НИЛ СИНАЙСКИЙ

«Сказание...» сохранилось в более чем 100 греч. рукописях, древнейшей из к-рых является Sinait. gr. 437. Fol. 1-82, IX в. Помимо полного текста сочинения существует неизданная сокращенная редакция (эпитома), составленная в X в. прп. Симеоном Метафрастом (BHG, N 1307b; Inc.: Οὐδες τῆς καθολικῆς τοῦ σώματος), к-рая помещается под 14 янв. в ряде визант. минологиев (всего ок. 7 рукописей X-XVI вв.). Эпитома не представляет особой ценности для критики текста «Сказания...». Почти все нравоучительные отступления в ней отсутствуют, стиль значительно упрощен.

Первое издание «Сказания...» было осуществлено Пуссеном (Possinus. 1639) по рукописи Paris. lat. 3282 (конволют, нач. XVII в.), к-рая является копией с кодекса Vat. Palat. gr. 351, XIII-XIV вв. (Astruc. 1954). В процессе копирования ватиканской рукописи в парижский кодекс вкралось множество ошибок. Пуссен в своем издании 1639 г. допустил еще ряд ошибок. Он разделил текст на 7 сказаний, и это деление было сохранено последующими издателями. В «Патрологии» Миня (PG. 79. Col. 589-693) текст, воспроизведенный по изданию Пуссена, дополнен вариантами чтений Л. Алляция по 5 рукописям, к-рые содержат метафрастовскую редакцию текста.

Первое критическое изд. «Сказания...» осуществил в 1983 г. Ф. Конка (Conca, ed. 1983. P. 1-52). Оно основано на 10 кодексах, не зависящих от др. известных рукописей. Наиболее авторитетными свидетелями текста являются рукописи: Ath. Cutl. 37, X в.; Paris. gr. 513, X в.; Paris. gr. 1449, XI в.; Vat. Palat. gr. 351, XIII-XIV вв. Конка довольно произвольно разделил каждое из 7 сказаний на параграфы, присвоив последним арабские цифры. В 2005 г. М. Линк осуществил 2-е критическое изд. «Сказания...» (Link. 2005. S. 25-70), снабдив его нем. переводом и подробными комментариями. Значительных дополнений с т. зр. критики текста 2-е издание не содержит (список разночтений с изданием Конки см.: Ibid. S. 160-162). Ценность представляет лишь аппарат параллельных мест с нек-рыми античными романами и поэмами («Эфиопика» Гелиодора, «Одиссея» Гомера, «Левкиппа и Клитофонт» Ахилла Татия и др.). Недостатком издания является отсутствие параллелей с классическими античными и христ. романами: «Историей Аполлония, царя Тира», Псевдоклиментинами (см. в ст. Климент, еп. Римский), Андрея и Матфия деяниями.

Существует древний лат. перевод «Сказания...» (изд.: Surius. 1581). Издатель лат. текста нем. картезианец Л. Сурий (1522-1578) исключил или «исправил» те места греч. оригинала, к-рые ему показались «пелагианскими». Небольшая выдержка из «Сказания...» (Nil. Narrat. IV 11-14; VI 11-12) сохранилась в сир. версии (ркп. Vat. syr. 623, IX в.) в качестве приложения к «Сказанию о мученичестве монахов Синая и Раифы» мон. Аммония. Судя по колофону рукописи, сир. перевод был сделан с греческого в 767 г. Т. о., сир. фрагмент является самым ранним известным свидетелем текста «Сказания...» (сир. фрагмент не издан, англ. пер. С. Брока см.: History and Hagiography. 2010. P. 136-137). Араб. версия «Сказания...» сохранилась в ряде средневек. рукописей и их поздних копиях: Sinait. arab. 455, XII в.; Sinait. arab. 533, XIII в.; Sinait. arab. 351, XIII в.; Vat. Sbath. 15. P. 1-39, XVII в. (Graf. Geschichte. Bd. 1. S. 400). С араб. версии, по-видимому, был сделан груз. перевод, представленный в рукописях НЦРГ. A 79. Л. 61-94 об., XII в., и Кут. 13. Л. 96-127, XVI в. (не издан; Габидзашвили. Переводные памятники. 2004. Т. 1. С. 331). Слав. версия «Сказания...», под именем «Нила мниха» (нач.:             ), сохранилась в составе некоторых четьих сборников (под 14 янв.) румыно-валашского происхождения, в частности Bucur. Acad. Romana. № 150. Fol. 103-129v, XIV-XV вв.; РГБ. Муз. 3171. Л. 83-102 об., XVI в.; Dragomirna. 684. Fol. 151v - 184, XVI в. Слав. версия памятника не издана и до наст. времени не изучалась (Hannick. 1981. S. 180; Иванова. Biblioth. hagiogr. С. 435).

Рус. перевод, изданный в серии ТСО в 1858 г., сделан по «Патрологии» Миня. Др. перевод, Д. Е. Афиногенова (по изд. Конки), см.: Афиногенов. 1998 (отд. изд.: Он же. 2002. С. 83-143).

Сочинение состоит из 7 сказаний. Основная линия сюжета (история пленения юноши Феодула) представляет собой повествование от 1-го лица, к-рое перемежается многочисленными отступлениями - рассказами о событиях, имевших место либо одновременно с моментом повествования, либо в прошлом. Автор предоставляет слово свидетелям этих событий (отец, к-рый говорит с жителями Фарана; пленник, сбежавший от варваров; человек, предсказывающий освобождение Феодула; наконец, сам Феодул, восполняющий пробелы в предыдущих свидетельствах), к-рые подробно рассказывают о том, что видели. При этом автор старается избегать повторений в тексте. Стиль «Сказания...» имеет тенденцию к архаизации; синтаксис, как и в корпусе творений Нила Анкирского, изобилует безличными описательными конструкциями (Conca. 1982).

