[греч. keram ιk ή - «гончарное искусство», от κέραμος - «черепок», «глина»], изделия из обожженной глины (в т. ч. в смеси с др. веществами) прикладного или декоративного назначения; одно из древнейших умений, распространенное в связи с доступностью материала и технологий обработки (формование, обжиг). Для цивилизации К. по значению сопоставима с такими видами деятельности, как металлургия, земледелие и скотоводство. Появление бытовой керамической посуды восходит к эпохе мезолита (ок. 10 тыс. лет до Р. Х., Япония, Китай,) и неолита (7-6 тыс. лет до Р. Х., Ближ. Восток), но обожженные фигурки из глины встречаются и раньше, в верхнем палеолите (ок. 25 тыс. лет до Р. Х.). В основном К. имеет практическое применение (посуда, строительные материалы), но у мн. народов и цивилизаций Ст. и Нов. Света она развивается в высокое искусство (см. Декоративно-прикладное искусство). Материал К. в мифах мн. культур ассоциировался с человеком (Аверинцев С. С., Пиотровский М. Б. Адам // Мифологический словарь / Гл. ред.: Е. М. Мелетинский. М., 1991. С. 17-20), а процесс обжига воспринимался как мистический и ассоциировался с овладением стихией огня (как и др. связанные с ним ремесла - см. Прометей). В археологии К. служит важнейшим датирующим элементом и одним из определяющих признаков развития технологии. Она также дает богатый материал для вспомогательных исторических дисциплин: эпиграфики, исторической топографии и др., а также для определения хронологии правлений (благодаря штампам на кирпиче). Изучение К. способствует выявлению особенностей экономики и внешних связей мн. культур, в т. ч. древнерусской (Макарова. 1972; Залесская. 1985; Федоров-Давыдов. 2001); по уровню импорта К. оценивается степень развития внешних контактов (Коваль. 1997; Он же. 2010).
Керамическими были первые пластические образы божества (палеолитические «венеры»); у ранних земледельческих народов, в т. ч. в трипольской культуре Вост. Европы,- фигурки хранительниц домашнего очага, вотивные модели жилищ, скота, повозок и др. На Востоке в древности и в классическую эпоху из обожженной глины изготавливали ритуальную посуду (вотивные сосуды в период Древнего царства в Египте; чаши с текстами заклинаний в эллинистическую эпоху), образы божеств (храмовые статуи и малые пластические фигурки). От К. неотделимо развитие ранней формы письма (клинопись): сохранились древнейшие записи мифов, ритуальных текстов, законов и т. п. на керамических поверхностях предметов (Кьера Э. Они писали на глине. М., 1984). В погребальной практике К. использовалась для изготовления саркофагов, служила вместилищем костей (оссуарии) и пепла (урны). К. применяли в оформлении древнейших религ. и иных общественных зданий (символические декоративные элементы), а также как строительный материал (кирпич и др.). Вотивные и погребальные изделия из К. широко использовали в Др. Египте (Малых. 2010), в Финикии (антропоморфные саркофаги), а также в классических цивилизациях Средиземноморья (Бритова Н. Н. Греч. терракота. М., 1969). Среди древнейших примеров архитектурной декорации из К.- композиции из полихромных глазурованных плиток в Месопотамии (ворота Иштар в Вавилоне, 575 г. до Р. Х., ныне в Пергамон-музее, Берлин), бесчисленные архитектурные терракоты Др. Греции и Рима. Эта традиция позже развивалась в культурах Ближ. Востока и Центр. Азии. В Европе в эпоху средневековья и особенно Ренессанса в технике терракоты, а позднее и глазурованной К. (произведения мастеров семейства делла Роббиа) исполняли крупные скульптурные и рельефные иконные композиции (Кукина Е. М. Золотой век глины: Скульптурные группы из раскрашенной терракоты в худож. культуре раннего итал. Возрождения. М., 2009).
