Добро пожаловать в один из самых полных сводов знаний по Православию и истории религии
Энциклопедия издается по благословению Патриарха Московского и всея Руси Алексия II
и по благословению Патриарха Московского и всея Руси Кирилла

Как приобрести тома "Православной энциклопедии"

КТИТОРСКИЙ ПОРТРЕТ
39, С. 231-235 опубликовано: 19 февраля 2020г.


КТИТОРСКИЙ ПОРТРЕТ

[от греч. κτήτωρ - основатель, создатель, строитель], категория изображений, основу к-рых составляют вотивные композиции; возникла не позже V-VI вв. и получила распространение в послеиконоборческое время в связи с развитием сотериологических представлений. К группе К. п. относятся также прижизненные и посмертные образы основателей и строителей мон-рей и церквей, потомков ктиторов и иных лиц, украшавших эти храмы росписями, иконами и утварью, делавших денежные или земельные вклады. К. п. составляли большую группу изображений в искусстве восточнохрист. мира в Средневековье и в Новое время, имевших параллели в западноевроп. искусстве. Тематически и иконографически с К. п. в интерьерах или на фасадах храмов тесно связаны надгробные образы, к-рые обозначали места погребения ктитора, членов его рода и др. благотворителей. Известны случаи, когда портрет ктитора, напоминавший об основании церкви, помещали над его погребением. Не менее распространено было включение в уже существующий ансамбль одиночных К. п. над гробницами вкладчиков.

Расположение ктиторских изображений в храмах зависело от архитектуры, литургических функций отдельных его помещений и частей, местоположения гробниц, принципов программы монументальной декорации интерьера или фасадов, местных обычаев и пожеланий заказчиков. Многие К. п. ранневизант. эпохи размещены в наиболее важной зоне храма - в конхе или в алтарной апсиде. При этом одиночные вотивные композиции, созданные на средства др. заказчиков, могли располагаться в нефах и нартексе. Для визант. искусства послеиконоборческого времени характерно размещение подобных сцен в западных компартиментах церковного сооружения - в периферийных частях наоса или в нартексе, а также в особых приделах, галереях или на фасадах. Размещение портретных композиций, как правило, определялось особенностями погребальной практики и заупокойных богослужений, совершавшихся в специальных капеллах или в нартексе, вблизи гробниц. Однако искусству средне- и поздневизантийских эпох хорошо известны К. п., находящиеся в наосе - на юж., сев. или зап. стенах. Вне зависимости от расположения К. п. соотносились с общим замыслом декорации храма или отдельного компартимента, воспринимались в комплексе с композициями универсально-догматического содержания, эсхатологического характера (прежде всего со сценой «Страшный Суд»), а также с образами святых, особо почитавшихся ктитором или соименных ему и членам его семьи.

Имп. Константин IX Мономах и имп. Зоя перед Иисусом Христом. Мозаика собора Св. Софии в Константинополе. 40–50-е гг. XI в.
Имп. Константин IX Мономах и имп. Зоя перед Иисусом Христом. Мозаика собора Св. Софии в Константинополе. 40–50-е гг. XI в.

Имп. Константин IX Мономах и имп. Зоя перед Иисусом Христом. Мозаика собора Св. Софии в Константинополе. 40–50-е гг. XI в.
Способы создания К. п. были разнообразны: известны надгробные изображения, выполненные в технике мозаики, фрески, рельефа, а также написанные на досках в технике темперной живописи. Особую группу К. п. составляют миниатюры юридических актов - имп. хрисовулов, наделявших мон-рь или храм определенными правами и владениями, или типиконов, к-рые составлялись ктиторами, желавшими регламентировать жизнь основанных ими обителей. Хотя такие композиции не были доступны широкому кругу зрителей, по содержанию и облику они аналогичны классическим К. п.