Рассказ начинается с описания того, как автор, разлучившийся после нападения варваров с сыном Феодулом, приходит в синайский Фаран (оазис на юго-западе Синайского п-ова (ныне Вади-Файран)) и оплакивает свою участь. Его отчаяние и скорбь привлекли внимание некоторых местных монахов, к-рые, желая утешить старца, с состраданием стали расспрашивать о причинах его горя (Nil. Narrat. I). Отвечая на их вопросы, автор изложил историю своей жизни, рассказав о том, как он, стремясь к подвижничеству, оставил с согласия жены супружескую жизнь и вместе с Феодулом ушел на Синай. Здесь они довольно долгое время провели в подвигах. Однажды ночью, когда монахи собрались в церкви на утреннее правило, на них напали варвары, мн. иноков убили, других увели с собой, в т. ч. Феодула. Не имея сведений о его судьбе, старец впал в глубокое отчаяние, предаваясь тяжелым думам о возможной гибели Феодула. В ответ на возражения собеседников, считающих, что избиение синайских монахов несогласно с путями Промысла Божия, рассказчик приводит многочисленные примеры из ВЗ, доказывающие обратное (Ibid. II).

Затем (Ibid. III) автор переходит к описанию жизни варваров, совершивших нападение на синайских монахов, и к повествованию об образе жизни этих монахов, выразительно представляя их аскетические подвиги. Одни иноки живут в отдельных хижинах, другие - в пещерах. Лишь немногие занимаются земледелием на скудных пустынных почвах, большинство же питаются дикорастущими овощами и древесными плодами (хлеб считается редкостью). Нек-рые синайские подвижники прикасаются к пище только в воскресный день, проводя всю седмицу в полном неядении; другие избрали средний путь, предлагая трапезу дважды в седмицу; иные вкушают пищу через день. В синайской пустыне нет денежного обращения, купли и продажи: каждый даром доставляет собрату нужное и в свою очередь даром получает то, что ему необходимо. Иноки упражняются в смирении, приписывая все свои добродетели Богу, избегая похвалы как внешних людей, так и собратьев-монахов. Подвижники живут не близко друг к другу, а на значительном расстоянии (20 и более стадий, т. е. ок. 3, 5 км), но в воскресные дни они собираются на богослужение в одну церковь, вместе приобщаются Св. Таин, утешаются духовной беседой, испрашивают совет у более опытных собратьев.

После этого автор подробно рассказывает о внезапном нападении кочевников на Синай, мученической кончине неск. монахов, пленении Феодула и его тяжкой участи (Ibid. IV). Бедуины напали на монахов, «живших при купине» (ἐν τῇ βάτῳ, в мон-ре Неопалимой Купины), утром, когда иноки только окончили богослужение (по-видимому, действие происходит в воскресенье), в 7-й день по Богоявлении, т. е. 14 янв. Варвары забрали съестные припасы, вывели монахов из церкви, пожилых раздели, поставили в ряд и закололи мечами. При этом автор подробно описывает, какие именно раны были нанесены мученикам, как будто он был очевидцем событий. Более молодых монахов, в т. ч. отрока Феодула, бедуины захватили в плен и отвели в пустыню, остальным позволили убежать в горы. Автор рассказа был в числе отпущенных и оказался разлученным с сыном. Когда варвары удалились на значительное расстояние, оставшиеся в живых подвижники ночью вышли из пещер и приступили к погребению убитых. Некоторые раненые, в т. ч. «святой старец» (видимо, игумен), были еще живы и могли говорить, но вскоре умирали. Рассказчик ночью отправился в Фаран, где его и встретили собеседники.

Пятое сказание (Ibid. V) повествует о том, как к беседующим присоединился некий юноша (по-видимому, раб), плененный вместе с Феодулом и спасшийся бегством. Он подробно рассказывает собравшимся об избиении мн. монахов и мирян и извещает о том, что варвары собираются на следующее утро принести Феодула в жертву. Услышав это, автор «Сказания...» глубоко опечалился вестью о смертельной опасности, грозившей Феодулу (Ibid. VI). Из состояния оцепенения его вывела женщина, к-рая была матерью убитого юноши, не пожелавшего выдать собратьев. Узнав о смерти сына, она надела светлую одежду и вознесла благодарственную молитву Богу за то, что ее сын сподобился мученической кончины. Отец Феодула устыдился малодушия и ободрился. Жители Фарана отправили послов к царю варваров с жалобой на их недавний набег и нарушение заключенных договоров; между тем автор «Сказания...» вместе с др. монахами похоронил тела убитых, к-рые лежали непогребенными 5 дней и при этом не подверглись тлению, их не тронули хищные звери и птицы. По возвращении послов отец Феодула сам отправился отыскивать сына вместе с др. потерпевшими, к-рым варвары, дабы не нарушать мирный договор, обещали вернуть пленников и возместить убытки. На пути автор оказался в плену у варваров, но вскоре был отбит спутниками. Достигнув цели путешествия, делегаты предстали перед царем варваров Амманом, принесли ему дары и добились возврата имущества и освобождения пленников. Феодула не оказалось в числе пленников. Отцу сообщили, что его сын продан в г. Элусу (в Палестине) и находится там. Отправившись в Элусу, отец встретил на пути юношу с письмом от Феодула. В нем сын сообщал, что был выкуплен из рабства «священником божественных Христовых Таин», т. е. местным епископом.

Вскоре отец и сын воссоединились, и Феодул по просьбе отца поведал о своих злоключениях в плену (Ibid. VII). По окончании рассказа отец сообщил сыну о том, что дал обет полностью посвятить себя Богу. Феодул поддержал отца в этом решении и дал аналогичный обет. Неясно, идет ли речь об окончательном решении стать монахами (возможно, до этого они подвизались как послушники) или имеется в виду лишь изменение формы монашеской жизни - строгое отшельничество. Епископ Элусы возложил на них «иго священства», хотя они того не хотели, «щедро напутствовал» их на предстоящий долгий путь и отпустил с миром. О том, куда именно отправились путники, не сообщается.

