КИРИЛЛ II

До вступления К. на Патриарший престол все предстоятели ИПЦ назначали себе преемников, и не было случая, чтобы воля почившего первосвятителя не была исполнена. Патриарх Афанасий перед смертью назначил своим наследником архиеп. Фаворского Иерофея (впосл. патриарх Антиохийский), жившего в то время при патриархе в К-поле. Но члены Святогробского братства объявили его «русским ставленником» и обвинили в том, что он будто бы утаил большую часть собранных в России средств. Это привело к конфликту между братством и архиеп. Иерофеем. К-польская Патриархия сочла этот момент удобным для того, чтобы взять под контроль Иерусалимский престол, присвоив право назначать в Иерусалим патриархов по собственному усмотрению. В результате кандидатура архиеп. Иерофея была отвергнута османскими властями. Российский МИД не стал настаивать на его избрании.

На заседании Синода ИПЦ 11-12 янв. 1845 г. в качестве нового кандидата на Патриарший престол был выдвинут архиеп. Лиддский К. 10 февр. 1845 г. синодальный акт о его избрании был представлен Высокой Порте. Неделю спустя был выдан султанский берат, утверждавший его избрание.

Российские дипломаты обратили внимание на К. еще до его выдвижения на Патриарший престол. 27 апр. 1844 г. российский генеральный консул в Бейруте К. М. Базили на торжественном заседании Синода ИПЦ вручил К. бриллиантовую панагию, присланную в подарок от императора «за устройство монастырей Феодоровского и Екатерининского для русских поклонников» (Порфирий (Успенский). 1894. Т. 1. С. 672-674). Но избрание после бурной предвыборной кампании на Иерусалимский престол К., а не «прорусского» архиеп. Иерофея вызвало неоднозначную реакцию российских светских и церковных кругов. Как положено между Поместными Церквами, К. отправил в Синод РПЦ известительную грамоту о своем вступлении на Патриарший престол и одновременно письмо императору с благодарностью за «ограждение прав и преимуществ Палестинской Церкви» (Предложение графа Н. А. Протасова Св. Синоду от 3 авг. 1845 г. // РГИА. Ф. 796. Оп. 126. Ед. хр. 1180. Л. 1-1 об.). В ответ Николай I велел «изъявить патриарху Кириллу благодарность за преданность его к России и обнадежить в том, что императорский двор не лишит и впредь Палестинскую Церковь и Патриарший ее престол покровительства и защиты» (Там же. Л. 4-4 об.). Однако Синод РПЦ, несмотря на положительный отклик императора, не отреагировал на запрос МИД о составлении ответной грамоты К. Возможно, члены Синода оценивали избрание К. как результат его не вполне добросовестной игры против «русской» кандидатуры Иерофея (Хитрово В. Н. История Русской Духовной Миссии в Иерусалиме // Хитрово. 2011. С. 122-123). Единственным из иерархов, направившим приветствие новоизбранному патриарху, был свт. Филарет (Дроздов), митр. Московский и Коломенский (ЧОЛДП. 1871. № 6. С. 35).

