[лат. cella, cellula; греч. κέλλα, κέλλη, κελλίον], жилище монаха. Древнелат. cella, производное от глагола celo (скрывать, утаивать), изначально обозначало каморку, чулан, тюремную камеру. В христианстве так могла называться небольшая часовня (cella memoriae, cella aeterna), построенная на кладбище в честь усопшего, святого (Leclercq H. Manuel d'archéologie chrétienne. P., 1907. Vol. 1. P. 89; Rossi G.-B., de. La Roma sotterranea christiana. R., 1864. Vol. 1. P. 96, 106; 1877. Vol. 3. P. 455), или небольшая церковь. Отсюда, в частности, происходит название группы донатистов «циркумцеллионы» (circumcelliones - «бродящие вокруг келий») (Deichmann. 1954. Sp. 943). Со времени распространения в Египте монашества (IV в.) этим словом стали обозначать места пребывания и аскетических подвигов пустынников (Coquin. 1991. P. 477; Bianco. 1992). Для монашеских жилищ наряду с грецизированным κέλλα употреблялось также слово μοναστήριον в первоначальном значении - «место уединения» (Eger. Itiner. 3. 1; 3. 4; 3. 6). В то же время мон-рем и К. могло называться и небольшое поселение монахов (Читти. 2007. С. 26, 32; Греческое «Житие Пахомия»: Версия G1 // Хосроев А. Л. Пахомий Великий: (Из ранней истории общежит. монашества в Египте). СПб.; Кишинев; П., 2004. C. 195). Окончательное смысловое разделение слов «келья» и «монастырь» произошло после IV в.
Ранние христ. егип. подвижники в кон. III - нач. IV в., уходя от мира в поисках уединения и молитвенного делания, селились в естественных и рукотворных пещерах, в старых гробницах, в заброшенных поселениях, в руинах языческих храмов и т. д. (см.: Badawy. 1953; Brakke. 2008). Основоположник егип. монашества прп. Антоний Великий в начале своего подвига поселился в шалаше на окраине родного селения, по мере же продвижения в пустыню, жил в гробнице, в заброшенном укреплении, в пещере (Athanas. Alex. Vita Antonii. 3, 8, 12; Hist. mon. Aeg. 24. 2). Некоторые монахи не оставались на месте и, перемещаясь по пустыне, ограничивались временным приютом (Достопамятные сказания. С. 47, 101-102; Palladius. Lausiac. 37. 1); подвижники могли жить и под открытым небом (свт. Иаков Нисибинский, прп. Марон, прп. Мария Египетская); однако большинство из них все же старались обустроить в пустыне жилище. В конструкции первых К. не было единообразия. Уже к сер. IV в. егип. монахи начали строить для себя не только примитивные шалаши, но и полноценные дома из глины, кирпича или камня. К. могли иметь вид обычной хижины с окнами и с деревянной дверью или чаще с плетеной циновкой, закрывающей вход (Реньё. 2008. С. 62). Вместе с тем К., особенно у отшельников, могли отличаться от привычного жилья. В случае строгого затворничества дверные проемы заделывались, подвижник не выходил из К. и общение с ним осуществлялось через небольшое окно. Так в своей К. безвыходно прожил более 30 лет прп. Иоанн Ликопольский (Palladius. Lausiac. 35). Нередко жилище отшельника не имело ни окон, ни дверей, т. е. подвижник был замурован в своей К. Для сообщения с внешним миром оставлялось лишь маленькое отверстие в стене. В такой К. сир. подвижник Акепсим провел 60 лет. Любой человек мог подойти к его К., однако он ни с кем не разговаривал. Пищу он принимал через отверстие в стене, к-рое было «просверлено не совершенно прямо, но сделано несколько извилистым, дабы любопытствующие не могли заглянуть внутрь» (Theodoret. Hist. rel. 15. 1). Нек-рые подвижники сооружали для себя весьма причудливые жилища, предназначенные больше для самоистязания, нежели для отдыха. В таких К. часто нельзя было выпрямиться или лечь (Ibid. 3; Evagr. Schol. Hist. eccl. I 21). Так, К. Фалалея Сирийского († ок. 460) представляла собой 2 старых колеса, скрепленных между собой неск. досками. Держалась эта конструкция в подвешенном состоянии на 3 вбитых в землю кольях, соединенных между собой. В этой К., напоминавшей клетку, подвижник провел 10 лет (Theodoret. Hist. rel. 28).
Даже когда монахи селились группами, как, напр., в Нитрии, Келлиях, Ските и др. егип. мон-рях, их жилища первоначально находились на значительном расстоянии одно от другого. По свидетельству Руфина, егип. монахи «обитают в пустыне, рассеянные и разделенные по кельям, но соединенные любовью. Разделяются жилищами для того, чтобы никакой звук, никакая встреча, никакой праздный разговор не возмущали наслаждающихся покоем безмолвия и священной сосредоточенности ума» (Rufin. Hist. mon. Praef.). В IV в. К., как правило, были небольшого размера и чаще однокомнатные (μονοκελλίον), однако с течением времени в связи с усложнением быта подвижников и с увеличением численности братии в известных монашеских центрах Египта конструкция К. стала усложняться. В монашеской лит-ре IV - нач. V в. упоминается «внутренняя», или «задняя», К. (Apopht. Patr. (Guy). II 18; Достопамятные сказания. С. 38 и др.), где монах спал и молился, тогда как в «передней» работал и принимал посетителей (Реньё. 2008. С. 61). К., в к-рой затворился прп. Иоанн Ликопольский, состояла из 3 комнат: «В одной комнате молился, в другой работал и принимал пищу, третья была назначена для телесных потребностей» (Palladius. Lausiac. 35. 1). «История египетских монахов» сообщает о нитрийском авве Аммонии, к-рый имел «особые кельи с двором и колодцем и всем, что нужно для хозяйства» (Hist. mon. Aeg. 20. 9). Раскопки, произведенные в предполагаемом районе Келлий, показали, что в VI-VII вв. такой тип К. был обычным: на огороженном стеной участке располагалось жилище монаха, состоявшее из неск. комнат и кухни, колодец, возможно, небольшой огород. Строились эти К., вероятно, квалифицированными мастерами и имели различные удобства, вплоть до гидравлических приспособлений и санитарных узлов (Le site monastique des Kellia, Basse-Égypte: Recherches des Années 1981-1983. Lovain, 1984. P. 21-27; Реньё. 2008. С. 64).
В связи с угрозой нападения кочевников или грабителей в монашеских поселениях возводили укрепление. В рассказе о мученичестве 49 монахов Скита упоминается башня, в к-рой спаслась часть иноков. Подобные набеги совершались в V и VI вв. Скорее всего в сер. VII в., после очередного разграбления, монастыри Скита были обнесены стенами, в пределах к-рых существуют поныне (Реньё. 2008. С. 64).