Кроме собственно К. п., тесно связанных с храмами или иными постройками, в искусстве правосл. мира существует обширная группа донаторских портретов на предметах, которые могли использоваться при богослужении или во время домашней молитвы. Это изображения заказчиков (вкладчиков или владельцев) на живописных, резных, чеканных и иных иконах, на листах богослужебных и четьих рукописей, реже - на реликвариях, предметах драгоценной литургической утвари и шитых произведениях (пеленах, воздухах, облачениях). Создание таких памятников могло не иметь отношения к основанию храма или мон-ря, однако воспринималось как сходное по значению благочестивое деяние, позволявшее донатору надеяться на вознаграждение в загробной жизни. Нек-рые имп. изображения в визант. рукописях свидетельствовали о том, что кодекс был поднесен в дар императору, а не заказан им, однако и такие композиции подчеркивали благочестие государя как покровителя Церкви. Аналогичную функцию имели образы государей на церковных стенах вместе с ктиторами. Этот обычай, довольно широко известный по серб., болг. и груз. памятникам, позволял строителю церкви продемонстрировать лояльность к государю, прославить его благочестие и отдать свою постройку под его покровительство.

Основной функцией ктиторских, донаторских и надгробных портретов было сохранение памяти о заслугах изображенных лиц, рассчитывавших, что при жизни и после смерти за них как за благотворителей храмов будут молиться клирики, члены монашеской общины, др. верующие, родственники и потомки. Из-за частого присутствия образов Иисуса Христа, Богоматери или святых ктиторские композиции обладают нек-рыми свойствами иконы, воспроизводящей реальное событие или подлинный облик отдельного персонажа. Для людей средневековья сцены общения донаторов с обитателями горнего мира были свидетельством благосклонного принятия даров ктитора, обещанием спасения души. Т. о., К. п. имел дидактический характер, напоминал о Страшном Суде, загробной жизни, необходимости покаяния, действенности заступничества святых и возможности облегчить свою участь с помощью приношений в храмы.

В большинстве случаев ктиторы и донаторы принадлежали к числу носителей высшей светской и духовной власти, аристократов и духовных лиц. Поэтому К. п. имели репрезентативное значение, создавая идеализированные образы правосл. государей, вельмож и клириков, чьи деяния свидетельствовали не только об их благочестии, но и о политической легитимности. В связи с этим заказчики и создатели К. п. обращали особое внимание на атрибуты изображаемых лиц, указывающие на их высокий социальный статус и сакральный характер власти, на поддержку Церкви, на защиту веры и молитву за др. христиан. Этими атрибутами были одеяния, регалии, а в случае с многими имп., царскими и нек-рыми архиерейскими портретами - нимбы, к-рые обозначали не личную святость изображенного, а святость его сана. С X-XI вв. встречаются композиции, в к-рых заказчик получает свыше тот или иной атрибут, соответствующий его сану. Подобные изображения служили особенно ярким свидетельством сверхъестественного происхождения власти государя или архиерея, а также доказательством того, что их молитвы и приношения милостиво приняты Господом. В позднее средневековье и в Новое время в искусстве правосл. мира появляются образы донаторов из низших сословий.

Сыновья кн. Ярослава Мудрого. Фрагмент росписи собора Св. Софии в Киеве. 40-е гг. XI в.
Сыновья кн. Ярослава Мудрого. Фрагмент росписи собора Св. Софии в Киеве. 40-е гг. XI в.

Сыновья кн. Ярослава Мудрого. Фрагмент росписи собора Св. Софии в Киеве. 40-е гг. XI в.
Самым распространенным вариантом иконографии К. п. в искусстве правосл. мира, как и в искусстве Зап. Европы, было изображение ктитора в молении, подносящего храм (или обитель) Иисусу Христу, Богоматери или святому (его выбор часто определялся посвящением церкви). Вместо храма изображались также грамоты (юридические акты, фиксировавшие то или иное пожалование), кошель с деньгами, рукопись, реже - предмет богослужебной утвари (этот вариант иконографии в большей степени характерен для искусства лат. Запада). Заказчиков икон, в т. ч. фресковых, храмовых росписей и реликвариев изображали без приносимого ими дара, в молитвенной позе, иногда в составе традиционной сцены, напр. «Распятие», «Страшный Суд», «Видение лествицы»; К. п. сопровождала надпись. В надгробных композициях усопший мог быть изображен также в молении, иногда фронтально, со сложенными на груди руками. Известны поздневизант. надгробные портреты, на к-рых умерший, перед кончиной принявший постриг, представлен дважды - в мирских и в монашеских одеждах.

