу Фридриха Делича «Где находился рай?» (Ассириологические изыскания. 1882) он предположил, что в библейском мотиве рая прослеживаются неск. стадий развития мифа: 1) доисторический миф; 2) пребывание евреев в Вавилоне в VI в., когда они знакомились с вавилонской традицией как напрямую, так и через арам. посредничество; 3) период окончательного формирования всего корпуса мотивов кн. Бытие (по-видимому, кон. VI-V в.). Н. удалось вычленить догос. происхождение мифа о рае. Как показали исследования ассириологов XX в., представления о рае отражены в клинописных текстах кон. III - нач. II тыс. до Р. Х. о Дильмуне (совр. Бахрейн), где шумеры селились еще в кон. IV тыс. до Р. Х.

В ст. «Наша библейская наука» (1875) ученый размышляет о состоянии этой области богословского знания в России, анализирует ее слабые стороны и перспективы развития. Отмечая явное оживление научной мысли в этой области богословских исследований, особенно в отношении библейской апологетики и экзегезы, Н. справедливо подчеркивает, что потребность в основательной разработке библейских вопросов вызвана тем, что Свящ. Писание является главным источником церковного учения и без его надлежащего изучения невозможно развитие правосл. богословия и правильное понимание христ. догматов. Поэтому именно на Свящ. Писание были направлены главные «стрелы» противников традиц. правосл. подходов к его пониманию. По мнению Н., церковный историк не меньше, чем богослов, нуждается в знании Свящ. Писания, чтобы лучше понимать раскрытие Божественного откровения в истории на всех его этапах. В то же время, по собственному выражению Н., не может не поражать «чрезвычайное убожество» рус. библеистики, в к-рой нет самостоятельных специалистов и к-рую в России опередили все др. науки. По мнению Н., главная причина такого бедственного состояния рус. библеистики - отсутствие предпосылок для подготовки знатоков Свящ. Писания, к-рые не только владели бы первоисточником, но и были бы одновременно филологами, историками и ориенталистами. Выход из создавшегося положения видится Н. в том, чтобы распространить преподавание евр. языка на все отд-ния духовной академии с одновременным обязательным его изучением в 2 последних классах семинарии, а также в усилении филологической направленности исследования текста Библии с опорой на ориенталистику.

Мысль о важности языкознания и филологических подходов для понимания текста Божественного откровения и его переложения на рус. язык является главной темой статьи Н. «Русский перевод Библии и значение еврейской филологии» (1876). В начале статьи автор подчеркивает, что христ. Церковь никогда не отвергала первоначального евр. текста Библии, уважение к к-рому воодушевляло сторонников синодального перевода. При этом Н. убежден в том, что перевод LXX также является авторитетным древнейшим текстом Библии, переведенным с евр. оригинала, хотя во многом и отступающим от подлинника, но всегда его предполагающим. В тексте Септуагинты по-своему отражено понимание мн. мест Библии, однако ни в чем не искажен ее существенный смысл. Древним и авторитетным переводом Библии является и церковнослав. перевод, который, хотя во мн. местах отступает от подлинника, ни в чем его не искажает по существу и также нуждается в обстоятельном исправлении. Поэтому главная задача, стоящая перед библейской наукой, по мнению Н., состоит в том, чтобы получить такой «снимок» с оригинала Библии, который бы наиболее достоверно передавал смысл и внешнюю форму Божественного откровения. При этом Н. убежден, что органически понять Свящ. Писание как в целом, так и в его отдельных частях можно только опираясь на евр. подлинник Библии, в к-ром «слышится живая речь Господа через Его пророков». При этом необходимы многосторонние знания как евр. языка, на к-ром написан первоначальный текст Библии, так и ближневост. филологии и ориенталистики. В качестве иллюстрации важности языкознания в деле правильного понимания и перевода Библии Н. предлагает примеры филологических подходов к интерпретации некоторых мест из начальных глав Книги Иова в синодальном переводе, к-рые наглядно показывают не только трудности самого перевода, но и возможные ошибки из-за малейшего невнимания к выводам евр. языкознания.