Внутреннее обустройство первоначальных К. было крайне скудным: тростниковая циновка, на к-рой аскет мог сидеть, лежать или ею же укрываться, элементарные предметы посуды (чаша, глиняный кувшин для воды) (Ioan. Cassian. De inst. coenob. 4. 13). Прп. Антоний Великий имел лишь рогожу, а спал часто на голой земле (Athanas. Alex. Vita Antonii. 7). В К. у монаха обычно были масляный светильник (см., напр.: Достопамятные сказания. С. 130), нож (Там же. С. 32) и др. необходимые для работы вещи. Чаще всего отшельники занимались плетением веревок, изготовлением корзин или циновок из тростника и пальмовых ветвей. Не все монахи имели одинаковый быт. В нек-рых К. мог быть очаг для приготовления пищи (Там же. С. 114); иные монахи, имея не одну К., весьма богато их обставляли, что, впрочем, воспринималось братией негативно (Ioan. Cassian. Collat. 1. 6; 4. 21; 9. 5).
Киновийная жизнь монахов, основателем к-рой является прп. Пахомий Великий, восходит к отшельничеству и усвоила присущие ему термины, благодаря чему, несмотря на исходное значение слов, монахом стали называть не только отшельника, но и киновита, а мон-рем - не только уединенную К., но и общежительную обитель (Читти. 2007. С. 33). В начальный период существования мон-ря Тавенниси (основан ок. 320-325) монахи жили в отдельных К. Иероним Стридонский в «Послании к Евстохии» писал, что «живут они раздельно, но в кельях, связанных друг с другом» (Hieron. Ep. 22. 35; Греческое «Житие Пахомия»: Версия G1 // Хосроев А. Л. Пахомий Великий. 2004. C. 228, 261, 283). 20 и более таких К. объединялись в т. н. дом (Читти. 2007. С. 51). Пахомиевы мон-ри в зависимости от количества подвизавшихся там монахов состояли из различного числа таких домов (Rousseau Ph. Pachomius: The Making of Community in Fourth-Century Egypt. Berkeley; L., 1985. P. 78-79). Новая форма организации жизни монахов, связанная с постоянным пребыванием в коллективе, потребовала введения особой внутриобщинной дисциплины. Так, без благословения братья не могли посещать К. друг друга: «И никто вообще, если на то нет приказа старшего, не смеет входить в келью другого» (Pachom. Praecepta. 112). Монах не имел права запираться в своей К.: «Никто не должен спать в закрытой келье, и никто не должен иметь комнаты, которую можно было бы закрыть…» (Ibid. 107). Из К. нельзя было выходить после вечерней молитвы и до общей утренней молитвы (Ibid. 126). К. могла состоять более чем из одной комнаты. Кроватей у монахов пахомиевских мон-рей не было; существует предположение, что спали они полулежа на специальном стуле с наклонной спинкой, подстелив циновку (Ibid. 87, 88; Coquin. 1991. Р. 477), укрывались также циновкой. В общежительном мон-ре монах мог иметь в К. только самые необходимые предметы, предусмотренные уставом и выданные назначенным монахом (Ibid. 81), такие как глиняный масляный светильник (Греческое «Житие Пахомия»: Версия G1 // Хосроев А. Л. Пахомий Великий. 2004. C. 268) или кувшин для воды (Pachom. Praecepta. 88, 125). Ко времени, когда мон-рь Тавенниси посетил Палладий (90-е гг. IV в.), из-за большого числа насельников в каждой К. жили уже по 3 монаха (Palladius. Lausiac. 32). По данным археологических раскопок, в VII-VIII вв. монахи жили по неск. человек не в отдельно стоящих К., а в комнатах одного большого здания. Двери всех К. выходили в общий коридор или во двор. По такому принципу были организованы и др. общежительные егип. мон-ри (Хосроев А. Л. Пахомий Великий. 2004. С. 111-112; Grossmann P., von. Christliche Architektur in Ägypten. Leiden; Boston; Köln, 2002. S. 274-275).
Своеобразный компромисс между отшельническим и киновийным типами устройства монашеской жизни представляли лавры, где отдельно стоящие К. были объединены в единое поселение, имеющее в центре церковь, а также трапезную, кухню и др. хозяйственные и адм. постройки. Живя по сути отшельнически и подвизаясь независимо друг от друга в будни и во время постов, монахи собирались в конце недели и в праздничные дни для совместного богослужения, общей трапезы и решения текущих бытовых вопросов, напр. продажи изделий, изготовленных ими. Монашеские поселения такого типа существовали и в Египте (напр., Келлии), однако название «лавра» возникло в Палестине. Первые лавры здесь были заложены основателем палестинского монашества прп. Харитоном Исповедником († ок. 350), впосл. известные лавры были основаны св. Евфимием Великим († 473) и прп. Саввой Освященным († 532). Раскопки Новой лавры (ок. 507) прп. Саввы проводились в 1981-1982 гг. Был обнаружен ее центр и хорошо сохранившиеся остатки более чем 40 К. в радиусе 500 м. Каждая из них имела, как правило, небольшое жилое помещение, цистерну для воды и садовый участок. Нек-рые цистерны были устроены под полом. К. в Новой лавре были небольшими и простыми по планировке. Площадь самой большой К. составляла 56,2 кв. м, а самой маленькой - 8,4 кв. м. К. в лавре Иеремии, основанной учеником прп. Саввы ок. 531/2 г., были столь же просты, как в Новой лавре, их площадь составляла ок. 15 кв. м. В Саввы Освященного лавре К. были больших размеров, вплоть до 100 кв. м, и состояли из пещерной части и пристройки. Такие К. могли быть не только одноэтажными, поскольку помещения надстраивались одно над другим на склоне горы (Hirschfield. 2001. Р. 325, 330, 333, 340-342). Лавра прп. Харитона была построена на высокой скале, занимала площадь ок. 54 тыс. кв. м и имела в центре огороженную стеной с 3 башнями треугольную киновию с церковью, кухней, трапезной, гостиницей и др. общественными постройками, а также К. для монахов, несших послушание в киновии. Остальные К. располагались вне стен киновии на значительном расстоянии друг от друга (ок. 35 м) для сохранения уединения, они были соединены между собой и с центром мон-ря узкими тропами, подчас прорубленными в скалах. Каждая из этих К. имела рядом участок земли и цистерну для воды; нек-рые из них были разделены на 2 комнаты. Средняя жилая площадь К. составляла 20 кв. м (Tzaferis. 2001. P. 319).
Со временем лавры стали трансформироваться в общежительные мон-ри, и к VIII в. разница между ними практически исчезла, а название «лавра» стало закрепляться за крупными мон-рями (Talbot A. M., Kazhdan A. Lavra // ODB. Vol. 2. P. 1190-1191).