Несмотря на устойчивость, иконография К. п. визант. мира отличается большим разнообразием. Это обусловлено не только обстоятельствами создания конкретного портрета, но и комплексом факторов: структурой предметов, на которых помещались такие сцены; желанием подчеркнуть дистанцию между донатором и святым, принимающим его молитву, или, напротив, стремлением сблизить их фигуры; введением в композицию дополнительных персонажей (членов семьи или святых, ходатайствующих за вкладчика); социальным статусом заказчиков; особенностями гос. и династической идеологии, а также менявшимися иконографическими предпочтениями. В частности, визант. императоров-донаторов и членов их семей чаще изображали не в молении, а фронтально, в репрезентативной позе, характерной для композиций, к-рые не имели вотивных функций (напр., изображения на монетах). Для некоторых локальных традиций, грузинской и в особенности сербской, характерна сложная иконография К. п. государя, включающая фигуры его предшественников и предков, подводящих ктитора к Богоматери или Иисусу Христу. Такие композиции, выражая веру в помощь прародителей, служили важным инструментом политической и династической легитимации, создавали образ законной власти, источником которой является св. родоначальник. По этой причине в храмах иногда помещались композиции генеалогического характера, провозглашавшие святость династии, напр. изображения «Лозы Неманичей» в серб. храмах 1-й пол. XIV в.

Использование термина «портрет» по отношению к средневек. образам ктиторов и донаторов во многом условно. Оно необходимо в первую очередь для отделения подобных композиций от священных изображений, предназначавшихся для почитания верующими. Тем не менее оно допустимо, если иметь в виду античные истоки христ. искусства и свойственные правосл. культуре идеи подобия образа первообразу и портретный характер образов воплотившегося Спасителя и святых. Известны случаи замены лица одного визант. правителя лицом другого и появления новых именующих надписей. Внешность донаторов, как правило, передавалась довольно условно, с воспроизведением наиболее ярких физиогномических черт и соблюдением основных возрастных характеристик - формы лица, морщин, длины и цвета волос и бороды; существуют изображения ктиторов, чьи лики моделированы несколько иным тоном, чем лики др. персонажей, представленных в том же произведении. Важнейшими элементами портретных композиций были одеяния и атрибуты донаторов, отражавшие их социальный статус. Принято считать, что в большинстве случаев они соответствовали реалиям своей эпохи, однако иногда костюм представлял иконографический мотив, заимствованный из авторитетных образцов (напр., из визант. имп. иконографии). Представления о портретном характере К. п. выражались и в типичном для визант. искусства обычае сопровождать их именующими надписями, к-рые не всегда присутствуют в аналогичных западных композициях, созданных в позднее средневековье и Новое время (в них личность изображенного часто идентифицировалась с помощью герба). Отсутствие надписей в нек-рых визант. произведениях, включающих К. п., может объясняться неполной сохранностью таких памятников, утративших сопроводительные тексты или те элементы, где они первоначально размещались.

Образы ктиторов и донаторов в искусстве правосл. мира следует отличать от гораздо более условных изображений исторических лиц в произведениях разных жанров (напр., на миниатюрах рукописей исторического содержания), а также от анонимных образов правителей, аристократов и иерархов в нек-рых сюжетных композициях, как правило основанных на гимнографических текстах и посвященных прославлению Богоматери. В сценах подобного типа, в большинстве своем относящихся к палеологовской и поствизант. эпохам, эти фигуры имеют обобщенный облик и не являются портретами конкретных лиц, представляя собой идеализированные образы жителей православного гос-ва, к-рые поклоняются Пресв. Богородице, испрашивая Ее заступничество. В таких композициях могут присутствовать исторические реалии (костюмы, атрибуты), однако попытки исследователей идентифицировать в подобных сценах портреты исторических деятелей, как правило, необоснованны.

Нек-рые иконографические схемы, характерные для ктиторских и донаторских портретов, прежде всего изображение ктитора с храмом в руках или донатора, припадающего к стопам Иисуса Христа, Богоматери или святого, в поствизант. период стали использоваться для изображения святых, в основном правителей и иноков - основателей мон-рей. Нередко такие композиции повторяли древние К. п., но многие из них не имеют конкретного образца. Эти произведения отражают представления о святом как о ктиторе и защитнике своей обители. Довольно широко известные на греч. землях и на Балканах образы святых как ктиторов стали особенно популярными в рус. искусстве в XVI-XVII вв.