В христ. эпоху семантические ассоциации с огненной стихией не играют заметной роли; глина используется широко в основном как заменитель дорогих и трудных в обработке материалов, напр. камня, или как имитация живописных техник. Известны древнейшие масляные светильники (II-III вв.) с христ. сюжетами (лампы «мастера Анния»), к-рые были широко распространены в ранневизант. эпоху (Finney P.-C. The Invisible God: The Earliest Christians on Art. N. Y.; Oxf., 1994; Loffreda S. Light and Life: Ancient Christian Oil Lamps of the Holy Land. Jerusalem, 2001; «Let There be Light»: Oil-Lamps from the Holy Land / Ed. J. G. Westenholz. Jerusalem, 2004). В ранневизант. краснолаковой К. (IV-VI вв.) многочисленны уже иконные и церковно-символические образы: штампованные изображения Иисуса Христа Великого Архиерея, Животворящего Креста, а также павлинов и рыб на блюдах, к-рые производились на территории Сев. Африки и расходились по всему христ. миру. Из глины изготавливали евлогии св. мест: крестики, жетоны (медальоны); ампулы (св. Мины, св. Симеона Столпника) и др. благословения (Cradle of Christianity: Cat. / Ed. by Y. Israeli, D. Mevorah. Jerusalem, 2000. P. 201-203, 225); штампы для оттиска изображений и надписей, в т. ч. на просфорах (Ibid. P. 96-97, 218; см. также: Залесская. 2006. С. 225-240). Значение К. в христианском искусстве подчеркнуто почитанием великой святыни - Нерукотворного образа Спасителя на чрепии (черепице), известного как Керамион (Смирнова Э. С. «Смотря на образ древних живописцев…»: Тема почитания икон в искусстве Средневек. Руси. М., 2007. С. 62, 67, 71-73).
В Византии и на Руси К. применяли в храмовом строительстве (кирпич, голосники и др.) и декорации (терракотовые плиты и профильные детали, половая плитка и черепица, печные и архитектурные изразцы, блюда-бачини). Известны также иконы разных размеров, настенные плитки-надгробия, со 2-й пол. XVII в. в России - иконостасы. На периферии Византийской империи, особенно в Болгарии, в технике К. создавали иконные образы: икону св. Феодора («преславская» К. кон. IX - нач. X в., см.: Tschilingirov A. Der Kunst des christlichen Mittelalters in Bulgarien. Münch., 1979. P. 318; The Glory of Byzantium. 1997. Cat. 222); плитки с изображением святых мучеников («Св. Георгий»; «Вмч. Пантелеимон» из никомидийских катакомб, обе - IX-X вв., ГИМ); рельефные полихромные иконы «Распятие с предстоящими» и «Три святителя» кон. XIII в., служившие частью декора вост. фасада ц. свт. Василия Великого в Арте (ныне в Византийском музее Янины, см.: Παπαδοπούλου Β. Ν. Η Βυζαντινή ´Αρτα και τα μνηεία της. Αθηνα, 2002. Σ. 127. Εικ. 148, 149; Byzantium. 2004. Cat. 34a, b. Р. 78-79). В эпоху средневековья иконные образы на посуде, прежде всего в глазурованных изделиях, встречаются реже. Античные традиции, унаследованные визант. К. и развивавшиеся на вост. окраинах бывшего греко-рим. мира, соединялись с ислам. и фольклорными мотивами. Образы и сюжеты К. визант. провинций восходили к дорогой металлической посуде (блюда, найденные близ Коринфа, с изображениями хищных животных или птиц, XII в., Метрополитен-музей, Нью-Йорк). Симметричные, уравновешенные орнаментальные мотивы встречаются и в иллюминированных рукописях (напр., изображения птиц на глазурованной тарелке XI в. с Таманского городища, ГЭ). Со временем в К. даже к-польского производства художественные формы упрощались, отдавалось предпочтение элементам т. н. звериного стиля (блюда и чаша XIII в.; ГИМ).
К. средневековья представляла собой тот пласт предметов, к-рый изготовляли и использовали люди, принадлежавшие к разным культурам и различным конфессиям (Grabar O. The Mediation of Ornament. Princeton, 1992). Значительное количество изделий из К. проникало в «чужие» культуры в виде тары (амфор для вина и растительного масла; амфорисков и специальных толстостенных сосудов с узким горлом для косметических, медицинских, алхимических составов). В производстве К. возрождали забытые технологии и художественные приемы, она служила важным средством их распространения и развития. Так, в К., происходящей из лат. государств крестоносцев, сплетались декоративные мотивы восточных культур с античной, визант. и западноевроп. орнаментикой: украшена амфора из франк. мастерских Антиохийского княжества в порту Св. Симеона (ныне Эль-Мина, Турция) - прочерченными фигурами животных, которые имеют человеческие головы (сер. XIII в., Дамбартон-Окс, Вашингтон, см.: Byzantium. 2004. Cat. 244. P. 398-399). На блюдах исламских мастеров появлялись образы христ. святых, напр. монахов, и церковные сюжеты. Импорт мавританской и арабской посуды в Зап. Европу привел к расцвету глазурованной и расписной К. в эпоху Возрождения.
Такой строительный материал Др. Руси, как унаследованный от Византии плоский кирпич (плинфа), оказался важен не только для датировки зданий, но и для выделения локальных строительных традиций. Благодаря надписям, знакам и клеймам на кирпиче можно узнать имена мастеров, благочестивые обычаи жертвователей на церковь и ее строителей. Традиция клеймения кирпича и черепицы восходит к античной культуре. Она была слабо развита в средневек. Византии, но, унаследованная древнерус. строителями, получила широкое развитие; в XII - нач. XIII в. впитала западноевроп. элементы и послужила одним из источников маркировки кирпича на московских заводах сер. XVII в.