В столичном Студийском мон-ре, вероятно, не было индивидуальных К., кроме К. игумена или старших монахов, остальные насельники спали в общих помещениях (κοιμητήριον) (см.: Theod. Stud. Iambi de var. arg. 20). Поведение в К. регламентировалось: «Если кто… переменит свое место в спальне или останется вне [ее] без разрешения игумена, тот должен быть отлучен на одну неделю» (Idem. Poen. monast. II 24 // PG. 99. Col. 1752). После повечерия монахам не дозволялось общаться и выходить из К. без крайней нужды. Это время предназначалось для келейной молитвы и сна (Доброклонский А. П. Прп. Феодор, исповедник и игумен Студийский. Од., 1913. Ч. 1. С. 520).
Студийский устав, а также монашеские традиции Св. Горы Афон оказали значительное влияние на становление раннего рус. монашества. Вместе с распространением христианства в Киевской Руси появились и основные формы монашества: общежительная, отшельническая, келлиотская. В течение неск. веков визант. аскетическая традиция была приспособлена к новым географическим, климатическим и социокультурным условиям. Первые монастыри не были стихийными образованиями, они создавались ктиторами, обычно князьями, к-рые на свои средства строили и содержали обители и сохраняли над ними власть. Креститель Руси св. вел. кн. Владимир Святославич (978-1015) и его ближайшие преемники основали целый ряд монастырей (Синицына Н. В. Русское монашество и монастыри. X-XVII вв. // ПЭ. 2000. Т.: РПЦ. С. 305-306). Подобные мон-ри скорее всего не имели строгого внутреннего устава, являясь своего рода святынями семьи ктитора, часто были княжескими или боярскими родовыми усыпальницами, местом пребывания представителей рода в старости. Зачисление в мон-рь в X-XI вв. и образ жизни в нем зависели, вероятно, от вклада, к-рый был готов внести новый насельник. Об этом упоминается в Житии прп. Феодосия Печерского в рассказе о том, как он, желая стать монахом, обходил киевские обители, но не мог найти себе места по причине бедности и незнатного происхождения (Успенский сборник XII-XIII вв. / Ред.: С. И. Котков. М., 1971. С. 79-80). Немного было мон-рей, основанных самими монахами. Летописец замечает: «Мнози бо манастыри от цесарь, и от бояр, и от богатьства поставлени, но не суть таци, каци суть поставлена слезами, пощеньем, молитвою, бденьем» (ПВЛ. Ч. 1. С. 69). В первом крупном рус. мон-ре - Киево-Печерском изначально, когда вместе с прп. Антонием подвизалось лишь 12 монахов, их К., так же как и монастырская церковь, находились под землей - в пещере (Успенский сборник XII-XIII вв. М., 1971. С. 86; см. ст. Киево-Печерская лавра в честь Успения Пресвятой Богородицы). Пещерные мон-ри в дальнейшем получили широкое распространение в России. Среди известных обителей, имеющих пещерную часть,- нижегородский Печерский в честь Вознесения Господня муж. мон-рь (1328 или 1330), Псково-Печерский в честь Успения Пресв. Богородицы муж. мон-рь (ок. 1470), Саровская в честь Успения Пресв. Богородицы муж. пустынь (нач. XVIII в.), Гефсиманский в честь Черниговской иконы Божией Матери муж. скит Троице-Сергиевой лавры (1844) и др.
В 1062 г., при преемнике прп. Антония прп. Феодосии Печерском, когда число братии Киево-Печерского мон-ря достигло 100 чел., были возведены надземная ц. Успения Пресв. Богородицы, многочисленные братские К. и ограда. В монастыре был введен студийский общежительный устав. Киево-Печерский мон-рь стал первым известным рус. мон-рем, организованным на основании общежительства. По правилам монашеской жизни прп. Феодосия инокам не позволялось держать в К. пищу, одежду, кроме положенной уставом, и к.-л. личное имущество. Келейные занятия состояли из молитвы, чтения и рукоделия. После повечерия инокам было запрещено посещать друг друга. Прп. Феодосий каждую ночь обходил все К., следя за соблюдением благочиния (Макарий. История РЦ. Кн. 2. С. 185). Идеал личной бедности и строгой дисциплины сохранялся в традиции рус. общежительных мон-рей и зафиксирован в различных уставах или духовных завещаниях известных основателей обителей, таких как прп. Иосиф Волоцкий, свт. Дионисий Суздальский, прп. Кирилл Белозерский (Там же. Кн. 3. С. 137-138). В одном из первых документов этого типа, правилах монашеской жизни, составленных, вероятно, прп. Афанасием Высоцким Старшим в 1381 г., говорится: «И ничто же имей в кельи, не сбирай тайных имений... но делай рукоделье монастырю на потребу... и делай рукоделье не сребролюбно, елико точью тело свое питаеши, а инем не стяжай» (ГИМ. Син. № 193. Л. 220; Клосс. 2002. С. 63-65).
Наряду с общежительным в рус. обителях XII-XV вв. был распространен т. н. особножительный устав (см. в ст. Особножительный монастырь), при к-ром каждый монах самостоятельно заботился как о своей К. и материальном положении, так и об аскетическом делании (Макарий. История РЦ. Кн. 3. С. 136). Вместе монахи собирались за богослужением и имели единого духовного руководителя. Напр., к «особь сущим» относился московский в честь Богоявления муж. мон-рь. Троицкая обитель прп. Сергия Радонежского в первый период своего существования (до введения общежительного устава в 50-х гг. XIV в.) была особножительной. Преподобный не возбранял желающим совместного подвига и наставления селиться рядом с ним. Новоприходящий насельник мог один или при помощи братьев строить для себя К. в мон-ре (Там же. С. 111).