Первая проблема, с к-рой пришлось столкнуться новоизбранному патриарху,- выбор места постоянного пребывания. Ставшее традиционным проживание Иерусалимских патриархов в К-поле определялось близостью не только к султанскому двору и К-польскому патриарху, но и к главному источнику доходов - имениям в Дунайских княжествах, доставлявшим до сер. XIX в. 9/10 всех средств ИПЦ. Поэтому фанариоты, к-рые после смерти патриарха Афанасия стремились провести на Иерусалимскую кафедру своего кандидата от К-польской Патриархии с целью установления контроля над доходами Святогробского братства, теперь рассчитывали подчинить своему влиянию К. и были заинтересованы в его пребывании в К-поле. Члены Святогробского братства, привыкшие в прежние десятилетия самочинно управлять делами Иерусалимской Патриархии в отсутствие первоиерарха, также не желали переезда К. в Иерусалим, боясь изменений в привычном укладе. По документам АВП РИ видно, что К. на 1-м этапе Патриаршества был склонен скорее пойти по традиц. пути и жить в столице Османской империи. Однако этому воспротивились российские дипломаты, которые настаивали на присутствии К. в Иерусалиме для непосредственного руководства церковными делами и ослабления связей с Фанаром. По свидетельству Базили, он «неоднократно объяснял все выгоды пребывания его в самом Иерусалиме и, наконец, [выразил] Его Блаженству желание Высочайшего Двора, чтобы он по каноническим правилам имел свое постоянное местопребывание у Святого Гроба (АВП РИ. Ф. 180 (Посольства в К-поле). Оп. 517/1. Ед. хр. 738. Л. 104). Под влиянием российских дипломатов К. остался после интронизации в Иерусалиме и приказал перевезти из К-поля патриаршую ризницу. Но уже в сент. 1845 г. Базили получил тайный донос от секретаря Синода ИПЦ архим. Никифора («под заклятием показать мне и при мне же сжечь»), содержавший пересказ письма Иерусалимского патриарха К-польскому патриарху Мелетию III. Ему К. «добровольно подчиняет свой престол, предлагая даже составить по прибытии своем в столицу комитет из мирян для заведования казною святогробскою, которую называет в этом письме казною народною. В этом же письме он горько жалуется на вмешательство России по бывшему делу о выборе патриарха и по доходам в княжествах. В такрире Кирилла к Высокой Порте не упоминается о России, но намеками выражается желание, чтобы ее вмешательство было ограничено» (Донесение К. М. Базили рос. посланнику в К-поле В. П. Титову от 24 сент. 1845 г. // АВП РИ. Ф. 180 (Посольство в К-поле). Оп. 517/1. Ед. хр. 738. Л. 284-286 об. Опубл.: Лисовой, Смирнова. 2013. Т. 2. С. 584). К. пробыл в 1-й раз в Иерусалиме до дек. 1849 г., пока вопросы о доходах с молдо-влахийских подворий не потребовали его присутствия в К-поле.

Что касается взаимоотношений К. и подчиненного ему клира, то на протяжении практически всего времени Патриаршества ему приходилось действовать в условиях недовольства им иерусалимского святогробского духовенства. Одной из причин напряженых отношений были изменения в церковном управлении: из-за пребывания К. в Иерусалиме «нужда в патриаршей епитропии прежнего назначения миновала, а Святогробское братство, раньше влиявшее на ход церковного управления при посредстве епитропии, теперь имело свое представительство лишь при участии Священного Синода» (Соколов. 1914. Вып. 1. С. 33-34). По мнению историка, К. довольно скоро сумел «водворить строгую дисциплину в области церковных отношений и подчинить своему авторитету и власти все Святогробское братство» (Там же. С. 34).

Патриаршество К. совпало с периодом острой борьбы христ. конфессий за обладание св. местами, активной миссионерской деятельности европейцев среди ближневост. христиан, зарождения и роста араб. национализма.

В 40-х гг. XIX в., когда К. вступил на Патриарший престол, на Св. земле появились представители католич. и протестант. иерархии. В 1842 г. в Иерусалим прибыл англикан. еп. Александр, в 1848 г.- лат. Иерусалимский патриарх Иосиф (Джузеппе) Валерга. Патриарх К., очевидно, недооценил эту опасность, т. к., располагая в тот период весьма значительными экономическими и политическими ресурсами, мог бы предотвратить успех прозелитической деятельности зап. миссионеров - за 40-80-е гг. XIX в. доля православных среди палестинских христиан сократилась с 90 до 67% (Хитрово. 1881. С. 29-47, 71, 109).

В 1852 г. султан под нажимом российской дипломатии издал хатт-и-шериф, подтверждавший древние права ИПЦ на св. места. Указ должен был принять силу закона после офиц. провозглашения в Иерусалиме, для чего туда из К-поля был направлен османский чиновник Афиф-бей. На торжественную церемонию провозглашения хатт-и-шерифа в Иерусалим прибыли К. из К-поля и Базили из Бейрута. Но тур. чиновники (очевидно, не без санкции или прямого указания Высокой Порты) откладывали церемонию под разными предлогами. В качестве ответного действия К. воздерживался от участия во всех офиц. мероприятиях и даже не отправлял на них своего представителя (Донесение ген. консула К. М. Базили временному поверенному в делах миссии в К-поле А. П. Озерову // Неизвестные страницы отечественного востоковедения. М., 2004. С. 431). В дек. 1852 г. вопреки хатт-и-шерифу Высокая Порта объявила о передаче католикам ключей от Вифлеемского храма и об установлении в пещере Рождества Христова новой серебряной звезды вместо прежней, якобы украденной греками. В знак протеста патриарх демонстративно бойкотировал церемонию публичного оглашения султанских писем и возложения звезды (Мельникова Л. В. Святые места в центре Восточного вопроса: Церковно-политический фактор как одна из причин Крымской войны // Отеч. история. 2008. № 6. С. 61-73). Более того, К. вручил через доверенное лицо офиц. ноту протеста иерусалимскому губернатору Хафиз-Ахмед-паше и представителю султана Афиф-бею (Якушев М. И. Иерусалимский Патриархат и святыни Палестины в фокусе внешней политики Российской Империи накануне Крымской войны // ППС. 2003. Вып. 100. С. 245-287). В устных заявлениях он обещал, что «не допустит совместного с католиками владения Вифлеемским храмом», и потребовал соблюдения справедливой очередности при богослужении в храме Гроба Господня, в пещере Рождества Христова и в Гефсиманском храме в пещере Гробницы Богородицы, чтобы армяне, католики и члены др. конфессий совершали богослужения после православных (Там же. С. 263-264). В результате тур. власти решительно пресекли попытку лат. Иерусалимского патриарха совершить торжественную рождественскую службу в базилике Рождества Христова.