В средние века в Средиземноморье, Зап. Европе и на Руси продолжали использовать декоративную и облицовочную К., в основном плитки для полов или (реже) фасадов зданий. Это было связано с возросшей потребностью в недорогой, несложной (в сравнении с мозаикой, облицовкой мрамором или цветными породами камня), но эффектной и прочной технике. Массовое производство К. породило крупные мастерские (напр., «преславская» К. в Болгарии IX-X вв., из мон-ря Патлейна, музей «Великий Преслав», Преслав; см.: The Glory of Byzantium. 1997. Cat. 223-224). Позже фасадная керамика особенно широко распространилась в ислам. странах Востока, но спорадически использовалась и в архитектуре Балкан средне- и поздневизант. периода (напр., в Несебыре, Болгария).
Визант. традицию художественной К. (в т. ч. техника пластилажа) переняли на Руси. Единственный домонгольский пример использования цветных глазурованных плиток на фасадах - частично сохранившаяся ц. Бориса и Глеба (Коложская) в Гродно (XII в.), но, возможно, подобного рода элементы имелись и на других храмах гродненской архитектурной традиции (церковь в Волковыске). Поливной К. были украшены полы в киевской Десятинной церкви (996) и во мн. храмах Киевской Руси (напр., церковь в с. Белогородка); поливной плиткой выложено изображение павлина на омфалии в т. н. Михайловской ц. в Чернигове. Важное свидетельство знакомства с романо-готическим вариантом декорации полов - рельефные неглазурованные плитки, воспроизводящие распространенную в искусстве Европы архитектурную орнаментику (грифоны, хищные птицы и др. геральдические символы) из Галича (Ibid. Cat. 219). Поливные плитки пола являются главной особенностью первых каменных храмов Москвы XIV-XV вв.
Развитие поливной К. в послемонг. Руси продолжалось в центрах, имевших активные связи с Зап. Европой, со Средиземноморьем. На формирование фасадного убранства храмов и дворцов Московских великих князей повлияли терракотовые рельефные плиты и профильные архитектурные элементы, введенные в употребление мастерами, приглашенными из Италии (с посл. четв. XV в., см.: Яковлев. 2008). Они заменили ставшие к тому времени традиционными 3-рядные фризовые пояса из К. в уровнях барабанов глав, алтарей и карниза стен (напр., ц. Ризоположения в Московском Кремле, 1484-1485), а также в наиболее доступных обозрению местах (дверные проемы собора Рождества Пресв. Богородицы Ферапонтова мон-ря, 1490). В XV-XVI вв. в Пскове производились т. н. керамиды, рельефные погребальные плиты с зеленой поливой, на к-рых были эпитафии и иконные изображения в рамках-киотах; возможно, керамические киоты были и на домашних иконах (Плешанова. 1966; Кильдюшевский, Паничева. 1987). В кон. XV-XVI в. фасадную К., в т. ч. поливную, использовали как для декоративной облицовки, напр. ц. Покрова Пресв. Богородицы на Рву (собор Василия Блаженного) в Москве (1555-1561), так и для изготовления крупных иконных композиций, таких как иконы в Борисоглебском соборе княжеского удела в Старице (1558-1561, разобран в XVIII в., сохр. «Спас Нерукотворный» и «Распятие», ныне - ГИМ). Вероятно, подобные уникальные рельефы, как и керамические икона «Св. Георгий (Чудо Георгия о змие)» и 2 композиции «Распятие», сделанные в этот же период для Успенского собора в Дмитрове (1509-1512), были созданы в столичной, «государевой мастерской» (Баранова. 2006. С. 93-96). Знакомством со средиземноморскими традициями, где глазурованные блюда (в основном вост. происхождения) широко использовали в храмовой декорации, можно объяснить появление подобных изделий на фасадах некоторых визант. и рус. церквей, напр. храма Св. Троицы с. Хорошёва, Москва, 1596-1598 гг. (Беляев. 2007).
Производство фасадной изразцовой К. с полихромной эмалевой рельефной поверхностью было налажено в России при участии мастеров из Речи Посполитой (Литва, Белоруссия, Польша) и Зап. Европы (Германия, возможно Голландия). По инициативе патриарха Никона оно было организовано сначала в вотчинах Валдайского Иверского мон-ря и в Воскресенском Новоиерусалимском мон-ре на Истре, откуда перенесено в Москву и Ярославль (Баранова. 2006. С. 70-75; Она же. 2011; Новый Иерусалим: Образы горнего и дольнего: [Альбом] / Авт. текста: Г. М. Зеленская. М., 2008. С. 191-281). В технике цветного изразца исполнялись сложнейшие интерьерные и фасадные композиции, включавшие иконные мотивы (небесные силы, прежде всего ангелы), изображения крестов и др.; надписи (церковно-учительные, памятные и «топографические»); символику, связанную с представлениями о рае (виноградная лоза, цветы и иные растительные мотивы, птицы).