Помимо особножительных мон-рей, имевших ясный статус и внутреннюю организацию, существовали и менее упорядоченные формы «особных» монашеских поселений: скиты, пустыни, погосты, отходные К. и др. (Синицына. 2002. С. 116). В кон. XIV - нач. XV в. на Руси получил распространение Скитский устав, предназначенный «на внешней стране пребывающим иноком», т. е. подвизающимся вне монастыря, в скитах и пустынях, где «каждый только в своей келье бодрствует и печется о себе и о своем правиле» (Фрагменты Скитского устава (по ркп. РГБ. Погод. 876) // Монашество и мон-ри в России, XI-XX вв.: Ист. очерки / Отв. ред.: Н. В. Синицына. М., 2002. С. 160). В практике скитского жительства была предпринята попытка воспроизвести в рус. условиях тип келейного устройства древних Скита и Келлий. Так, напр., в Сорском скиту К. были расположены на таком расстоянии одна от другой, чтобы иноки могли видеть не более одной К., но не могли слышать друг друга, дабы не рассеивалось их внимание. Для большей изоляции К. строились не на открытой площадке, а среди леса. В К. жили поодиночке. В соответствии со Скитским уставом братья собирались вместе в церкви дважды в неделю - в воскресенье и в среду. В остальное время каждый инок молился келейно и трудился, чтобы заработать себе на пропитание. Одним из существенных отличий скитского жительства от общежития было то, что в скиту монах должен был обеспечивать себя своим трудом или жить на пожертвования; в особножительных монастырях, владевших землей с крестьянами, монахи имели долю в общемонастырском доходе. В скиту не совершались пострижения в монашество, принимались лишь те, кто уже имели опыт жизни в киновии. Каждый приходивший монах мог поставить свою или купить существующую К., в случае ухода из обители он не мог продать или передать ее кому-либо, К. оставалась в распоряжении братии (см.: Романенко Е. В. Нил Сорский и традиции рус. монашества: Нило-Сорский скит как уникальное явление монастырской культуры Руси XV-XVII вв. // Ист. вестн. 1999. № 3/4. С. 89-152). Обычная К. в скиту представляла собой небольшую избу. Отапливалась такая К. по-черному. Внутреннее убранство было скудное. Обязательным был иконостас, перед к-рым совершалось протяженное келейное правило с каждением (Она же. Повседневная жизнь русского средневекового монастыря. М., 2002. С. 272-277; Макарий. История РЦ. Кн. 4(1). С. 250).
Распространенной практикой, которая нашла отражение в житийной лит-ре, был уход за ограду общежительного мон-ря для аскетических подвигов. Место уединения, «отходная келья», могло располагаться недалеко от обители либо в глухой и безлюдной «пустыне». Многочисленные пустыни нередко становились впосл. мон-рями, некоторые из них сохранили слово «пустынь» в названии (Карбасова, Руди. 2011. С. 225). Цель пребывания подвижника в «отходной келье» - безмолвие и общение с Богом, как об этом говорит Житие Павла Обнорского: «Бе святый любя зело молчание, темже въ отходной своей келии пребываше въ безмолвии, всех земныхъ вещей и человеческаго съвокуплениа отлучаяся, исхождаше от братии, единь затворяяся, любя и желая конечное безмолвие, и упражняшеся въ молитвах и слезах выну» (Жития Павла Обнорского и Сергия Нуромского: Тексты и словоуказ. / Сост.: И. В. Азарова и др.; под ред. А. С. Герда. СПб., 2005. С. 93; Карбасова, Руди. 2011. С. 230). Характерным примером такого рода К. являются ближняя и дальняя «пустыньки» прп. Серафима Саровского. В дальней «пустыньке», находившейся в неск. километрах от Саровской обители, в к-рой был пострижен святой, он прожил с 1794 по 1810 г. С пребыванием в этой К. связаны известные эпизоды жизни прп. Серафима, такие как 3-летнее стояние на камне, нападение на него разбойников. В ближнюю «пустыньку» преподобный в 1825-1826 гг. ежедневно приходил из Саровской обители для уединения и молитвы (Серафим (Чичагов), архим. Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря. М., 2002. С. 193). После кончины святого обе его К. из «пустынек» как реликвии были перенесены в Серафимов Дивеевский во имя Святой Троицы женский монастырь.
Со 2-й пол. XVII в. в связи с борьбой с расколом пустынножительство не поощрялось. Начиная с правления имп. Петра I, гос-во стремилось контролировать все формы монашеской жизни. Постановлением, содержащимся в «Прибавлении к Духовному регламенту» 1722 г., строго запрещалось строительство «скитов пустынных»; отшельники-одиночки стали подвергаться гонениям как со стороны гос-ва, так и со стороны монастырских властей. Появилась тенденция к укрупнению мон-рей. «Прибавление...» запрещало игуменам держать в обителях «затворников-ханжей». После смерти монаха его К. и др. имущество переходило во владение мон-ря. Новый монастырский порядок исключал любые возможности самовольного отшельничества. Монастырский приказ был обязан разыскивать беглых и бродячих монахов и заковывать в кандалы.
Гос. финансирование монастырей и введение монастырских штатов, ставшие результатом секуляризации церковных имуществ, проведенной имп. Екатериной II, существенно изменили строй монашеской жизни. К нач. XIX в. преобладали особножительные мон-ри (Смолич И. К. Русское монашество. М., 1997. С. 288). Вновь поступавший насельник либо обеспечивался К. мон-рем бесплатно или за определенный взнос, либо должен был строить К. за свой счет (см., напр.: Игнатий (Брянчанинов), свт. Письмо к девице Анне Дементьевне // Полное собрание творений. М., 2007. Т. 8. С. 157). В крупных штатных мон-рях К., как правило, находились в общих корпусах. Кроме общей трапезы, все необходимое для жизни монахи должны были покупать самостоятельно (Смолич И. К. Русское монашество. 1997. С. 288). Доходы в таких мон-рях разделялись на общемонастырские, братские - для всей братии и поручные - принадлежавшие каждому монаху. Монах имел право на личное имущество в К. и денежные сбережения помимо монастырской казны. Только к нач. XX в. практика особножительства уступила общежительному уставу (Федоров В. А. Монастыри и монашество (1700-1998): Гос-во и монастыри при Петре I и его преемниках (1700-1762) // ПЭ. 2000. Т.: РПЦ. С. 331).
Формирование монашества как института в зап. части Римской империи традиционно относят к кон. IV в. Первые отшельники Запада старались подражать в образе жизни анахоретам египетской пустыни, в первую очередь прп. Антонию Великому. Его Житие, написанное свт. Афанасием Александрийским, было адресовано «к монахам, пребывающим в чужих странах», т. е. к зап. аскетам, с которыми свт. Афанасий познакомился во время изгнания (Athanas. Alex. Vita Antonii. Prologus // SC. N 400. P. 124). Латинский перевод Жития был сделан в Египте еще при жизни свт. Афанасия. Переводчик не употреблял слов cella, cellula и monasterium в смысле индивидуальной К. Жилища прп. Антония названы общими или описательными терминами: singularis sua mansio (его уединенное пристанище), in quo habitabat (место, в котором он обитал), loca (места), domus (дом), locum monachorum (местопребывание монахов) (Vogüé A., de. Histoire littéraire du mouvement monastique dans l'Antiquité. P., 1991. Vol. 1. P. 18). В письмах блж. Иеронима Стридонского употребление cellula в смысле К. носит устойчивый характер: так называется и К. самого блж. Иеронима (Hieron. Ep. 22. 7 // CSEL. 54. P. 152-154), и жилища египетских отшельников (Ibid. 22. 33 // Ibid. P. 195-196).