В отличие от большинства заурядных и инертных предстоятелей ИПЦ К. оказался патриархом деятельным и энергичным. Вначале К., как и большинство греч. иерархов, считал своей основной задачей сохранение св. мест Палестины и умножение церковной недвижимости, употребляя на эти цели доходы от святогробских подворий в Молдавии, Бессарабии и Грузии, а также материальные пособия из России. Но под влиянием российской дипломатии и Русской Духовной миссии в Иерусалиме (РДМ), после неоднократных бесед с Базили и начальником РДМ архим. Порфирием (Успенским), направление его деятельности стало постепенно меняться. В 1849 г. К. дал согласие на устройство в Иерусалиме духовного уч-ща для арабов за счет средств, собираемых в России в пользу Гроба Господня. В донесении к посланнику В. П. Титову от 1 нояб. 1849 г. Базили сообщал о доставке в Иерусалим собранных в России 6855 р. серебром. По уверению консула, «патриарх обязывается, сообразно с существующим порядком, употребить сию сумму кроме церковных нужд и на поддержание и развитие училищ своего престола» (РГИА. Ф. 796. Оп. 131. Ед. хр. 315. Л. 9-10 об.). К. лично инспектировал епархии, обустраивал там церкви и открывал школы, препятствуя прозелитической деятельности зап. миссионеров. Были созданы «мужская и женская начальные школы в Иерусалиме, школа в Назарете, две школы в Яффе и несколько школ в других городах и селах Святой Земли» (Соколов. 1998. С. 37), построено 16 церквей (в т. ч. в Яффе, Назарете, Лидде, на Фаворе) и восстановлено 11 (Он же. 1914. Вып. 1. С. 40). С 1852 г. К. выделял из ежегодно получаемых из России пособий суммы на нужды Антиохийского Патриархата, в первую очередь на устройство там учебных заведений. В 1853 г. в монастыре свт. Николая Чудотворца по инициативе К. была устроена 1-я в Иерусалиме типография для издания книг как на греческом, так и на араб. языке. Работы в типографии начались в марте 1853 г., первые книги на араб. языке - Апостол и Катехизис - вышли из печати 14 февр. 1854 г. В течение 60 лет существования типография внесла значительный вклад в духовное просвещение араб. населения. В 1871 г. в Иерусалиме была создана правосл. больница, к-рой можно было «похвалиться перед всею Европою. Здание ее одно из самых лучших в городе. Аптека ее славилась и обилием врачебных материалов, и великодушной щедростью. Медик ее - первый авторитет не только в городе, но и во всем крае» (Антонин (Капустин). 2010. С. 202). В 1864 г. было построено новое здание Патриархии в Старом городе. За пределами Иерусалимского Патриархата К. создал школы на родном о-ве Самос, жен. гимназию и приют в К-поле, построил здание экзархии Св. Гроба в Афинах. Главным достижением К. все единогласно признают открытие им в 1855 г. богословской школы в Крестном мон-ре, где прошли пастырскую подготовку неск. поколений палестинского духовенства (Соколов И. И. Богословская школа Креста в Иерусалиме: Ист. очерк // СИППО. 1906. Т. 17. Вып. 3. С. 409-459).