Наивысший расцвет изразца в Московском гос-ве приходится на 2-ю пол. XVII в. (Фролов. 1991; Баранова. 2006; Она же. 2011; Она же. 2012). Развитые фасадные композиции из рельефных полихромных (эмалевых) изразцов, в составе к-рых - сотни отдельных элементов (в т. ч. образующих сложные панно), целиком покрывают стены и архитектурные формы, отражающие влияние ордерной декорации в ее барочном варианте. В их числе - палатная надстройка над св. вратами Московского подворья митрополитов Сарских и Подонских («Крутицкий теремок», архит. О. Д. Старцев, 1693-1694) и здание монетного двора (1697). В фасадных композициях на рубеже XVII и XVIII вв. снова появляются крупные составные иконы, прежде всего с образами евангелистов - известны в декорации комплекса храма св. Отцов семи Вселенских Соборов Данилова мон-ря; сохранились на главках придела во имя свт. Трифона Амафунтского в московской ц. Успения Божией Матери в Гончарах (1702), в надвратной ц. во имя прор. Иоанна Предтечи Солотчинского монастыря под Рязанью (1695-1698) (Анциферова. 2000). О степени развития рус. архитектурной К. XVII в. позволяют судить музейные коллекции (наиболее систематическая принадлежит МГОМЗ, в т. ч. изразцы разрушенных в 20-30-х гг. XX в. московских храмов, см.: Баранова. 2006. С. 50-51, 105, 123-126, 132-133).
Со 2-й пол. XVI в. в Московской Руси К. используют как украшение интерьера, особо выделяются в домах облицованные изразцами печи. На рубеже XVI и XVII вв. (Немцова. 1989; Она же. 1993) складывается устойчивая система изображений, отличающаяся разнообразием: классические архитектурные и растительные мотивы, геометрические и сюжетные композиции (напр., осада города, походы, охота), среди которых встречаются сцены на лит. сюжеты, в т. ч. с надписями (в основном из «Александрии»). Не позднее 2-й пол. XVII в. печные изразцы были широко распространены во мн. рус. городах (Псков и Вел. Новгород, Вел. Устюг, Ярославль, Н. Новгород и Балахна, Казань), где сложились собственные школы, а также в Сибири. Долго сохранялись традиции производства изразцов и в крупных мон-рях, напр. в Воскресенском Новоиерусалимском, где в нач. XVIII в. работали пленные шведские ремесленники, делавшие рельефные изразцы на сюжеты кн. «Символы и емблемата» (Symbola et emblemata. Amst., 1705; переизд.: Эмблемы и символы / Вступ. ст., коммент.: А. Е. Махов. М., 1995); производство изразцов в местной монастырской слободе сохраняло значение до сер. ХIХ в. Наряду с лубком сюжетные изразцы как своеобразная народная энциклопедия имели просветительское значение.
Сюжеты, техника, художественные особенности рус. фасадной и печной К. XVI-XVII вв. влияли на формирование рус. национального стиля в архитектуре (в т. ч. церковной) и прикладном искусстве с сер. XIX до нач. ХХ в., включая эксперименты мастерской в имении Мамонтовых Абрамцево и работы М. А. Врубеля. Была продолжена и традиция изготовления иконостасов из К. на заводе в с. Кузнецове (Конакове) Тверской губ., первые заказы к-рого (1895) предназначались для храмов в С.-Петербурге и для Новоафонского монастыря в Абхазии; сохранился иконостас в ц. Преображения Господня бывш. с. Саввина под Москвой (ныне в черте г. Железнодорожного). Художественная К. разнообразно использовалась в советской монументальной пропаганде (напр., архитектурные декорации и рельефы Московского метрополитена и высотных зданий). Возвращение к К. в иконном творчестве актуально для совр. мастеров, в т. ч. работающих по заказам Церкви: иконы в иконостасы ц. Покрова Пресв. Богородицы и Толгской иконы Божией Матери Высокопетровского монастыря в Москве (Г. В. Куприянов), ц. Св. Троицы на Каширском шоссе, Москва (Ю. В. Волкотруб); собора Зачатьевского (Алексеевского) мон-ря (А. Л. Удальцова); образы рус. святых и виды известных мон-рей России на иконах работы худож. А. В. Климкова. В кон. XX в. были воссозданы иконостасы из К. в соборе Воздвижения Креста Господня верхотурского Свято-Николаевского мон-ря (Баранова. 2006. С. 334-335).