Свт. Мартин Турский († 397), основатель первых мон-рей в Галлии (Лигюже, близ Пуатье; Мармутье, Тур), жил в хижине из досок. Его ученики, селившиеся поблизости, использовали в качестве К. пещеры в скалах (Sulp. Sev. Vit. Mart. 10 // PL. 20. Col. 166). Свт. Евхерий, еп. г. Лугдун (ныне Лион, Франция) († ок. 450), восхваляет св. старцев, первых монахов Леринского монастыря, к-рые, построив отдельные К. (divisis cellulis), ввели в Галлии традиции египетского монашества (Eucher. Lugd. De laude heremi // PL. 50. Col. 711). Испан. церковный писатель Вахиарий (V в.) в соч. «О падшем», написанном предположительно вскоре после 411 г., говорит о маленькой и тесной монашеской К. (cellula monasterii parua vel modica), в к-рую должен быть заключен в качестве наказания один согрешивший диакон (Bachiarius. De lapso. 15 // PL. 20. Col. 1054). Вероятно, речь здесь идет об отшельнической К., а не о комнате в общежительном мон-ре. К. первых мон-рей в горах Юра (Вост. Франция) также представляли собой отдельно стоявшие сооружения (иногда 2-этажные), возможно сделанные из досок (Vita Patrum Iurensium. I 3; III 18 // MGH. Scr. Mer. T. 3. P. 133, 146). В Житии свт. Илария Арелатского († 449) упоминается об индивидуальных совмещенных К. (cellae coniunctae), расположенных под одной крышей (S. Hilarii Arelatensis vita. 20 // PL. 50. Col. 1236). Благодаря прп. Иоанну Кассиану Римлянину галльские монахи были знакомы с принятым на Востоке правилом не покидать без необходимости К. и с отрицательными примерами нарушения этого правила (Ioan. Cassian. De inst. coenob. 10. 2-6 // SC. N 109. P. 384-392; Idem. Collat. 24. 5 // SC. N 64. P. 174-176). Тем не менее существовала практика странничества. Сульпиций Север говорит о бродячих анахоретах, к-рые в принципе не считали для себя необходимым жить на одном месте (Sulp. Sev. Dial. I 15-17 // PL. 20. Col. 193-195).
В Бретани, Ирландии и Шотландии сохранились руины монастырей VII-IX вв. Судя по данным археологии, почти все они представляли собой ряд изолированных К., расположенных вокруг небольшой церкви и обнесенных каменной оградой. По мнению ряда исследователей, некоторые из таких монастырских комплексов изначально были сооружены язычниками и являлись остатками древних крепостей. Монахи лишь приспособили их для своих нужд (Brown G. B. The Arts in Early England. L., 1903. Vol. 2. P. 20). С внешней стороны типичная К. ирл. монахов имела круглую, иногда овальную форму. Примером может служить К. VII в. на о-ве Инишмарри (у сев.-зап. побережья о-ва Ирландия), построенная с использованием т. н. циклопической кладки, т. е. сложенная из камней разного размера без связующего раствора. Она имеет круглую форму (внутренний диаметр 3,96 м) и достигает в высоту 4,26 м, небольшое окно служило для вентиляции и в качестве дымоотвода (см.: Heraughty P. Inishmurray: Ancient Monastic Island. Dublin, 1982). Сохранились монашеские К. IX в. на о-ве Скеллиг-Майкл (у юго-зап. побережья о-ва Ирландия), расположенные на крутом скалистом утесе. Монастырский комплекс состоит из церкви и 8 К., 7 из к-рых внутри имеют прямоугольную форму и, по-видимому, служили жилищем. Восьмая К., круглая внутри, с крестом над входом, вероятно, была еще одним помещением для молитвы (Horn W., Marshall J. W., Rourke G. D. The Forgotten Hermitage of Skellig Michael. Berkeley, 1990). Сооружения подобного типа, именуемые обычно «хижинами-ульями» (англ. beehive hut; ирл. clochán), широко распространены в Юго-Зап. Ирландии (более 400). Вопрос об их происхождении остается открытым. Нек-рые из них были монашескими К., по поводу предназначения других высказываются различные мнения (погребальные часовни, небольшие церкви, хозяйственные помещения). Первые письменные упоминания о хижинах, сложенных из камней, встречаются в памятниках средневек. ирл. права, в частности в поэме VII-VIII вв. «Críth Gablach» (Разветвленное приобретение), посвященной вопросам статуса людей внутри племени (Binchy D. A. An Archaic Legal Poem // Celtica. Dublin, 1971. Vol. 9. P. 152-168). Согласно распространенному мнению, к-рое не подтверждается источниками, каменные хижины начали строить еще в V в. ученики св. Патрикия Ирландского. Форма этих хижин повлияла на более поздние сооружения культового предназначения, такие, напр., как ораторий Галларус (X-XII вв.), расположенный на зап. оконечности п-ова Дингл, в ирл. графстве Керри. Ораторий представляет собой простое здание, сложенное из отесанных камней, с острой крышей, со входом в зап. части и с окном в восточной. По поводу назначения этого здания ведутся споры. Схожую по архитектуре форму имели К. монастырей на п-ове Бретань (Франция) и на близлежащих островах. Многие из монахов были ирландцами по происхождению и заимствовали архитектурные особенности распространенных в Ирландии «хижин-ульев». На о-ве Моде сохранилась одна из таких К., построенная предположительно в VI в. прп. Маудетом, ирландцем по происхождению, основавшим здесь монастырь. В VII в. подобного рода К. существовали в Англии и были также построены по типу «хижин-ульев», как это следует из хроники монастыря Абингдон (близ Оксфорда, Англия) (Chronicon monasterii de Abingdon / Ed. J. Stevenson. L., 1858. Vol. 2. P. 272).