В ст. «Успехи нашей библейской науки» (1877) Н. дал весьма высокую оценку просветительской деятельности Синода, поручившего филологу-ориенталисту проф. С.-Петербургского ун-та К. А. Коссовичу составление руководства по изучению евр. языка. Одобряя выбор в качестве основы для подготовки такого пособия евр. грамматики В. Гезениуса, а также прилагаемой к ней хрестоматии, Н. считал, что евр. язык, филология и шрифт должны отныне получить «право гражданства» в рус. лит-ре. Помимо педагогического значения при изучении евр. языка в семинариях и духовных академиях это будет способствовать появлению оригинальных отечественных экзегетических исследований и научно-филологических комментариев на Свящ. Писание ВЗ. По мнению Н., истинным ученым-богословом может быть назван лишь тот, кто может читать Свящ. Писание в подлиннике, а кроме того, иметь филологическую подготовку, знать семит. языки, а для НЗ - знать классическую лит-ру. Ведь именно недостаток таких знаний привел к возникновению борьбы приверженцев перевода LXX и защитников евр. Библии, развернувшейся после появления синодального перевода.

Высокая оценка деятельности Синода в деле изучения и популяризации Библии содержится и в ст. «По поводу приготовляемого издания Св. Синодом комментированной Библии Ветхого Завета» (1877). Автор считает весьма своевременным и нужным предписание Синода духовным академиям о составлении объяснений «неудобопонятных» мест русского перевода Свящ. Писания ВЗ с тем, чтобы издать впосл. комментированную Библию. Н. отмечает, что верующему читателю не надо быть экзегетом, чтобы понимать Библию: для верующего сердца Слово Божие ясно само по себе, все его части проникнуты одной и той же мыслью Божией, с к-рой сжилось сердце всякого христианина. Поэтому для него в Библии меньше тайн, чем для неверующего ученого экзегета. Однако издание правильного перевода Библии с кратким объяснением непонятных слов, с одной стороны, будет хорошим пособием для лучшего понимания Слова Божия верующими людьми, а с другой - окажется образцом для дальнейших экзегетических исследований и обучения юношества. В статье Н. опубликованы правила составления вышеуказанных комментариев, согласованных с КДА и изложенных в записке доцента МДА прот. Николая Елеонского. Касаясь содержания этих правил, Н. обращает внимание на то, что буд. толкователям при изъяснении непонятных слов в целях экономии сил предписывается не заниматься проверкой правильности синодального перевода, а считать его верным и точным. Подобное предписание, по мнению Н., может вызвать затруднения с учетом того, что синодальный перевод требует «значительных исправлений». Т. к. всякий перевод является своего рода толкованием подлинного текста, то, по мнению Н., недостатки перевода, искажая смысл, заложенный Божественным автором, неизбежно приведут к потере гармонии между священным текстом и комментарием к нему. Для того чтобы неисправленные ошибки перевода не были закреплены неверным комментарием, необходимо не только объяснять трудные для понимания места священного текста, но и по возможности исправлять ошибки перевода. Гораздо полезнее «и для народа и для науки», считает Н., если перевод будет находиться в процессе постоянного улучшения. Н. считает, что предписание Синода о составлении библейских комментариев будет способствовать сплочению научных сил духовных академий в развитии филологических и ориентальных подходов в исследованиях Библии и способствовать созданию в России самостоятельной библейской науки. Статья завершается призывом к отечественной библеистике исполнить свою обязанность быть носителем «чистой идеи» вост. христианства и восстановить первоначальную чистоту великих истин и идеалов, принесенных Востоком и содержащихся в священном тексте Божественного откровения.

В 1875-1879 гг. Н., как активный сторонник перевода Библии на рус. язык, посвятил неск. публикаций переводу псалмов с объяснениями. Как писал автор в предисловии к своим переводам, они призваны воспроизвести на отечественном языке «оригинальную поэзию тех возвышенных песней и гимнов, которые в продолжение тысячелетий оглашали жилище Иеговы и звучали в устах народа обетования». Автор не ставил перед собой цель обогатить специально-научную область библейского знания и привести «мелочные объяснения» смысла отдельных мест Псалтири, но стремился показать возвышенные чувства, с к-рыми человек может обращаться к Богу, и по возможности восстановить на рус. языке поэзию формы и глубину содержания произведений «творцов Ветхого Завета». Своим переводом Н. стремится сделать чувства псалмопевцев и откровения поэтов более доступными для читателя, показать их особенное обаяние, к-рое будет воздействовать и на наш дух. При этом автор предлагает самобытное наименование каждого псалма, а также краткие примечания в его конце, помогающие уяснить смысл и содержание псалма и историю его создания.