Просветительные и гуманитарные достижения К. по-разному оценивались в лит-ре. Такой авторитетный знаток правосл. Востока, как архим. Антонин (Капустин), говорил о нем в самых восторженных тонах («последний из великих патриархов», «мученик за правду» и т. п.). А. С. Норов сравнивал К. с «великими святителями древней Церкви», тогда как известный богослов и личный врач султана С. Каратеодори называл патриарха «невеждой, хотя и с деловой хваткой», а Вифлеемский митр. Дионисий - просто «неучью» (Порфирий (Успенский). 1896. Т. 3. С. 292; 1897. Т. 4. С. 271). Упрекали К. и в отсутствии продуманной программы действий: «...не имея начальных школ, он открыл сразу высшее учебное заведение, с программой почти русских духовных академий. Для кого? Не для безграмотных арабов и даже не для святогробских монахов. Что делал Кирилл с окончившими с грехом пополам курс Крестной школы? Он разослал их для продолжения образования не в духовные православные академии, а в университеты Парижа, Тюбингена, Лейпцига. И это в то время, пока католическое присутствие росло и укреплялось» (Святоградец. Иерусалимские письма // Моск. вед. 1892. № 17). Для усиления собственных позиций К. спешил сделать выпускников богословской школы, возвратившихся из европ. ун-тов, архимандритами и епископами, не замечая, что они не только не стали поддержкой ему, но и в большинстве своем пополнили ряды недовольных, видевших в патриархе помеху в перераспределении материальных благ и в собственном карьерном росте (Лисовой. 2006. С. 316).

Ярким примером вмешательства К-польского патриарха и османских властей во внутренние дела Патриархата является история избрания и низложения Синайского архиеп. Кирилла II Византийского. В 1859 г. он вопреки воле К. был рукоположен К-польским патриархом Кириллом VII (что являлось неканоничным действием, т. к. Синайская архиепископия входила в юрисдикцию ИПЦ). В 1867 г. решение суда Синода ИПЦ, подтвердившее низложение Кирилла II Византийского монахами-синаитами, было поставлено под сомнение османскими властями и К-польским патриархом Григорием VI, к которым апеллировал бывш. архиепископ, заявивший о своей неподсудности Иерусалимскому патриарху. И только ходатайство Александрийского и Антиохийского патриархов о том, что «патриарх Иерусалимский по церковным законам имеет право суда над игуменом-архиепископом Синайским, что все сделанное им по синайскому делу совершенно законно и правильно и что патриарх Константинопольский, как и всякий другой, не имеет никакого права вмешиваться в это дело» (Воронов А. Д. Синайское дело: Из истории синайского управления // ТКДА. 1872. № 7. С. 661), вынудило Высокую Порту отказаться от пересмотра решения Синода ИПЦ.

Конфискация имений Св. Гроба в Румынии (к этому времени ИПЦ там принадлежало 24 мон-ря с земельными угодьями) кн. Александру Кузой (1859-1866) подорвала экономику Иерусалимского Патриархата и поставила его в зависимость от внешней (в 1-ю очередь русской) финансовой поддержки. К. и святогробцы неоднократно пытались обжаловать это решение румын. властей, однако их усилия были напрасны. Доходы Иерусалимской Патриархии до конфискации составляли примерно 1 млн р. Из них ок. 900 тыс. р. поступало в бесконтрольное распоряжение патриарха, 100 тыс. р.- Святогробскому братству. Из своей доли К. тратил на нужды Патриархии ок. 300 тыс. р. После конфискации доходы патриарха сократились до 200 тыс. р., а расходы остались прежними. Доходы Святогробского братства, наоборот, удвоились в основном за счет увеличения числа рус. паломников. Ежегодный дефицит в 100 тыс. р. патриарх периодически пытался покрыть за счет Святогробского братства.