В VI в. отношение к индивидуальной К. на Западе изменилось. Прп. Венедикт Нурсийский († 547) ввел новый устав для основанных им общежительных монастырей. Согласно этому уставу, проживание в личной К. не допускалось (Reg. Ben. 22 // SC. N 182. P. 540-542). Монахи должны были все время находиться под наблюдением аббата и монаха-надзирателя, поэтому все ночевали в общем спальном зале - дормитории (слово dormitorium, ставшее общеупотребительным для обозначения общих спален в мон-рях, было введено в VII в. в Уставе св. Фруктуоза, еп. Браги (S. Fructuosi Bracarensis episcopi Regula monachorum. 3 // PL. 87. Col. 1100); в др. источниках такие спальни могли называться schola, conclavi, locus dormientium, xenodochium, mansio, mausurium, atrium lectorum, locus, cella). Прп. Венедикт не был изобретателем такой формы организации монашеского быта: общие спальни появились до него в мон-рях в горах Юра. Так, прп. Евгенд († ок. 510), настоятель мон-ря Кондадискон (Кондат; на месте совр. г. Сен-Клод), после происшедшего в обители пожара ужесточил принципы общежительства. При восстановлении монастыря вместо множества К., «отвергнув пример восточных архимандритов» (refutato archimandritarum orientalium instari), т. е. вразрез с общепринятой в Галлии традицией, был построен общий дормиторий (xenodochium) (Vita Patrum Iurensium. III 21 // MGH. Scr. Mer. T. 3. P. 168). В Уставе прп. Венедикта словом cella могли называться разные части монастырских зданий в соответствии с их назначением: cella languentium (спальня), cella vescentium (трапезная), cella hospitum (помещение для гостей), cellae novitiorum (кельи послушников). В современном прп. Венедикту уставе Regula Magistri (VI в.) монахам предписывалось ночевать в общей комнате под надзором настоятеля. Каждый монах должен спать, не раздеваясь и даже не снимая пояса, в отдельной кровати (Reg. Magistr. 11. 108-121 // SC. N 106. P. 30-32). Устав прп. Венедикта зависел от Regula Magistri, в нем повторены в сокращенном виде требования к надзирателю дормитория и добавлены некоторые предписания относительно помещения и его освещения. В случае если братия слишком многочисленна, устав позволяет разделить комнату на неск. помещений и поручить надзор за каждым из них отдельному надзирателю. Согласно Regula Magistri, в темное время суток спальня должна быть освещена светом лампады, достаточным для чтения. Дабы оградить монахов от искушений, прп. Венедикт предписывал, чтобы в спальне лампада горела до утра, а монахи даже ночью находились бы на виду друг у друга и у надзирателя. Кровати молодых монахов не могли стоять рядом, но должны были чередоваться с кроватями пожилых. Устав не допускает также, чтобы монах проводил ночь в К. один или вместе с 2-3 монахами.
А. де Вогюэ предположил, что отказ от индивидуальных К. начался в кон. V в. в среде галльского монашества (Vogüé A., de. «Comment les moines dormiront»: Commentaire d'un chapître de la Règle de Saint Benoît // StMon. 1965. Vol. 7. P. 46-48). Введение общей спальни явилось средством усиления надзора настоятеля за жизнью монахов и взаимного контроля братии друг за другом. Одной из причин отказа от К. явилась борьба настоятелей галльских монастырей с любостяжательностью монахов. Правило свт. Кесария Арелатского запрещает монахам иметь индивидуальную К., шкаф и вообще что-либо, что можно запереть на ключ (cellam peculiarem aut armariolum vel quamlibet clausuram nullus habeat - Caes. Arel. Reg. ad monach. 3 // PL. 67. Col. 1099). Дормитории зап. мон-рей принципиально отличались от т. н. домов в киновиях прп. Пахомия, в к-рых монахи, хотя и жили в общем помещении, имели тем не менее отдельные комнаты и уделяли большое внимание уединенной молитве. Дормитории в зап. смысле появились на Востоке лишь в VI в. Новелла имп. св. Юстиниана I от 17 марта 535 г. предписывала столичным мон-рям иметь не только общую трапезную, но и общий дормиторий, где каждый монах имел бы собственную кровать (Novell. Just. 5. 3 // CJC. Vol. 3. P. 31). Реформа, предпринятая Юстинианом, видимо, сначала не нашла отклика в монашеской среде, поэтому император был вынужден снова обратить внимание на эту норму. Новеллы от 16 марта 539 г. и от 1 мая 546 г. запретили монахам общежительных мон-рей иметь индивидуальные К. Исключение составляли лишь отшельники, старцы и больные. Монахи должны были по очереди дежурить ночью в спальне, наблюдая за порядком (Ibid. 133. Praef. 1; 123. 36 // Ibid. P. 666-667, 619-620). Дж. Чапман высказал предположение, что источником новелл Юстиниана послужил Устав прп. Венедикта (Chapman J. Saint Benedict and the Sixth Century. N. Y.; L., 1929. P. 57-74). У Вогюэ противоположная т. зр., он считал, что прп. Венедикт заимствовал нормы имп. новелл (Vogüé A., de. Comment les moines dormiront // StMon. 1965. Vol. 7. P. 57). В ближайшие десятилетия после смерти прп. Венедикта правила относительно дормитория были приняты лишь в нек-рых мон-рях. Устав св. Ферреола, еп. Юзесского († 581), предписывал: «Не подобает кому-либо из монахов, кроме аббата, иметь индивидуальную келью, чтобы там отдыхать или для каких бы то ни было иных целей» (S. Ferreoli Ucetiensis episcopi Regula ad monachos. 16 // PL. 66. Col. 965). II Турский Собор (567) также настаивал на том, чтобы в мон-рях были устроены общие спальни с индивидуальными кроватями для монахов (Concilium Turonicum secundum. 14 // Canones Apostolorum et conciliorum saeculorum IV, V, VI, VII / Ed. H. Th. Bruns. Berolini, 1839. Vol. 1(2). P. 228). В это время в Италии и Ирландии монахи жили в индивидуальных К., следуя традиции вост. мон-рей. «Восточное правило» воспроизводит без изменений нормы пахомианских монастырей относительно К. (Regula Orientalis. 4, 7, 8, 10 // PL. 103. Col. 478). Лишь в сер. VII в. правила прп. Венедикта получили большое распространение. Уставы прп. Доната Безансонского и Вальдеберта Люксёйского (VII в.), написанные для жен. мон-рей, предполагали наличие в мон-ре общего дормитория (S. Donati Vesiontionensis episcopi Regula ad virgines. 11 // PL. 87. Col. 279; Waldebertus. Regula ad virgines. 14 // PL. 88. Col. 1065). Примерно в это же время бенедиктинские нормы относительно дормитория были приняты в первых испан. общежительных мон-рях, как это следует из Уставов святых Исидора Севильского († 636) и Фруктуоза, еп. Браги (Isid. Hisp. Regula monachorum. 5 // PL. 103. Col. 560; S. Fructuosi Bracarensis episcopi Regula monachorum. 3 // PL. 87. Col. 1100).