Обращают на себя внимание драматизм и психологизм «Сказания...». Хотя автор считает себя монахом-философом, речь его весьма эмоциональна: он подавлен горем, нерешителен, терзается от неизвестности, находится на грани отчаяния. В кратком синаксарном Житии высказывается легкое критическое замечание в адрес Н. С.: Нил «оплакивал его (своего сына.- Е. Т.) как пленника более положенного, как об этом повествуется в составленном им сочинении» (SynCP. Col. 217). Не совсем понятно, является ли этот психологизм лит. выдумкой или действительно отражает чувства автора, повествующего о драматическом событии в своей жизни.

Вопросы о достоверности автобиографических сведений о Н. С., содержащихся в «Сказании...», а также о тождестве автора этого текста с автором аскетических сочинений т. н. корпуса Нила Анкирского нельзя решить определенно. Доказательств в пользу или против историчности рассказа о пленении Феодула в наст. время не существует. Этот рассказ примерно с одинаковой степенью вероятности может оказаться автобиографическим повествованием, лит. вымыслом или чем-то средним между тем и другим. Ясность могло бы внести открытие новых источников о жизни Нила Анкирского. Вместе с тем гипотеза о нетождественности Н. С. Нилу Анкирскому основывается исключительно на сравнительном анализе стиля «Сказания...», аскетических трактатов и писем.

Прп. Нил Постник (Синайский). Фреска ц. ап. Андрея на Треске, Македония. 1388–1389 гг.

Прп. Нил Постник (Синайский). Фреска ц. ап. Андрея на Треске, Македония. 1388–1389 гг.

Во всех рукописях «Сказание...» приписывается «Нилу монашествующему» (Νείλου μονάζοντος), к-рого уже в визант. время (по крайней мере с X в.) уверенно начали отождествлять с Нилом, подвизавшимся в окрестностях Анкиры и составившим многочисленные аскетические произведения. Возможно, отождествление двух Нилов произошло еще раньше: в 1-й пол. IX в. (время составления канона Н. С. исп. Феофаном Начертанным) или даже во 2-й пол. VI в. (время перенесения мощей Н. С., Феодула и Синайских преподобномучеников в К-поль). В 1916 г. это отождествление впервые было поставлено под сомнение К. Хойсси, по мнению к-рого «Сказание...» было составлено в V в. неизвестным автором, не имеющим отношения к остальному корпусу текстов и писавшим под влиянием общих жанровых форм, характерных для позднеантичного греч. романа (Heussi. 1916. S. 107). Это, как считает исследователь, дает повод скептически относиться к исторической ценности «Сказания...».

Выводы Хойсси были основаны гл. обр. на сравнении лит. стиля «Сказания...» и аскетических сочинений, приписываемых ныне Нилу Анкирскому. Гипотеза о двух Нилах с поспешным энтузиазмом была воспринята в научном мире, и тезис о нетождественности Н. С. Нилу Анкирскому оказался практически во всех общих руководствах и справочниках по патристике. В 1-й пол. XX в. ряд ученых выразили сомнение в обоснованности гипотезы Хойсси. По замечанию В. Ф. Фрадинского, рассказ об образе жизни синайских монахов в «Сказании...» очень похож на описание подвигов мон. Алвиана в «Похвальном слове Алвиану», приписываемом большинством ученых Нилу Анкирскому (Фрадински. 1938). В 1967 г. доводы сторонников этой гипотезы подвергли развернутой и аргументированной критике Г. Рингсхаузен (Ringshausen. 1967. S. 25-32, 59-66) и несколько позже Конка (Conca, ed. 1983. P. 343-360). Рингсхаузен полагал, что автору «Сказания...» принадлежат по крайней мере «Комментарий на Песнь Песней», трактат «К монаху Агафию» и Слово на Лк. 22. 36, обычно приписываемые Нилу Анкирскому (Ringshausen. 1967. S. 25-30). Среди отечественных исследователей в пользу тождества Н. С. и Нила Анкирского высказывался Афиногенов (Афиногенов. 1998. С. 211). По мнению этих ученых, между трактатами и письмами, приписываемыми Нилу Анкирскому, с одной стороны, и «Сказанием...», с другой, нет существенных различий в области стиля; напротив, наблюдается множество параллелей, а имеющиеся расхождения не настолько велики, чтобы их нельзя было объяснить различными жанровыми установками или разным временем составления произведений.

В одном из писем Нила Анкирского, подлинность к-рого оспаривается (Ep. IV 62 (в рус. пер. IV 59) // PG. 79. Col. 580-581 (к силенциарию Илиодору)), превозносится сила веры мч. Платона Анкирского и упоминается о некоем старце из Галатии и его сыне, которые жили среди аскетов «на горе, называемой Синай, где Моисей принял от Бога Закон». Автор письма повествует от 3-го лица о том, как однажды язычники-варвары внезапно вторглись на Синай, напали на монахов и увели в плен сына старца Галатянина. Связав пленникам руки за спиной, кочевники совершили с монахами много длинных переходов по пустыне, гоня их, голодных, нагих и босых, по безводным и каменистым местам, заставляя бежать. Старец, скрывшись в какой-то пещере, проливал горькие слезы не в силах вынести утраты сына и умолял Христа помиловать его по ходатайству их соотечественника мч. Платона. В это же время сын, находясь в плену, просил Бога по молитвам того же мученика умилостивиться над ним и совершить чудо. Молитвы отца и сына были услышаны, и мч. Платон явился внезапно отроку сидящим на коне, приказал ему встать, сесть на коня бедуинов и следовать за ним. Вскоре мч. Платон и юный монах достигли пещеры старца Галатянина и мученик сделался невидим.