В области ассириологии Н. стал автодидактом, впосл. самостоятельно овладел финик., арам. и араб. языками. Многообещающие археологические открытия в Др. Двуречье в XIX в., с одной стороны, и стремление создать в России новую, перспективную науку - ассириологию - с другой, побудили Н. изучить сложнейшее искусство ассиро-вавилонской и урартской клинописи. Он стал первым рус. ученым, овладевшим ассиро-вавилонской и урартской системами письма и научившимся читать клинописные памятники. Поскольку в то время в России еще не было серьезного изучения ассириологии, Н. в своих выступлениях неоднократно критиковал правительство страны и ее «финансовые круги» за равнодушие к делу исследования Др. Востока. Зап. страны по сравнению с Россией тратили большие средства на организацию археологических исследований и раскопок древнейших культурных центров. Н. был убежден, что рус. ученые могут вполне успешно сотрудничать с западноевропейскими и амер. учеными в исследованиях древних центров цивилизации Передней Азии, тем более, что эти территории исторически и географически ближе к России. Н. по праву считают основоположником и отцом рус. ассириологии. Научная деятельность Н. не ограничивалась лишь изучением клинописных документов, а отличалась многогранностью: он был одним из крупнейших семитологов своего времени и одновременно историком Др. Востока, и в некоторых своих работах уделял внимание памятникам древнего вост. искусства. Филология, археология и искусствоведение признавались им в одинаковой мере необходимыми и полезными для изучения. Занимаясь в первую очередь исследованием памятников древней Месопотамии и Урарту, Н. уделял серьезное внимание также истории Сирии и Палестины и их древних народов, в т. ч. библейской истории.

Помимо комментированного издания шумерских хозяйственных текстов, Н. удалось правильно прочесть шумерскую надпись на гире кон. III тыс. и табличку с вавилонским контрактом о продаже дома, обнаружить в коллекции Блау пиктографические таблички и верно установить их как древнейшие источники по истории клинописи. Им же была создана методология определения подделок под клинописные тексты. Известны 2 учебных пособия, подготовленные Н. для студентов Московского ун-та. Первое из них содержит издание шумеро-аккадских силлабариев, а во втором издан шумеро-аккадский текст заговора богу огня Гирре, комментарий к к-рому выполнен с привлечением сведений из всех семит. языков и параллельных клинописных текстов. Комментируя текст заговора, Н. установил, что шумеры считали существующим только то, что имеет имя, и сделал очень важный вывод о связи между называнием и творением в шумеро-аккадской религии. Н. также установил, что изображения мужского и женского божеств на печатях со сценами жертвоприношений принадлежат богу Ададу и богине Шале, причем на печатях отображены не сами божества, а их статуи. В изданиях шумерских хозяйственных текстов содержатся ценные комментарии Н. к перечням жертвоприношений. В частности, он одним из первых установил, что цари 3-й династии Ура были не только идеологически, но и экономически приравнены к богам, к-рым приносились такие же жертвы, как и остальным божествам шумеров. Издав клинописные памятники Урарту, Н. положил начало урартологии как специальной области ассириологии.

Сын Н.- Николай Михайлович (1 нояб. 1877 - 19 нояб. 1959), историк, востоковед; академик АН БССР (1931), член-корреспондент АН СССР по отделению истории и философии (1946), заслуженный деятель науки БССР (1938). Окончил историко-филологический фак-т Московского ун-та (1900). С 1929 г. работал в АН БССР, в 1937-1953 гг.- директор Ин-та истории АН БССР. Автор работ по истории религии, истории Др. Востока, семитским языкам и клинописи.