В средние века Устав прп. Венедикта оказал значительное влияние на др. монашеские уставы. Не только ордены, непосредственно происшедшие от бенедиктинского (валломброзиане, цистерцианцы, трапписты и др.), но и др. монашеские конгрегации с общежительным уставом (францисканцы, доминиканцы и др.) использовали дормитории вместо индивидуальных К. Монахи спали в больших залах на полу, покрытом соломой, или на кроватях. В К. жили только аббаты нек-рых мон-рей. Иногда дормитории разгораживали на отдельные спальные места завесами или деревянными стенами. В отдельных К. жили отшельники и затворники. Индивидуальные К. были характерны для орденов с отшельническим и полуотшельническим уставом, в которых большое значение придавалось уединению и личной молитве (камальдулов и особенно картузианцев). В главном мон-ре картузианцев, Ла-Гранд-Шартрёз (Франция), соблюдается устав, предполагающий почти постоянное уединение и молчание. Каждый монах живет в своей К., состоящей из неск. помещений: небольшой галереи для прогулок, маленького садика, сарая, мастерской и жилой комнаты. Вместе члены общины собираются только для 3 ежедневных богослужений (утреня, месса и вечерня), прочее время они проводят в К., к-рую нельзя покидать без разрешения настоятеля. Правилам поведения в К. посвящен ряд картузианских произведений: 6 глав «Устава картузианцев», написанного Гвиго I, пятым приором Ла-Гранд-Шартрёз (Guigonis Cartusiae maioris prioris V. Consuetudines. 28-31, 57 // PL. 153. Col. 693-703, 737-739), «Письмо картузианцам Мон-Дьё» Вильгельма из Сен-Тьерри (Epistola ad fratres de Monte Dei // PL. 184. Col. 325-326), трактат Адама Картузианца «О четырехчастном упражнении в келье» (De quadripertito exercitio cellae // PL. 153. Col. 799-884). В этих произведениях К. восхваляется как центр жизни картузианского монаха. Вне К. монах должен чувствовать себя как рыба на суше. К.- это место молитвы, работы, чтения, а также, за исключением неск. дней в году, место приема пищи.
Начиная с XIII в. отдельные К. появляются у регулярных каноников (штатных священнослужителей кафедрального собора, состоящих членами капитула и соблюдающих общий устав). Примерно с XVI в. обособленные спальные помещения для монахов были устроены в общежительных монастырях, в т. ч. бенедиктинских. Дормитории существуют в большинстве монастырей ордена траппистов, строго следующих Уставу прп. Венедикта.
К. для монаха не является только более или менее удобным жилищем, но составляет неотъемлемый элемент монашеского подвига. Пребывание в К. с самого зарождения монашества осознавалось как часть аскетической практики: «...бегай людей, сиди в келье своей, оплакивай свои грехи, не люби речей людских - и спасешься» (Достопамятные сказания. С. 113). В монашеской лит-ре сложилось своеобразное аскетическое богословие «сидения» в К. (Реньё. 2008. С. 95). В одном из характерных эпизодов, запечатленных в апофтегмах, на вопрошание некоего брата авва ответил: «Пойди и сиди в своей келье; келья твоя всему тебя научит» (Достопамятные сказания. С. 114). Монашеская жизнь начинается с дисциплины и самоконтроля, «...пребывание в келье приводит жизнь монаха в должный порядок» (Там же. С. 19). Проводя большую часть времени в уединении за молитвой, чтением книг и ручной работой, подвижник минимизирует внешние впечатления и погружается во внутренний мир своих помыслов, достижение контроля над к-рыми составляет цель «сидения» в К. «Если сидишь в келье своей, приучай сердце свое упорядочивать помыслы,- пишет Стефан Фиваидский.- Сидя в келье своей, не блуждай [в мыслях] вне ее, но блюди трезвение в себе - научись тому, как следует пребывать в келье своей. Не будь подобным скоту, которого гонят, но будь подобен человеку, гонящему скот. Сидя в келье своей, имей хранение [сердца]. Не допускай того, чтобы одно только тело твое сидело в келье, а душа находилась в Египте; не уподобляйся людям, пребывающим в пустыне, но [душой] обитающим в Египте. Наоборот, затвори тело свое и запри [лукавые] помыслы свои, чтобы стяжать тебе благочестивое помышление» (Стефан Фиваидский. Аскетическое слово. 43, 104 // Творения древних отцов-подвижников / Пер., вступит. ст., коммент.: А. И. Сидоров. М., 20122. C. 272, 287). Главное дело в К.- молитва, непрестанная и усердная. Воспевая своего Владыку день и ночь в продолжение мн. лет, подвижник, по словам свт. Василия Великого, подражает херувимам (Basil. Magn. Exhort. ad renuntiat // PG. 31. Col. 648) и в этом смысле может быть причислен к ангельскому лику.
«Сидение» в К.- особое искусство: «...иной человек сто лет живет в келье и не может научиться, как должно жить в келье» (Достопамятные сказания. С. 147), а также великий дар от Бога: «Сидя в келье, призывай [постоянно] Бога, чтобы послал Он тебе дар кельи (τό χάρισμα τοῦ κελλίου), ибо велик сей дар» (Стефан Фиваидский. Аскетическое слово. 46 // Творения древних отцов-подвижников. 2012. C. 273). К. для монаха - это место встречи с Богом, здесь он собирает свое духовное богатство: сосредоточенность ума, самопознание, сокрушение и плач о грехах, памятование смерти, молитву и богомыслие. Наконец, в К. аскет погружается в духовное безмолвие (исихию): «Безмолвие состоит в том, чтобы пребывать в келье с ведением и страхом Божиим, удаляясь от памятозлобия и высокомерия. Такое безмолвие есть матерь всех добродетелей и охраняет монаха от раскаленных стрел врага, не позволяя им ранить его» (Apopht. Patr. (Guy). II 35 // SC. N 387. P. 142-144). Напротив, выход из К. и связанное с ним вынужденное или добровольное рассеяние ума обедняют монаха, лишают его накопленного. «Сын [мой]! Когда выходишь из кельи своей, храни сердце свое, чтобы не было унесено [ветром] наполненное [грузом] судно твое и чтобы ты смог благополучно разгрузить его [в безопасной гавани]» (Стефан Фиваидский. Аскетическое слово. 48 // Творения древних отцов-подвижников. 2012. C. 273). Выход из К. воспринимается усердным монахом как испытание, как выход из убежища в мир, где его подстерегают различные опасности. Свт. Василий Великий пишет: «Только вышел ты из кельи, оставляешь уже воздержность, погружаешься в мир, встречаешь жену-блудницу, которая, очаровав твой слух обольстительными словами, твои взоры - красотою лица, твой вкус - лакомствами и яствами, как бы на уде, приведет к себе… А если при Божией помощи и возможешь избежать ее сетей, то хотя возвратишься в келью, однако уже не таким, каким вышел, но расслабленным и болезненным… Поэтому если случится тебе по какому-нибудь обстоятельству выйти из кельи, то, облекшись в броню страха Божия, утвердив на руке, подобно щиту, любовь Христову и воздержанием во всем преодолев приражения похотей, тотчас по исправлении нужды иди назад, нимало не замедляя, но на быстрых крыльях возвращаясь, подобно невинной голубице спасаясь в ковчег, из которого ты послан, и неся в устах милости Христовы, и таким образом убеждая внутренние свои помыслы, что на всяком другом месте недоступно для тебя спасительное упокоение» (Basil. Magn. Exhort. ad renuntiat. // PG. 31. Col. 636-637; ср.: Ioan. Cassian. Collat. 6. 15).