Портреты ктиторов и донаторов не были обязательным элементом изобразительного декора правосл. храмов, лицевых рукописей и иных предметов; во мн. случаях заказчики ограничивались посвятительными надписями и образами патрональных святых. К. п. часто встречаются не только на территориях, в разное время входивших в состав Византийской империи, но и в др. правосл. гос-вах - на Руси, в Болгарии, Сербии, Грузии, Молдавии и Валахии, на землях с правосл. населением, с XII-XIII вв. находившихся под лат. владычеством (Крит, Кипр, Св. земля), а также в Армении и иных восточнохрист. областях. Почти во всех регионах обычай создания К. п. сохранился в поствизант. эпоху, в Румынии и Болгарии их пытались даже возродить в 1-й пол. XX в.

В разных странах правосл. мира, несмотря на существование общих закономерностей, традиция К. п. развивалась неодинаково. Свойства региональных вариантов могли выражаться не только, напр., в повторявшихся особенностях иконографии, но и в количестве портретных изображений, что отражало развитую практику ктиторства и специфику гос. идеологии. Для мн. территорий кроме портретов в стенописи храмов характерны изображения ктиторов и донаторов, относящиеся к наиболее развитому в этих регионах виду искусства. Так, в Грузии и Армении VI-XI вв. часто встречаются каменные рельефы с портретами храмоздателей, в арм. искусстве XI-XIV вв.- портреты заказчиков иллюминированных рукописей. Для искусства Грузии XI-XVII вв. наряду с фресковыми портретами характерны образы донаторов на серебряных чеканных иконах. В Молдавии и Валахии изображения донаторов нередко присутствуют на драгоценных предметах церковной утвари (прежде всего на окладах Евангелий) и особенно часто - в шитых произведениях XV-XVII вв. Росписи местных храмов также включают многофигурные К. п. Для искусства Украины и Белоруссии XVII-XVIII вв., испытавшего сильное влияние польской культуры, типичны станковые К. п. в интерьерах храмов. Иконография этих произведений, как правило, ориентируется на европ. портретную живопись Нового времени.

Господь Вседержитель на престоле и кн. Ярослав Всеволодович. Фрагмент росписи ц. Спаса на Нередице. 1199 г. Фотография. 10-е гг. XX в.
Господь Вседержитель на престоле и кн. Ярослав Всеволодович. Фрагмент росписи ц. Спаса на Нередице. 1199 г. Фотография. 10-е гг. XX в.

Господь Вседержитель на престоле и кн. Ярослав Всеволодович. Фрагмент росписи ц. Спаса на Нередице. 1199 г. Фотография. 10-е гг. XX в.
Специфическими чертами обладает и рус. традиция ктиторских и донаторских изображений, восходящая к XI в. Своеобразие с особой полнотой проявилось в позднее средневековье, отразив особенности религ. сознания. Традиции К. п. в искусстве Новгорода и Пскова сохранялись до 2-й пол. XV в. В московской культуре XV-XVII вв. заказчики, включая членов великокняжеского семейства и высших иерархов, стали отдавать предпочтение надгробным или посмертным портретам членов правящего дома, изображениям патрональных святых и вотивным надписям. Присоединение Новгорода, Пскова и др. рус. земель привело к тому, что нормы московской культуры возобладали и в этих центрах, чем объясняется исчезновение ктиторских и надгробных изображений в Сев.-Зап. Руси к XVI в. Идею контакта верующих с горним миром и принесения дара Богу стали воплощать иные сюжеты: образы Иисуса Христа или Богоматери с молящимися святыми, чьи фигуры замещали К. п., изображения святых с храмом или мон-рем в руках или на их фоне, а также сюжетные композиции - сцены гимнографического или литургического содержания, к-рые включали образы множества святых, прославляющих Иисуса Христа и Богоматерь, или изображения безымянных персонажей из разных сословий, к-рые создают идеальный «портрет» правосл. царства. Несмотря на попытки некоторых выдающихся заказчиков кон. XVI - XVII в. (патриарха Никона и, возможно, царя Бориса Годунова) заново ввести в обиход К. п., они по-прежнему оставались исключением. Эта ситуация характерна и для рус. культуры Нового времени. На территории Российской империи традиция донаторского портрета, кроме довольно многочисленных укр. произведений XVIII в., была представлена единичными иконами с фигурами заказчиков, созданными под воздействием западноевроп. изображений, а также имп. портретами на колоколах и панагиях, к-рые были малодоступны для обозрения. При этом в рус. искусстве XVIII-XIX вв. по-прежнему были популярны изображения святых, чья иконография прямо или косвенно восходила к средневек. образам ктиторов и донаторов.