Это письмо не входило в состав древнейшего сборника писем, приписываемых Нилу Анкирскому. Оно получило известность лишь потому, что было прочитано (вместе с Ep. IV 61 (в рус. пер. IV 58) к епарху Олимпиодору) в ходе 4-й сессии Вселенского VII Собора (1 окт. 787) в качестве древнего свидетельства иконопочитания (ACO II. Vol. 3(2). P. 330-332). При этом в Актах Собора упоминается о том, что «на предыдущем Соборе» (вероятно, имеется в виду иконоборческий Cобор 754 г.) подлинность письма оспаривалась (Ibid. P. 340). Нек-рые исследователи считают, что письмо подлинное, но рассказ о видении мч. Платона Анкирского является позднейшей интерполяцией, сделанной иконопочитателями (Heussi. 1917. S. 80; Cameron. 1976. P. 189; Thümmel. 1978. S. 19-21). Мч. Платон упоминается в др. письме Нила Анкирского (Ep. II 178 (в рус. пер. II 168) // PG. 79. Col. 291). В свидетельствах почитания икон в IV в. нет ничего невероятного. Так, свт. Григорий, еп. Нисский, упоминает об иконе вмч. Феодора Тирона в г. Евхаиты, который находился недалеко от Анкиры (Greg. Nyss. De S. Theodor. // PG. 46. Col. 737).

Несмотря на некоторое расхождение в деталях, очевидно сходство в сюжете истории о старце из Галатии и его сыне и истории о пленении Феодула в «Сказании...». Если признать подлинность письма в том виде, в к-ром оно сохранилось, то объяснять его сходство с данными «Сказания...» можно по-разному: либо автор письма прикровенно говорит в нем о событиях, которые произошли с ним самим в прошлом, а «Сказание...», составленное «по мотивам» прошлых событий, принадлежит ему же и повествует о той же истории в форме романа, опуская нек-рые детали; либо «Сказание...» написано неизвестным автором или каким-то др. Нилом, а автор письма (аскет из Анкиры) знаком с этим текстом и в письме адаптирует его; либо автор письма является автором «Сказания...», но рассказывает в последнем не о себе, а использует повествование от 1-го лица как лит. форму (это трудно согласовать с наличием в «Сказании...» многочисленных подробностей, которые мог знать скорее очевидец, чем сочинитель); либо в процессе копирования рукописей, содержащих сочинения Нила, переписчики обратили внимание на сходство между письмом Нила Анкирского и анонимным «Сказанием...» и приписали последнее автору письма (примечательно, что в рукописной традиции «Сказание...» и письма, как правило, соседствуют и переписываются вместе).

Представление о жизни автора аскетических трактатов и писем может кардинально измениться в зависимости от того, какой из предложенных вариантов выбрать. Попытки согласовать данные «Сказания...» с данными трактатов и писем могут основываться одновременно на 2 предпосылках: автор трактатов, писем и «Сказания...» - одно лицо; «Сказание...» автобиографично и повествование от 1-го лица не является лит. формой.

Пока не выдвинуто убедительных аргументов в пользу того, что аскет из Анкиры, автор трактатов и писем, не мог быть епархом К-поля при имп. Феодосии и не подвизался на Синае в один из периодов своей жизни. Теоретически он мог жить на Синае и быть автором «Сказания...», но писал в нем от 1-го лица не о себе самом, а рассказывал о случае, происшедшем с др. монахом. Если, исходя из 2 вышеуказанных предпосылок, приписать «Сказание...» Нилу Анкирскому и признать его автобиографичность, то потребуется согласовать данные о Ниле Анкирском из трактатов и писем с данными из «Сказания...». В таком случае предполагаемый «синайский» период жизни анкирского аскета может быть отнесен только ко времени до 390 г., а не к периоду после 428 г., когда он уже был опытным пожилым монахом.

Автор трактатов начал монашеский путь ок. 390 г., будучи средних лет, во всяком случае в расцвете сил. Стиль его ранних произведений обнаруживает в нем человека образованного и начитанного. Адресатами его писем, даже если не принимать во внимание подложные и сомнительные, часто являются люди знатные - военачальники, чиновники, имп. Аркадий (Ep. II 265, в рус. пер. II 255), что может косвенно указывать либо на благородное происхождение автора (это более вероятно), либо на его широкую известность за пределами Анкиры (очевидных свидетельств этому нет). На рубеже веков (398-400) Нил Анкирский, по-видимому, жил в К-поле, где стал одним из учеников (почитателей, слушателей?) свт. Иоанна Златоуста. О том, какого он был возраста в этот период, нет никаких данных. Если признавать подлинность письма имп. Аркадию (395-408), написанного скорее всего из Анкиры в ответ на просьбу императора молиться за К-поль, подвергшийся землетрясению (ок. 407), Нил Анкирский либо был уже подвижником преклонного возраста, известным даже императору, либо последний знал Нила, когда тот был крупным чиновником его отца. Ок. 400 г. в К-поле Нил Анкирский познакомился с сочинениями Евагрия Понтийского. В «Комментарии на Песнь Песней», к-рый Нил Анкирский написал в расцвете сил, не будучи еще немощным старцем (Nil. In Cant. Prol. 4. 3-6 // SC. 403. P. 120), в «Слове подвижническом», в «Слове о нестяжательности к Магне» уже заметно влияние Евагрия. В 20-х гг. V в. Нил Анкирский находился в Анкире, судя по его осведомленности о событиях изгнания прп. Александра Константинопольского из К-поля (называются разные даты этого события: от 426 до 428) в «Слове о нестяжательности к Магне».

Автор «Сказания...», по-видимому, расстался с женой в среднем возрасте (ок. 35-40 лет), его сын Феодул в момент пленения кочевниками был еще цветущим юношей, и отец сильно беспокоился за его участь, зная, что именно таких юношей варвары приносят в жертву. Если учесть, что отец и сын подвизались на Синае неск. лет, вместе «терпели злострадания в пустыне», то в момент разлучения с матерью Феодул был еще мальчиком (10-15 лет). После воссоединения с отцом они вместе «удостаиваются священства». В случае с Феодулом, если речь идет о диаконском сане и епископ следовал каноническим нормам, Феодулу должно было исполниться 20-25 лет; если речь идет о пресвитерском сане - не менее 30 лет. Посвящение юноши Феодула в диаконы более вероятно, следов., продолжительность его монашеского подвига на Синае вместе с отцом могла составлять от 5 до 10 лет. Если предположить, что Нил Анкирский и Н. С.- одно лицо и принять за отправную точку 390 г. (начало лит. деятельности Нила Анкирского в К-поле или Анкире после гипотетического «синайского» периода; 14 янв., дата нападения бедуинов на монахов, приходилось на воскресенье в 389), разлучение Н. С. с супругой должно было произойти в период с 380-385 гг., когда Феодулу было 10-15 лет, а Н. С.- 35-40. Т. о., дату рождения Н. С. следует отнести к периоду 330-345 гг. и в 425-428 гг. (время написания «Слова о нестяжательности к Магне») он приближался к 100-летнему возрасту, в чем нет ничего невероятного.