В святоотеческих наставлениях относительно выходов из К. содержится и неск. иная мысль. Пребывание в К. и вне ее составляет как бы 2 грани жизни монаха: «сидение» в К. является подготовкой души к выходу к людям, а нахождение вне К., среди искушений, обнаруживает неискорененные страсти и слабые стороны аскета. Об этом пишет авва Дорофей: «Отцы говорят, что в духовной жизни пребывать в келье есть половина и посещать старцев также половина… когда он (монах.- П. Д.) пребывает в келье, он молится, поучается [в Писании], занимается немного рукоделием и, по силе своей, печется о помыслах своих. Когда же идет куда-нибудь, он замечает [за собою] и рассматривает свое устроение: получает ли он пользу от встречи с братиями или нет и может ли без вреда возвратиться в свою келью, и если видит, что он в чем-либо потерпел вред, то познает из сего свою немощь... возвращается в свою келью, каясь, плача и молясь Богу... Потом опять идет к людям и наблюдает за собою... Так должны поступать и мы и для этого посещать [других], а когда возвращаемся в кельи наши, должны испытывать себя и узнавать, от чего мы получили пользу или от чего вред» (Doroth. Ep. 1). По словам прп. Иоанна Лествичника, как бы ни был велик подвиг пребывания в К. и терпения телесных и духовных трудностей, еще большим подвигом является способность сохранять среди молвы и шума «неподвижное сердце» и, внешне пребывая в обществе людей, внутренне оставаться наедине с Богом (Ioan. Climacus. Ad Pastor. 9).
Испытания подстерегают инока не только вне, но и внутри К. Более того, по мнению прп. Варсонофия Великого, без искушений и скорбей пребывание в К. не принесет пользы (Barsan. Quaest. 65). Нахождению в К. препятствуют как обычные слабости человеческой природы, так и собственные страсти вкупе с нападениями демонов. Выдержать безвыходное пребывание в К. чрезвычайно тяжело, это под силу лишь очень терпеливым людям: «Терпеливый муж прежде смерти умер, келью сделав для себя гробом» (Ioan. Climacus. Scala. 27. 70). Диавол также всячески старается выгнать монаха из К. Он внушает различные помыслы, смысл к-рых в одном - выйти из К. или уйти совсем под любым предлогом (см., напр.: Barsan. Quaest. 7). Однако опытный аскет отвергает прилоги именем Божиим: «Один старец рассказал нам следующее об авве Стефане, пресвитере лавры Илиотской. Однажды сидел он в своей келье и диавол внушил ему мысль: «Уйди отсюда, здесь ты не получишь пользы». «Не послушаюсь тебя,- отвечал старец,- я знаю, кто ты. Ты не хочешь видеть спасения кого-либо, но Христос, Сын Бога живого, сокрушит тебя»» (Ioan. Mosch. Prat. spirit. 62). Монаху, к-рый еще не в силах распознавать помыслы на ранней стадии их появления, прп. Варсонофий Великий советует: «Старайся… для ничтожных дел не выходить из кельи, ибо это демонская хитрость» (Barsan. Quaest. 18).
В К. диавол нападает на монаха в снах и видениях, стремясь запугать подвижника, ввести его в грех или свести с ума: «...ночью… они (отшельники.- П. Д.) окружаются плотоядными зверями, вокруг них копошатся змеи, [а порой] их [беспощадно] сбрасывают с высоких гор. Бывает, что и когда они просыпаются, то [видят себя] окруженными теми же самыми зверями, а келью свою - охваченной пламенем и покрытой дымом» (Evagr. De malign. cogit. 27). Увидев это, подвижник приходит в смятение, следствием к-рого может стать умопомешательство (Ibid. 23).
Среди наиболее тягостных помыслов, мешающих «сидеть» в К., св. отцы называют уныние, вместе с которым приходит отвращение к К. и возникает навязчивое желание выйти. Из 8 главных грехов уныние прп. Иоанн Лествичник называет тягчайшим (Ioan. Climacus. Scala. 13. 10). В борьбе с ним обнаруживаются настоящие подвижники (Ibid. 13. 12). Отшельника уныние преследует непрестанно: «...до кончины его всякий день будет бороть его» (Ibid. 13. 4). Это «полуденный бес», упомянутый в псалмах (Пс 90. 6). Евагрий Понтийский очень ярко описывает внутреннее состояние егип. монаха в середине дня, когда жара становится особенно тягостной: «Бес уныния… приступает к монаху около четвертого часа и осаждает его вплоть до восьмого часа. Прежде всего этот бес заставляет монаха замечать, будто солнце движется очень медленно или совсем остается неподвижным, и день делается словно пятидесятичасовым… Еще этот бес внушает монаху ненависть к [избранному] месту, роду жизни и ручному труду, а также [мысль] о том, что иссякла любовь и нет никого, [кто мог бы] утешить его... К этому бес прибавляет, что угождение Господу не зависит от места, говоря, что поклоняться Ему можно повсюду (Ин 4. 21-24). Присовокупляет к этому воспоминание о родных и прежней жизни... И, как говорится, он пускается на все уловки, чтобы монах покинул келью и бежал со [своего] поприща» (Evagr. De octo vit. 12).
Выход из К. во время духовной брани означает для монаха поражение, а терпение делает душу более опытной и крепкой: «Не должно во время искушений оставлять кельи, изобретая какие-нибудь благословные предлоги, но надо сидеть внутри и терпеть, мужественно встречая всех нападающих, особенно же демона уныния, который тягостнее, правда, всех, но зато более всех делает душу и опытною. Если бегать или обходить борьбу, то ум останется неопытным, робким и легко обращающимся в бегство» (Idem. Pract. 19). Признаком уныния является не только желание выйти, но и чувство радости, когда приходят гости: «Если ты радуешься о том, что люди приходят к тебе в келью, то знай, что ты занят унынием, а не службою Богу» (Ioan. Climacus. Scala. 27. 63). Для того чтобы преодолеть гнет соблазна, нужно ободрять себя: «Сидя в келье своей, собери ум свой, вспомни о дне смерти, представь себе тогдашнюю мертвость тела, подумай об этом несчастии, приими труд [подвижничества], осознай суету мира сего, возымей попечение о кротости и усердии, дабы мог ты всегда пребывать в том же самом рвении к безмолвию и не впал бы в немощь» (Аммон, прп. Фрагмент Б // Творения древних отцов-подвижников. 2012. C. 86).
«Сидение» в К. не было уделом только монахов-отшельников. Общежительная монастырская традиция предполагает, что все то время, к-рое монах не занят на послушаниях или монастырских службах, он проводит в своей К. за теми же занятиями, что и отшельник: молитвой, рукоделием и чтением духовных книг.