Лит.: Филимонов Г. Д. Иконные портреты рус. царей // ВОДИ. 1875. Вып. 6/10. С. 35-66; Iorga N. Domini Români dupa portrete şi fresce contamporane. Sibiu, 1929; Окунев Н. Л. Портреты королей-ктиторов в серб. церковной живописи // Bsl. 1930. Roč. 2. S. 74-96; Радоjчић С. Портрети српских владара у средњем веку. Скопље, 1934. Београд, 1997; Grabar A. L'empereur dans l'art byzantin. P., 1936 (рус. пер.: Грабар А. Император в визант. искусстве. М., 2000); Mango C. Sépultures et épitaphes aristocratiques à Byzance // Epigrafia medievale greca e latina: Ideologia e funzione. Spoleto, 1955. P. 99-117; Лазарев В. Н. Новые данные о мозаиках и фресках Софии Киевской: Групповой портрет семейства Ярослава // ВВ. 1959. Т. 15. С. 148-169; Василиев А. Ктиторски портрети. София, 1960; Stylianou A. and J. Donors and Dedicatory Inscriptions, Supplicants and Supplications in the Painted Churches of Cyprus // JÖBG. 1960. Bd. 9. S. 97-128; Ђурић В. Портрети на повељама византиjских и српских владара // ЗбФФУ. 1963. Књ. 7. Св. 1. С. 251-272; он же. Друштво, држава и владар у уметности у доба династиjе Лазаревић-Бранковић // ЗЛУ. 1990. Књ. 26. С. 13-46; idem (Djurič V.). Svetiteljev zagrljaj u slicarstwu vizantijskog sveta od XII do XIV veka // ГСУ, ЦСВП, 1995. София, 1999. Т. 88(7). С. 95-103; Kitzinger E. Some Reflections on Portraiture in Byzantine Art // ЗРВИ. 1963. Књ. 8. Св. 1. С. 185-193; Efremov A. Portrete de donatori în picturà de icoane din Şãra Româneascã // Buletinul Monumentelor Istorice. Bucur., 1971. Т. 40. N 1. P. 41-48; Velmans T. Le portrait dans l'art des Paléologues // Art et société: Byzance sous les Paléologues. Venise, 1971. P. 91-148; Cutler A. Proskynesis and Anastasis // Idem. Transfigurations: Studies in the Dynamics of Byzantine Iconography. Univ. Park; L., 1975. P. 53-110; Spatharakis I. The Portrait in Byzantine Illuminated Manuscripts. Leiden, 1976; idem. The Proskynesis in Byzantine Art // Idem. Studies in Byzantine Manuscript Illumination and Iconography. L., 1996. P. 193-224; Tatić-Djurić M. L'iconographie de la donation dans l'ancien art serbe // CIEB, 14. 1976. Vol. 3. P. 311-322; Аладашвили Н. А. Монументальная скульптура Грузии: Фигурные рельефы V-XI вв. М., 1977; Kämpfer F. Das russische Herrscherbild: Von den Anfängen bis zum Peter dem Grossen. Recklinghausen, 1978; Алибегашвили Г. В. Светский портрет в груз. средневек. монументальной живописи. Тбилиси, 1979; Бабић Г. Низови портрета српских епископа, архиепископа и патриjарха у зидном сликарству (XIII-XVI в.) // Сава Немањић - Свети Сава: Историjа и предање. Београд, 1979. С. 319-342; eadem (Babić G.). Les portraits des grandes dignitaires du temps des tsars serbes: Hiérarchie et idéologie // Βυζάντιο και Σερβία κατά τον ΙΔ´ αιώνα. Αθήνα, 1996. Σ. 158-168; Musicescu M.-A. Byzance et le portrait roumain au Moyen Âge // Études byzantines et post-byzantines. Bucur., 1979. Т. 1. P. 153-179; Вздорнов Г. И. Портреты новгородских архиепископов в искусстве XIV в. // ДРИ. 1980. [Вып.:] Монументальная живопись XI-XVII вв. С. 115-134; Белецкий П. А. Укр. портретная живопись XVII-XVIII вв. Л., 1981; Арм. миниатюра: Портрет / Сост.: А. Геворкян. Ереван, 1982; Magdalino P., Nelson R. The Emperor in Byzantine Art of the Twelfth Century // ByzF. 1982. Bd. 8. S. 123-183; Jolivét-Lévy C. L'image du pouvoir dans l'art byzantin а l'époque de la dynastie macédonienne (867-1056) // Byz. 1987. Vol. 57. P. 441-470; Thierry N. Le souverain dans les programmes d'églises en Cappadoce et en Géorgie du Xe au XIII s. // RevEGC. 