К-польский Синаксарь называет Н. С. «мужем мудрым и богобоязненным» (ἀνὴρ σοφὸς κα εὐλαβής - SynCP. Col. 390) и говорит, что он «почил в мире» после того, как написал множество богомудрых и душеспасительных поучений и писем. О месте кончины Н. С. ни «Сказание...», ни синаксарное Житие ничего не сообщают. Приняв рукоположение от епископа, Н. С. и Феодул отправились «домой» (οἴκαδε), и им предстояло «довольно долгое путешествие» (τὴν ὁδοιπορίαν πολλήν). Остается неясным, куда именно они направились: на Синай или в К-поль. Автор «Сказания...» говорит, что его сын Феодул родился и был воспитан «в стране, которая отовсюду ограждена миром» (εἰρηνευομένης πάντοθεν), в которой никогда не бывает набегов и грабежей (Nil. Narrat. VI 24). Не исключено, что пережитый горький опыт разлуки с сыном заставил автора сменить столь опасное место подвига и он покинул Синай. Сообщение слав. Пролога о том, что Н. С. стал игуменом Синайской горы, не находит подтверждения в др. источниках и противоречит хронологии и просопографическим данным трактатов и писем. Некоему Нилу, игумену Синайскому, приписывается «Сказание о авве Софронии и авве Иоанне», которое повествует о визите на Синай свт. Софрония I Иерусалимского и прп. Иоанна Мосха (Longo A. Il testo integrale della «Narrazione degli Abati Giovanni e Sofronio» attraverso le «῾Ερμηνεῖαι» di Nicone // RSBN. N. S. 1965/1966. Vol. 2/3. P. 246-267). Это несомненно более поздний текст визант. эпохи, т. к. в нем описывается чин всенощного бдения, к-рый, вероятно, отражает синайскую литургическую практику не ранее VII в. Если принять гипотезу о тождественности двух Нилов, автор «Сказания...» должен был вернуться в К-поль, будучи 45-50 лет от роду, и затем переселиться в окрестности Анкиры, стать автором аскетических трактатов и писем и скончаться в Анкире в возрасте 95-100 лет.

Если удастся доказать, что автор трактатов и «Сказания...» не одно лицо или что автор трактатов составил «Сказание...» не как автобиографию, а как роман (художественное произведение), то следует отказаться от включения в биографию Нила Анкирского «синайского» периода и либо признать существование двух Нилов (как это делает большинство ученых), либо констатировать, что «Сказание...» - позднеантичный роман, отредактированный Нилом Анкирским (автором трактатов и писем) или ошибочно приписанный ему. В пользу лит. зависимости между «Сказанием...» и т. н. корпусом Нила Анкирского свидетельствуют многочисленные лексические, стилистические и тематические параллели, существующие между «Сказанием...», трактатами и письмами, отмеченные Конкой (Conca, ed. 1983. P. 343-360). Вероятность тождества двух Нилов довольно велика, однако данных для подтверждения автобиографичности «Сказания...» пока недостаточно.

Хронологических данных, позволяющих датировать «Сказание...», не имеется. Если оно было написано автором трактатов и писем, то «Сказание...» следует относить скорее к раннему периоду его лит. творчества (кон. IV - нач. V в.). Если отвергнуть авторство Нила Анкирского, то при решении вопроса о дате написания «Сказания...» возникает множество предположений. Древнейший свидетель текста, сир. рукопись Vat. syr. 623, содержащая фрагменты из «Сказания...», датируется 886 г. (сам сир. перевод, судя по колофону, осуществлен в 767). Нек-рые ученые считают, что греч. оригинал был написан в период расцвета монашества на горе Синай, т. е. в кон. VI в. Однако предпочтительной представляется более ранняя дата (V в.), т. к. в «Сказании...» отсутствуют упоминания об общежительном монашестве на Синае; об укреплениях имп. Юстиниана, предназначенных для спасения от набегов бедуинов; о церковно-адм. структурах в Фаране. Вместе с тем автор (или редактор) «Сказания...», указывая день и месяц нападения кочевников, говорит, что «были убиты и другие за много лет прежде сего» (πρὸ πλειόνων ἐτῶν) и память последних «по дальности пути и ради множества собирающихся совершается в этот же день» (Nil. Narrat. IV 14). Скорее всего речь идет о нападении бедуинов на синайских монахов, о к-ром повествует «Сказание о мученичестве монахов Синая и Раифы» мон. Аммония, к-рый предположительно скончался в 70-х гг. IV в. Если принять т. зр., что Нил Анкирский не является автором «Сказания об избиении монахов на горе Синайской», то временем его составления следует признать V в. или 1-ю пол. VI в., а описываемое нападение бедуинов могло произойти в один из следующих годов, в к-рых 14 янв. приходилось на воскресенье: 406, 412, 417, 423, 434, 440, 445, 451, 462, 468, 473, 479, 490, 496, 501, 507, 518, 524, 529, 535, 546, 552, 557 или 563 г. (Lietzmann H., Aland D. H. Zeitrechnung der römischen Kaiserzeit, des Mittelalters und der Neuzeit für die Jahre 1-2000 n. Chr. B., 19563. S. 22-29).