11 февр. 1847 г. в Иерусалиме была учреждена РДМ. Год спустя на Св. землю приехал начальник РДМ архим. Порфирий (Успенский). Патриарх встретил его тепло и радушно, отчасти потому, что Базили «внушил патриарху, что мы будем состоять под священноначалием его» (Порфирий (Успенский). 1896. Т. 3. С. 213). Однако забота Патриархии о РДМ носила формальный характер. Прежде всего встал вопрос о размещении РДМ. Сначала патриарх предоставил ей кельи Константино-Еленинского монастыря, которые он занимал, когда еще был архиепископом Лиддским. 16 авг. 1848 г. патриарх и Синод благословили РДМ переехать в мон-рь св. Архангелов, перестроенный для сезонного размещения паломников. Это здание было крайне неудобным, в связи с чем архим. Порфирий предложил построить для миссии особый флигель. К. обещал безвозмездно «сделать всевозможно лучшие покои для русского духовенства и отдал под них прекрасное место в своем саду» (Россия в Св. Земле. Т. 2. С. 30). Архим. Порфирий предполагал, что за это «безвозмездное» строительство Синод РПЦ должен выплачивать Иерусалимской Патриархии по 2 тыс. р. в год в течение 6 лет. Рус. посольство в К-поле дало согласие (30 янв. 1850), но Синод РПЦ смутила сумма в 12 тыс. р. (6 окт. 1850). Весной 1852 г. Базили решился напомнить К. о постройке обещанного дома. Патриарх сослался на тур. правительство, которое якобы не позволяло расширять мон-рь. Тогда Патриархии было предложено уступить фиктивно на 15-20 лет яффскому вице-консулу Н. С. Марабути пустовавшее место к югу от мон-ря св. Архангелов и на нем возвести здание на рус. средства. Однако «интерес греческой Патриархии был не допустить РДМ до собственного помещения, потому что, пока его не было, Миссия была только гостьею Патриархии и более ничего» (Хитрово. 2011. С. 131). Поэтому К. на словах одобрил представленный архим. Порфирием план постройки и эскиз его фасада (хотя вскоре он решил «сократить и привести их в более укромный вид»), но отказался «великодушно» от к.-л. рус. денег, «почитая членов Русской Миссии своими, а не чужими» и даже «обидевшись» на попытку российской стороны требовать от Патриархии к.-л. документа типа контракта на постройку (Там же. С. 132). В авг. 1852 г. было получено визириальное письмо из К-поля с разрешением на строительство. Но 8 окт. 1852 г. архим. Порфирий уведомил Синод РПЦ, что К., возвратившись в Иерусалим для присутствия на оглашении хатт-и-шерифа, договорился с Базили вместо строительства нового дома отремонтировать здание на противоположной мон-рю св. Архангелов стороне улицы. Оно должно было быть готово после Пасхи 1853 г. Тем не менее строительство не было завершено и к началу Крымской войны (члены РДМ покинули Св. землю в связи с войной в мае 1854). Только в 1858 г. дом, получивший наименование Порфирьевский, был использован для размещения нового состава РДМ.

В соответствии с обещанием, данным К. архим. Порфирию, 14 июня 1849 г. было открыто греко-араб. ДУ для сельских священников и начальник РДМ стал эфором (попечителем) всех патриарших учебных заведений. За 3 месяца до отъезда из Иерусалима архим. Порфирий присутствовал при 1-й проповеди на араб. языке вифлеемского свящ. Илии из нового уч-ща (Порфирий (Успенский). 1896. Т. 5. С. 136).

При возобновлении РДМ в Иерусалиме после Крымской войны (1857) по решению МИД был повышен ее иерархический статус - на пост начальника миссии был назначен еп. Мелитопольский Кирилл (Наумов). К. встретил без энтузиазма приезд в Иерусалим в янв. 1858 г. рус. архиерея. Если в письме А. Н. Муравьёву он с лицемерием писал, что исполнен «сердечной радости вследствие благополучного принятия присланного Святейшим Синодом иерарха, преосвященного епископа Мелитопольского Господина Кирилла» (РГБ ОР. Ф. 188. Оп. 7. Ед. хр. 26. Л. 41), то при встрече с архим. Порфирием в К-поле не скрывал обиды: «Ваше Правительство о назначении своего епископа в Иерусалим вело переговоры с Портой, а меня не уведомило заблаговременно, и я уже от Порты узнал ход сего дела; она уже дала мне знать, что ею утверждено пребывание русского архиерея в Св. Граде... Нам больно такое пренебрежение достоинством православного патриарха. Но что делать? Пусть бьют нас по голове! Внезапное посольство русского епископа в Иерусалим привело всех нас в смущение» (Титов Ф. И. Преосвященный Кирилл Наумов, епископ Мелитопольский. К., 1902. С. 122-123).