1988. T. 4. P. 127-170; Поповић Д. Српски владарски гроб у средњем веку. Београд, 1992; Franses H. Symbols, Meaning, Belief: Donor Portraits in Byzantine Art: Diss. L., 1992; Kalopissi-Verti S. Dedicatory Inscriptions and Donor Portraits in XIIIth-Cent. Churches of Greece. W., 1992; Ђорђевић И. М. Зидно сликарство српске властеле у доба Немањића. Београд, 1994; Patterson Ševčenko N. P. Close Encounters: Contact between Holy Figures and the Faithful as Represented in Byzantine Works of Art // Byzance et les images. P., 1994. P. 255-285; eadem. The Representation of Donors and Holy Figures on Four Byzantine Icons // ΔΧΑΕ. 1994. Τ. 17. Σ. 157-164; Eastmond A. Royal Imagery in Medieval Georgia. Univ. Park, 1998; Djurič S. Svetiteljev zagrljaj - istorija teme do XII v. // ГСУ, ЦСВП, 1995. София, 1999. Т. 88(7). С. 85-94; Semoglou A. Contribution: l'étude du portrait funèraire dans le monde byzantin (14e-16e siècle) // Зограф. 1995. № 24. С. 5-11; Oikonomidés N. The Significance of Some Imperial Monumental Portraits of the X and XI Centuries // Там же. 1996. № 25. С. 23-26; Παπαμαστοράκης Τ. Επιτύμβιες παραστάσεις κατά τη μέση και ύστερη βυζαντινή περίοδο // ΔΧΑΕ. 1997. Περ. 4. Τ. 19. Σ. 285-304; Kepetzi V. Images de piété de l'empereur dans la peinture byzantine (Xe-XIIIe s.): Reflexions sur quelques exemples choisis // Byzantinische Malerei: Bildprogramme, Ikonographie, Stil / Hrsg. G. Koch. Wiesbaden, 2000. S. 109-145; Горматюк А. А. Царский лик: Надгробная икона вел. кн. Василия III. М., 2003; Воjводић Д. Идеjне основе српске владарске слике у средњем веку: Докт. дис. Београд, 2006; Козак Н. Б. Образ и влада: Княжi портрети у мистецтвi Киiвськоi Русi XI ст. Львiв, 2007; Маринковић Ч. Слика подигнуте цркве: Представе архитектуре на ктиторским портретима у српскоj и византиjскоj уметности. Београд; Крагуевац, 2007; The Languages of Gift in the Early Middle Ages / Ed. W. Davies, P. Fouracre. Camb.; N. Y., 2010; Преображенский А. С. Ктиторские портреты средневек. Руси: XI - нач. XVI в. М., 2012; Сарабьянов В. Д. Патрональные изображения Ярослава Мудрого и его семьи в росписях Софии Киевской и проблема датировки памятника // Первые каменные храмы Др. Руси: Мат-лы архит.-археол. семинара, 22-24 нояб. 2010 г. СПб., 2012. С. 232-258. (Тр. ГЭ; 65); Donation et donateurs dans le monde byzantin: Actes du colloque intern. de l'Univ. de Fribourg, 13-15 mars 2008 / Éd. J.-M. Spieser, É. Yota. P., 2012. (Réalités byzantines; 14).
А. С. Преображенский
Рубрики:
Искусство
Ключевые слова:
Искусство христианское Ктиторский портрет, категория изображений, основу которых составляют вотивные композиции
См.также:
ANDACHTSBILD [благочестивый образ] тип неканонич. изображения с религ. сюжетом, распростр. в североевроп. странах в XIV-XV вв.
«ДРЕВО ИЕССЕЕВО» [«Корень Иессеев», «Лоза Иессеева»], композиция с изображением родословного древа Иисуса Христа
ИХТИС акроним «Иисус Христос, Сын Божий, Спаситель»