Пресв. Богородица, прп. Нил Синайский. Фрагмент иконы «Божия Матерь «Кириотисса» и преподобные Синая». 30–40-е гг. XIII в. (мон-рь вмц. Екатерины на Синае)

Пресв. Богородица, прп. Нил Синайский. Фрагмент иконы «Божия Матерь «Кириотисса» и преподобные Синая». 30–40-е гг. XIII в. (мон-рь вмц. Екатерины на Синае)

Существует неск. подходов к оценке жанровой природы «Сказания...». Функционально это сочинение принадлежит к агиографической лит-ре, поскольку оно включалось в состав визант. и слав. Четьих-Миней и использовалось в качестве уставного чтения в день памяти 40 избиенных синайских отцов (пам. 14 янв.). Однако уже в XIX в. было замечено, что в «Сказании...» присутствуют типичные элементы эллинистического романа: в частности, фантастические описания экзотических обычаев кочевых народов (ср. «Эфиопику» Гелиодора), рассказ о разлуке с близкими и счастливом воссоединении. При этом сама принадлежность к жанру романа (агиографического романа, новеллы) в глазах ряда исследователей автоматически означала недостоверность содержащихся в тексте сведений. Отнесение же сочинения к жанру жития, напротив, повышало его авторитет как исторического источника. Напр., В. Христидис, сторонник отнесения «Сказания...» к агиографической лит-ре, обосновывает его высокую историческую ценность тем, что оно, по его мнению, писалось для синайских монахов, возможных свидетелей описываемых событий или слышавших о происшедшем от очевидцев, а потому «Сказание...» не могло содержать заведомо неверных сведений о жизни монашеской общины на Синае, а также о быте синайских кочевых племен в доислам. эпоху (Christides. 1973, 2011). По мнению Ф. Майерсона, в «Сказании...» есть элементы, к-рые вполне адекватно отражают исторические реалии римской пров. Palaestina Salutaris (Tertia) в IV-V вв. Автор произведения, кем бы он ни был, жил какое-то время на Синае и хорошо знал топографию горы и палестинской пустыни Негев. Он приводит ряд довольно точных подробностей: количество дней пути от Фарана до г. Элусы через пустыню Эт-Тих (Nil. Narrat. VI 12, 17, 22), описание источников в конце этого маршрута (Ibid. VI 12), приблизительное местоположение сел. Субаита в пустыне Негев (Ibid. VII 10). Однако маловероятно, что автор писал свое сочинение на самой горе Синай для местных монахов, поскольку они и так хорошо знали регион и не нуждались в топографических и этнографических уточнениях, а также в сведениях о монашеском образе жизни на Синае. Кажется более правдоподобным, что автор составил «Сказание...» вне Синая, напр. в г. Элуса, где он жил некоторое время, или в соседней Газе, где мн. монахи отличались высокой интеллектуальной культурой.

Прп. Нил Синайский. Фреска ц. св. Апостолов в Фессалонике. Греция. 1310–1314 гг.

Прп. Нил Синайский. Фреска ц. св. Апостолов в Фессалонике. Греция. 1310–1314 гг.

Аргументация И. Хеннингера против исторической достоверности «Сказания...» основана гл. обр. на тезисе, что сведения Н. С. о религии араб. племен в доисламский период не находят подтверждения в др. источниках. Однако описание быта и религии бедуинов в «Сказании...» занимает лишь неск. абзацев 3-й главы, и делать, исходя из критики этого раздела, далеко идущие выводы о достоверности всего произведения было бы некорректно. Автор «Сказания...» не был историком или этнографом и не ставил перед собой цель в точных деталях и подробно описать жизнь бедуинов. Он хотел лишь подчеркнуть дикость нравов тех варваров, к-рые оказались убийцами его собратьев и захватили в плен его сына.

По мнению Линка, «Сказание...» представляет собой «роман о мучениках» (Martyrerroman) и не принадлежит автору трактатов и писем, т. к. последний известен прежде всего как аскетический писатель, к-рый якобы не писал для мирян и не стал бы использовать такой не характерный для монашеской лит-ры жанр, как роман (Link. 2005. S. 6). Выводы Линка следует признать необоснованными: по крайней мере 1 трактат Нила Анкирского, несмотря на название («К монаху Агафию»), посвящен аскетизму в миру, значительная часть писем адресована мирянам, а само «Сказание...», даже если это роман, изобилует пространными этическими рассуждениями о добродетелях и страстях, естественнонаучными отступлениями, большая часть к-рых заимствована из романа Ахилла Татия. Рассказ о Синайских мучениках выступает в «Сказании...» как второстепенный сюжет. В центре повествования история о Феодуле, поэтому в жанровом отношении «Сказание...» представляет собой нечто среднее между «приключенческим романом» (Abenteuerroman) и «романом о монахах» (Mönchsroman), обогащенным общими нравоучениями, напрямую не связанными с монашеской традицией. В этом отношении «Сказание...» - уникальный пример «интеллектуального» монашеского романа, написанного не для простецов, а для образованной аудитории, хорошо знакомой с древними образцами жанра (особенно с сочинениями Ахилла Татия).

Параллели между «Сказанием...» и романом «Левкиппа и Клитофонт» Ахилла Татия обнаруживаются гл. обр. в тех разделах, в к-рых описываются образ жизни кочевых варваров и их обряды жертвоприношения. Лексические соответствия 2 романов незначительны и сами по себе недостаточны для того, чтобы доказать прямую зависимость «Сказания...» от романа Ахилла Татия, однако автор «Сказания...» вполне мог использовать какой-то христианизированный вариант романа. Найденные многочисленные фрагменты греч. папирусов V-VI вв. романа «Левкиппа и Клитофонт» свидетельствуют о большой популярности этого произведения в визант. период именно в среде христиан (Plepelits K. Achilles Tatius // The Novel in the Ancient World / Еd. G. Schmeling. Boston; Leiden, 1996. P. 387-416; в синайском мон-ре вмч. Екатерины сохранилась рукопись романа - Sinait. gr. 1197). Сходство между «Сказанием...» и романом Татия наблюдается и на уровне сюжета: влюбленные Левкиппа и Клитофонт также разлучаются во время набега егип. разбойников, к-рые решают принести девственницу Левкиппу в жертву. Кроме того, автор «Сказания...» подражает характерному приему Ахилла Татия - разбивать рассказ подробными отступлениями этического и психологического содержания. Каждый случай подобных отступлений в «Сказании...» (напр., Nil. Narrat. I 6; III 2; VI 2) имеет соответствующую параллель в 1-й половине 3-й книги романа Татия (см.: Conca. Le Narrationes. 1983).