Отношение К. к усилению рус. присутствия в Палестине и позже было неоднозначным. Так, патриарх ответил отказом на пожелание вел. кн. Константина Николаевича построить за свой счет рус. церковь на поле Пастырей в сел. Бейт-Сахур, недалеко от Вифлеема, сославшись на неканоничность просьбы и на «строжайшее наставление от визиря не делать русским уступок». Об этом султанском наказе сообщил в отчете уполномоченный по возведению в Иерусалиме рус. построек Б. П. Мансуров, когда упомянул, что «Иерусалимский патриарх внезапно отправился в Иерусалим, как он сам публично высказался, «чтобы умерить русского епископа»» (Филарет, свт. Московский. Собрание мнений. 1885. Т. 3. С. 409). По этому поводу митр. Филарет (Дроздов) писал архим. Антонию (Медведеву) 12 мая 1859 г.: «У меня теперь немало сведений с Востока, и большею частию печальные и затрудняющие. Патриарха Иерусалимского долго звали и не могли дозваться из Константинополя в Иерусалим. Вдруг он поднялся и объявил: иду умерить русского епископа... Арабы очень хорошо приняли преосвященного Кирилла и прислали жалобу на Патриарха. Но кто может исправлять патриархов?» (Он же. Письма к наместнику Свято-Троицкой Сергиевой Лавры прп. Антонию (Медведеву). М., 2007. Т. 3. С. 109-110). Однако со временем еп. Кириллу удалось наладить доброжелательные отношения с К. и высшим духовенством ИПЦ. Об этом свидетельствует его письмо кон. 1861 г.: «Надобно сознаться, что большего внимания, расположения и доверия нельзя было и желать» (Епископ Кирилл Мелитопольский в его письмах к митр. Макарию (Булгакову) // РС. 1890. Т. 10. С. 190), а позже, когда против него начались интриги с целью отзыва из Иерусалима, еп. Кирилл рассчитывал на заступничество К. и требовал суда вост. иерархов. Когда Синод своим определением от 19-21 июня 1863 г. отозвал епископа Мелитопольского в Россию, то К. не только не желал его отъезда из Иерусалима, но и не имел возражений против епископского сана начальника РДМ.

При следующем начальнике РДМ, архим. Леониде (Кавелине), возник конфликт между ним и членами миссии, спровоцированный российским консулом в Иерусалиме А. Н. Карцовым. В результате К. объявил архим. Леонида персоной нон грата. Российский Синод воспринял этот шаг как преднамеренное оскорбление, отношения с ИПЦ были на грани разрыва. В целях прекращения нестроений и сохранения РДМ в Иерусалиме определением Синода от 16 июля 1865 г. архим. Леонид получил временное назначение настоятелем посольской церкви в К-поле, а архим. Антонин (Капустин) стал «временно заведующим делами Иерусалимской Духовной Миссии». Конфликт, сопровождавшийся прекращением поступления денежных средств из России, был окончательно улажен к осени 1867 г. После кончины свт. Филарета, митр. Московского, Синод уведомил К. об этом скорбном для РПЦ событии и известил его о возобновлении поступления материальной помощи из России. Архим. Антонин, препровождая ответную грамоту К. первенствующему члену Синода митр. Исидору (Никольскому), отмечал, что патриарх Иерусалимский «был очень обрадован торжественным заявлением желанного восстановления братских отношений двух Церквей» (НБУВ ИР. Ф. 13. Ед. хр. 228. Л. 27-28 об.).

В последние годы Патриаршества К. пришлось принять непосредственное участие в решении греко-болг. вопроса. Не одобряя позицию Синода К-польской Православной Церкви по отношению к Болгарскому Экзархату, он не подписал постановление К-польского Собора 1872 г., в к-ром провозглашалась «болгарская схизма». К. покинул К-поль под предлогом приготовлений к встрече вел. кн. Николая Николаевича Старшего, решившего совершить паломничество на Св. землю. После этого началась травля К., обвиненного в предательстве греч. национальных интересов. Как свидетельствовал архим. Антонин (Капустин), «к удивлению всех, оказалось, что «русский» Иерофей (патриарх Антиохийский.- Авт.) был рьяным поборником эллинского филетизма, а мнимый столп эллинизма Кирилл был панславист! Более сего: Кирилл обвинен был (конечно, не печатно) в государственной измене, как передававший Палестину в руки русских или намеревавшийся сделать из нее полувассальное княжество арабское... а его собственный клир, не убоявшись Бога, объявил «схизматиком» и низложил» (Антонин (Капустин), архим. Из Константинополя: Нечто об Иерофее и Прокопии: (Письмо в редакцию от 15 июля 1874) // Антонин (Капустин). 2010. С. 132). Позже К. объяснил свою позицию в письме Муравьёву от 28 янв. 1873 г.: «Когда по приглашению Святейшего Вселенского Патриарха мы прибыли в июле месяце прошедшего года из Иерусалима в Константинополь и узнали дела поближе, мы нашли все умы в большом волнении, возмущенные воплями черни и предвзятыми мнениями, не имеющими ничего более в виду, как только одни национальные антипатии. По сей причине мы не одобрили того неправого пути, на к-рый столь нерассудительно вступила Константинопольская Церковь» (Муравьев А. Н. Переписка с вост. иерархами по греко-болг. делу // ТКДА. 1873. Т. 1. С. 143).