Одним из источников «Сказания...» предположительно является Четвертая Маккавейская книга (см. Маккавейские книги), написанная по-гречески, вероятно, в кон. I в. по Р. Х. и представляющая собой памятник эллинизированной иудейской лит-ры с характерными чертами античного романа. Известная история о смерти свящ. Елеазара и семи братьев Маккавеев изложена в этом памятнике как философская новелла или даже философский трактат, в к-ром основной сюжет перемежается рассуждениями о добродетелях терпения, мужества и самообладания в духе стоической философии. В «Сказании...» Н. С. использует сходные выражения для того, чтобы проиллюстрировать стоический героизм синайских монахов, который они проявили в борьбе со страстями, а также при столкновении с насилием варваров. По мнению ряда исследователей, рассказ Н. С. о смерти пресв. Феодула и неск. неназванных монахов (почти все они юноши) очень напоминает историю смерти свящ. Елеазара и семи братьев Маккавеев (History and Hagiography. 2010. P. 78-79). Пример благодушия женщины, матери одного из убитых монахов (Nil. Narrat. VI 3-7), сопоставляется с примером матери мучеников Маккавеев (4 Макк 14. 11 - 17. 1). При этом автор «Сказания...» противопоставляет благородное поведение женщины безудержному сокрушению «плотских матерей» (σαρκῶν μητέρας), к-рые предаются плачу на похоронах своих сыновей (Nil. Narrat. VI 5). Такое же сопоставление и то же выражение используются свт. Григорием Богословом в «Слове о Маккавеях и их матери» (Greg. Nazianz. Or. 15. 9 // PG. 35. Col. 925-928), к-рое автор «Сказания...», вероятно, читал.

В глазах подавляющего большинства ученых использование в «Сказании...» греко-римских, иудейских и святоотеческих лит. шаблонов ставит под сомнение попытку интерпретировать это сочинение буквально, т. е. как историческое повествование. Однако это не означает, что «Сказание...» вообще не имеет исторической ценности. Как и др. писатели кон. IV-V в., автор «Сказания...» в той или иной степени использовал сочинения др. писателей и интегрировал их в свое произведение, стремясь, быть может, приукрасить текст с т. зр. лит. формы. Эти формальные заимствования из источников тем не менее не должны были обязательно обуславливать содержание «Сказания...» и делать его в целом неисторичным. Судя по выбору лит. моделей, автор «Сказания...» не рассматривал свое сочинение как историческое повествование в смысле жанра. Он попытался рассказать о действительно имевших место событиях в форме романа, насыщенного высокоинтеллектуальными этическими и богословскими отступлениями. Основная богословская тема «Сказания...» - это по сути теодицея, защита идеи Промысла Божия в мире (Solzbacher. 1989. S. 220-221; Caner. 2004. P. 145-146). В жанровом отношении это сочинение схоже с латинской поэмой «Eucharisticon Deo sub ephemeridis meae textu» (Благодарность Богу, направляющему мою жизнь) рим. христианского поэта Павлина из Пеллы (Ɨ после 459), в котором автор от 1-го лица рассказывает о своих злоключениях и благодарит Бога за спасение от варваров в Галлии (McLynn N. B. Paulinus the Impenitent: A Study of the Eucharisticos // JECS. 1995. Vol. 3. P. 461-486).

Афиногенов считает, что «Сказание...» представляет собой роман, к-рый впосл. в силу нек-рых особенностей содержания стал выполнять не свойственные ему первоначально агиографические функции (Афиногенов. 1998. C. 212). В тексте есть лишь 1 признак, характерный для жития или житийной повести,- точная дата смерти синайских отцов (Nil. Narrat. IV 14), необходимая для включения их памяти в литургический календарь. Во всем остальном «Сказание...» далеко отстоит от типичных клише житийной лит-ры. Описание монашеской жизни на Синае (Ibid. III) дается в самых общих чертах и не связывается напрямую с убиенными отцами. Рассказ об убийстве монахов представлен лишь как один из эпизодов в развитии основного сюжета о разлуке и воссоединении автора и его сына Феодула. Принадлежностью к жанру романа можно объяснить и отсутствие в «Сказании...» вступления и заключения (заключительное славословие, присутствующее в некоторых рукописях, признается издателем позднейшей вставкой). Однако реалистичность «Сказания...» находится в жесткой зависимости от жанра. Ф. Дегенхарт полагал, что сомневаться в достоверности «Сказания...» нет достаточных оснований, т. к. сходство произведения с греческими романами может объясняться лишь подражанием форме и стилю древних писателей, к-рые могли быть хорошо известны автору (Degenhart. 1918. S. 19). Даже наиболее скептически настроенные ученые признавали, что автор «Сказания...» хорошо разбирался в топографии Синая и юга Палестины. Сомнения в достоверности у некоторых ученых вызывали лишь те части «Сказания...», в которых содержится детальная информация об обычаях кочевых араб. племен и о политической ситуации в тех областях, где происходят описываемые события. Однако очень многие из сообщений Н. С. находят подтверждения в др. источниках (анализ источников см.: Henninger. 1955; автор стремится доказать неисторичность «Сказания...»). Убежденным сторонником исторической достоверности «Сказания...» является крупнейший совр. специалист по византийско-араб. проблематике И. Шахид (Shahid I. Byzantium and the Arabs in the Vth Cent. Wash., 1989. P. 134).

Анализируя историчность сочинения, исследователи сопоставляют данные «Сказания...» с 2 др. памятниками, повествующими о набегах на Синай бедуинов и мученической кончине местных христиан: «Сказанием о мученичестве монахов Синая и Раифы» мон. Аммония (CPG, N 6088; BHG, N 1300a-k) и «Мученичеством святых Галактиона и Епистимии» (BHG, N 665). Во всех 3 сочинениях повествование ведется от 1-го лица, наблюдается зависимость (в разной степени) от античного романа, однако в них есть ряд существенных стилистических и жанровых различий. «Сказание...» Н. С. в жанровом отношении в наибольшей степени зависит от классических форм античного романа. Даже христ. элементы в нем не столь очевидны: отсутствует упоминание о Троице, нет демонологии и рассказов о чудесах, очень редки прямые цитаты из НЗ, не используется термин «авва» по отношению к пустынникам. Имя Иисус в памятнике вовсе не упоминается. Лишь в одном месте подразумевается Христос и называется «подозреваемым царем» (ὁ ὑπονοούμενος βασιλεύς), Которого Ирод Великий хотел умертвить (Nil. Narrat. II 14. 9-10), а также вскользь упоминается в именовании епископа «священником Божественных Христовых Таин» (τῶν κατὰ Χριστὸν θείων μυστηρίων ἱερεύς - Ibid. VI 20. 14-15). Все эти христ. элементы присутствуют как в трактатах и письмах Нила Анкирского, так и в той или иной мере почти во всех произведениях аскетической лит-ры эпохи. Т. о., структура и стиль «Сказания...» близки к высоким образцам античного романа. Майерсон определяет его (а также тексты, приписываемые Нилу Анкирскому) как произведение «философского аскетизма» (Mayerson. 1975. P. 53). Анализируя рассказ Н. С. о жизни синайских монахов, Майерсон даже предположил, что и сами эти монахи, и автор «Сказания...» принадлежали к сектантской группе аскетов-интеллектуалов, которые удалились в пустыню, чтобы заниматься самопознанием в духе стоиков или циников, изучая гл. обр. ВЗ. По мнению исследователя, эта секта не имела корпоративной структуры, ее члены жили в разбросанных по Синаю хижинах и пещерах и были легкими мишенями для набегов бедуинов. Секта якобы со временем исчезла или была поглощена более организованной и более ортодоксальной общиной, к-рая начала развиваться на Синае в V в. (Ibid. P. 56-57).

«Сказание о мученичестве монахов Синая и Раифы» мон. Аммония также повествует о нападении на Синай местных языческих племен (влеммиев) и мученической кончине 38 синайских и ок. 40 раифских монахов. Это нападение произошло в кон. IV в., т. е. примерно в то же время, о к-ром пишет Н. С. (Ammonius Monachus. De Sanctis patribus barbarorum incursione in monte Sina et Raithu peremptis // Illustrium Christi martyrum lecti triumphi… / Ed. F. Combefis. P., 1660. P. 88-132). По мнению Р. Девреса, этот памятник был составлен в кон. VI в. синайскими монахами, к-рые имели у себя мощи избиенных отцов, но не знали точно, когда произошло их мученичество (Devreesse R. Le christianisme dans la péninsule sinaïtique, des origines à l'arrivée des musulmans // RB. 1940. T. 49. P. 218). События, описанные в «Сказании...» Н. С., происходят в тот же день, что и у Аммония, но в др. год и в др. местах, упоминаются др. имена погибших монахов (Gatier. 1989. P. 517-518). В «Сказании...» Аммония нет драматизма и лит. артистизма, но встречаются типичные признаки агиографического жанра: оно изобилует христологической терминологией, рассказами о чудесах монахов и их борьбе со злыми духами, монахи здесь называются мучениками (всего этого нет в «Сказании...» Н. С.). «Мученичество святых Галактиона и Епистимии» - история о кончине знатного юноши Галактиона и его жены, рассказанная их рабом Евтолмием. Первая часть «Мученичества...» посвящена родителям Галактиона и в основных чертах повторяет структуру романа Ахилла Татия «Левкиппа и Клитофонт», из к-рого, как это доказано Линком, заимствуются некоторые этические и этнографические отступления «Сказания...» Н. С. Местом аскетических подвигов Галактиона и Епистимии представлен Синай.

По мнению Р. Вейенборга, «Сказание...» является одним из источников «Исповеди» св. Патрика Ирландского, т. к. рассказ последнего о злоключениях в плену у ирландцев-язычников и о его ночной молитве якобы очень напоминает рассказ Феодула и его молитву в ожидании смерти (Weijenborg. 1967. P. 373-378). Эта гипотеза не нашла поддержки у специалистов. Появление лат. перевода «Сказания...» в сер. V в. (фактически сразу после предполагаемого времени составления греч. оригинала) на зап. окраине Римской империи маловероятно.

«Сказание...», безусловно, является одним из источников греч. «Повести о Варлааме и Иоасафе» (CPG, N 8120; BHG, N 224), христианизированного романа, в основе которого лежит биография Будды. Автор «Повести...», влагая в уста Варлаама описание монашеского идеала и рассказ об образе жизни монахов (Vita Barlaam et Ioasaph. 12. 75-120 // Die Schriften des Johannes von Damaskos. B.; N. Y., 2006. Bd. 6/2: Historia animae utilis de Barlaam et Ioasaph (spuria): Text und zehn Appendices / Hrsg. R. Volk. S. 118-121. (PTS; 60)), опирается на «Сказание...» Н. С. (Nil. Narrat. III 13. 18-23; 14. 23 - 15. 5; 15. 20 -16. 12; 16. 13-17. 23) и заимствует из него целые фразы (Bossina. 2006).

«Сказание...» было известно Никифору Каллисту, к-рый восхваляет автора сочинения за блестящий стиль и эмоциональный пафос рассказа о мученической кончине синайских монахов и о пленении варварами их детей (Niceph. Callist. Hist. eccl. XIV 54 // PG. 146. Col. 1256).