7 нояб. 1872 г. Свящ. Синод ИПЦ объявил о низложении патриарха. Кроме того, его отлучили от Церкви по обвинению в расколе. В защиту К. выступили правосл. арабы. Российский посол в К-поле гр. Н. П. Игнатьев добивался у Высокой Порты поддержки К., но османские власти после нек-рых колебаний встали на сторону Святогробского братства.

Активные действия арабов в поддержку К. вызвали беспокойство османских властей. 6 дек. 1872 г. губернатор Иерусалима Назиф-паша по приказу, полученному от Высокой Порты, арестовал экс-патриарха и отправил его на пароходе из Яффы в К-поль. Наиболее активные представители араб. духовенства были по наветам святогробцев заключены в тюрьму, а затем высланы из Палестины. В качестве места ссылки К. был определен один из Принцевых о-вов в Мраморном м. (Хитрово. 1881. С. 59; Соколов. 1914; Hopwood. 1969. P. 180-187). Новым патриархом стал Прокопий II (1872-1875). Архим. Антонин (Капустин), принявший сторону К., выступал в его защиту в греч. и российской печати и отказывался возглашать за богослужением в Иерусалиме имя нового патриарха.

Россия пыталась оказать давление на ИПЦ, наложив секвестр на бессарабские имения Св. Гроба. Часть их доходов была направлена на содержание низложенного патриарха и на поддержку араб. национального движения. Усилия российской дипломатии в конце концов привели к компромиссу: патриарх Прокопий отрекся от престола, на его место был избран Иерофей (1875-1882), при к-ром 22 апр. 1877 г. с К. было снято отлучение. Отправленная бывш. патриарху мирная грамота вводила его в молитвенное общение с ИПЦ и восстанавливала в звании члена Святогробского братства. После этого доходы с бессарабских владений Св. Гроба были возвращены ИПЦ.

К. скончался через неск. месяцев после продолжительной болезни. Его отпели без особой торжественности и похоронили на подворье Святогробского братства в Неохорионе, пригороде К-поля.

К. являлся незаурядным деятелем среди иерархов правосл. Востока того времени, хотя и ему в условиях тур. владычества приходилось лавировать между властью султана, церковным лидерством К-поля и влияниями европ. дипломатии (включая российскую). В. Н. Хитрово так объяснял непоследовательность церковной политики К.: «Патриарх Кирилл был далеко не гением, ни даже выдающимся человеком, но у него было много здравого разума, и потому он не мог не отдать себе отчета в положении и в необходимости принять какие-либо действительные меры. Но, с другой стороны, он был чересчур грек, слишком связан с Фанаром, чтоб быть в состоянии оторваться от всех уз, связывающих его, и пойти твердо по новой дороге» (Хитрово. 2011. С. 140). Наиболее точная характеристика противоречивой личности К. и его особого значения в истории правосл. Востока и русско-иерусалимских отношений дана архим. Антонином (Капустиным), к-рый в день смерти патриарха записал в дневнике: «Упокоился наконец бедный страдалец, одаренный сильным духом, тонким умом, властным характером, открытым сердцем, глубоким благочестием, неизменным тактом во всем и редкою простотою в обращении. Прибавим к этому его примерное воздержание, его изумительную подвижность и неутомимую деятельность, его нестяжательность, его равнодушие к честям и отличиям, его признательность к благодетелям, его беззаветную благотворительность и его несокрушимое терпение в беде и болезни… Такого Патриарха Иерусалим не дождется другого» (Антонин (Капустин), архим. Дневник. 18 авг. 1877 г. // ГМИР. Б-ка. Шифр Б IV. № 853/19. C. 207).